ешь?"
его. Мне казалось, что нет такой силы, которая заставила бы моих соседей
вспомнить - ради чего они объединились и стали кооператорами. Я полагал,
что требуется мировой катаклизм, чтобы их проняло. Если бы мы жили
где-нибудь в Мексике! Я описал бы землетрясение, лишил бы их крова, про-
вел через горе и страдания и, быть может, высек бы искру любви из их
сердец. Но в нашей равнинной местности не бывает землетрясений, а навод-
нениями моих сограждан уже не проймешь... И я швырнул дом в небо вместе
с собою, потому что тоже был кооператором..."
чинении, - одно и то же?!"
Очень уж странный дом. Но нам никто ничего не сказал. Я думала, ты выду-
мал эту историю..."
Ты бы посмотрел хоть раз, сразу стал бы материалистом!"
летали. Во всяком случае, я не наблюдала".
всадник не скакал за Евгением? И Данте не спускался в ад? И Дон Кихот не
воевал с мельницами? И Гулливер не был в плену у лилипутов? И кот Мурр
не писал своих мемуаров?.."
тебя. Вот скажи, ты веришь, что мы лежим на этой раскладушке..."
вительно, чем летающие дома. Это самое удивительное, что есть на свет
е..."
ла, просила, чтобы я после одиннадцати не стучал на машинке... Если бы
Валентин Борисович не ходил ко мне в объединение, небось уже подала бы в
товарищеский суд!"
ь..."
добрые, потому что живут в доме без света, потому что за окнами одни
стены! Ты сам засунул наш дом в расщелину и хочешь, чтобы мы были в нем
счастливы, довольны, обходительны друг с другом! Бытие определяет созна-
ние, Файнштейн правильно сказал".
сится не ко всем. Есть и другой закон".
прекрасной, и все время огорчаешься ее несовершенством. Я же не жду от
нее ничего хорошего, я глубокий пессимист, потому даже незаметные крупи-
цы добра вызывают радость. Лишь пессимист может быть глубоко радостен".
и припоминая интонации любимой, матовый отсвет ее тела, прохладный кон-
чик носа... Кажется, у него снова поднималась температура. Роман подплы-
вал к тихой гавани семейного счастья. Автор мысленно представил себе,
как заживет с Сашенькой, она родит ему дочку, и все начнется сначала...
Пожалуй, что придется писать снова тот же роман!
ся одеваться.
часов. Пробило двенадцать. Возлюбленная упорхнула от сочинителя, как Зо-
лушка, за четверть часа до полуночи... Интересно, что сказал бы милорд?
Автор вспомнил о своем милейшем старике с растроганностью; жаль стало
классика, доживаюшего век в чужой стране за чуждыми занятиями. А ведь
он, поди, не спит, подумал сочинитель. Не сходить ли к нему в гости, не
поведать ли о романе (в обоих смыслах), не получить ли благословение на
брак, в конце концов?
жака веточку традесканции и отбыл из квартиры 1 33 навстречу своему
счастью.
ночные звуки: посапывания и похрапывания, монотонный скрип кроватей, ти-
хий разговор, робкое журчание воды, утекающей из неисправного бачка. Ав-
тору показалось, что, выйдя на лестничную площадку, он вступил в царство
кооперативного сна, который струйка за струйкой просачивался сквозь щели
из квартир, сливаясь в восхитительной грезе о мире и благоденствии. Неу-
довлетворенные дневные желания кооператоров расцветали удивительными
красками фантастических видений. В пространстве плавали сны о моющихся
обоях и электронных задвижках, об импортных гарнитурах и горнолыжных
креплениях, о чашечках, щеточках, подметочках, каблучках и хрустальных
башмачках. Кооператорам снились бывшие возлюбленные, которые в их
объятиях внезапно превращались в грозных жен; им снились олеандровые ро-
щи и шашлыки по-карски в романтических предгорьях, где усатый чеченец,
блестя кинжалом, свежует молодого барашка. Иные из самых смелых оказыва-
лись во снах за границею и въезжали в Париж с какой-то упоительной высо-
ты под музыку композитора Франсиса Лея. Среди приятных снов темными об-
лачками проплывали и кошмарные: выговоры с занесением, протечки в ван-
ной, утеря членского билета. Но они не могли нарушить общей благоприят-
но-сонной картины.
бледных лепестках собственных теней. Светилось лишь одно окно в первом
этаже второго подъезда. Там, за неплотно сдвинутыми шторами, склонился
над письменным столом Игорь Сергеевич. Бывший майор милиции ставил печа-
ти на бланках, энергично выдыхая на штемпель и притискивая его к бумаге.
а вслед за тем появилась шагавшая навстречу сочинителю фигура человека в
котелке и пальто, застегнутом наглухо. Человек свернул к тому же четвер-
тому подъезду, куда направлялся автор. Они встретились внизу, у дверей
лифта, с глухим гулом спускавшегося сверху.
дым лицом. Глубоко посаженные глаза тревожили затаенной мукой. Автору