Англии! Судьи, слушайте же защитительную речь. О, заклинаю вас, сжальтесь!
Над кем? Над собой. Кому угрожает опасность? Вам. Разве вы не видите, что
перед вами весы, на одной чаше которых ваше могущество, на другой - ваша
ответственность? Эти весы держит в руках сам господь. О, не смейтесь!
Подумайте. Колебание этих весов не что иное, как трепет вашей совести. Вы
ведь не злодеи. Вы такие же люди, как и все, не хуже и не лучше других. Вы
мните себя богами, но стоит вам завтра заболеть, и вы увидите, как ваше
божественное естество будет дрожать от лихорадки. Все мы стоим един
другого. Я обращаюсь к людям честным - надеюсь, что такие здесь есть; я
обращаюсь к людям с возвышенным умом - надеюсь, такие здесь найдутся; я
обращаюсь к благородным душам - надеюсь, что их здесь немало, Вы - отцы,
сыновья и братья, значит вам должны быть знакомы добрые чувства. Тот из
вас, кто видел сегодня утром пробуждение своего ребенка, не может не быть
добрым. Сердца у всех одинаковы. Человечество не что иное, как сердце.
Угнетатели и угнетаемые отличаются друг от друга только тем, что одни
находятся выше, а другие ниже. Вы попираете ногами головы людей, но это не
ваша вина. Это вина той Вавилонской башни, какою является наш общественный
строй. Башня сооружена неудачно, она кренится набок. Один этаж давит на
другой. Выслушайте меня, я сейчас объясню вам все. О, ведь вы так
могущественны, будьте же сострадательными; вы так сильны - будьте же
добрыми. Если бы вы только знали, что мне пришлось видеть! Какие страдания
- там, внизу! Род человеческий заключен в темницу. Сколько в нем
осужденных, ни в чем не повинных! Они лишены света, лишены воздуха, они
лишены мужества; у них нет даже надежды; но ужаснее всего то, что они
все-таки ждут чего-то. Отдайте себе отчет во всех этих бедствиях. Есть
существа, чья жизнь - та же смерть. Есть девочки, которые в восемь лет уже
занимаются проституцией, а в двадцать обращаются в старух. Жестокие кары
ваших законов - они поистине ужасны. Я говорю бессвязно, я не выбираю
слов; я высказываю то, что приходит мне на ум. Не далее, как вчера, я
видел закованного в цепи обнаженного человека, на грудь ему навалили целую
гору камней, и он умер во время пытки. Знаете ли вы об этом? Нет. Если бы
вы знали, что творится рядом с вами, никто из вас не осмелился бы
веселиться. А бывал ли кто-нибудь в Ньюкасле-на-Тайяе? Там, в копях, люди
зачастую жуют угольную пыль, чтобы хоть чем-нибудь наполнить желудок и
обмануть голод, Или взять, например, Риблчестер в Ланкастерском графстве:
он так обнищал, что превратился из города в деревню. Я не верю, чтобы
принц Георг Датский нуждался в этих ста тысячах гиней. Пусть лучше в
больницу принимают больного бедняка, не требуя с него заранее платы за
погребение. В Карнарвоне, в Трейт-Море, так же как в Трейт-Бичене,
народная нищета ужасна. В Стаффорде нельзя осушить болото потому, что нет
денег. В Ланкашире закрыты все суконные фабрики. Всюду безработица.
Известно ли вам, что рыбаки в Гарлехе питаются травой, когда улов рыбы
слишком мал? Известно ли вам, что в Бертон-Лезерсе еще есть прокаженные;
их травят, как диких зверей, стреляя в них из ружей, когда они выходят из
своих берлог? В Элсбери, принадлежащем одному из вас, никогда не
прекращается голод. В Пенкридже, в Ковентри, где вы только что отпустили
ассигнования на собор и где вы увеличили оклад епископу, в хижинах нет
кроватей, и матери вырывают в земляном полу ямы, чтобы укладывать в них
своих малюток, - дети, вместо колыбели, начинают жизнь в могиле. Я видел
это собственными глазами. Милорды, знаете ли вы, кто платит налоги,
которые вы устанавливаете? Те, кто умирает с голоду. Увы, вы
заблуждаетесь. Вы идете по ложному пути. Вы увеличиваете нищету бедняка,
чтобы возросло богатство богача. А между тем следовало бы поступать
наоборот. Как! Отбирать у труженика, чтобы давать праздному, отнимать у
нищего, чтобы дарить пресыщенному, отбирать у неимущего, чтобы давать
государю! О да, в моих жилах течет старая республиканская кровь! По-моему,
все это отвратительно. Я ненавижу королей. А как бесстыдны ваши женщины!
Недавно мне рассказали печальную историю. О, я ненавижу Карла Второго!
Этому королю отдалась женщина, которую любил мой отец; распутница! она
была его любовницей в то время, как мой отец умирал в изгнании. Карл
Второй, Иаков Второй; после негодяя - злодей. Что такое в сущности король?
Безвольный, жалкий человек, раб своих страстей и слабостей. На что нам
нужен король? А вы кормите этого паразита. Из дождевого червя вы
выращиваете удава. Солитера превращаете в дракона. Сжальтесь над
бедняками! Вы увеличиваете налог в пользу трона. Будьте осторожны, издавая
законы! Берегитесь тех несчастных, которых вы попираете пятой. Опустите
глаза. Взгляните себе под ноги! О великие мира сего, на свете есть и
обездоленные! Пожалейте их! Пожалейте самих себя! Ибо народ - в агонии, а
те, кто умирает внизу, увлекают к гибели и тех, кто стоит наверху. Смерть
уничтожает всех, никого не щадя. Когда наступает ночь, никто не в силах
сохранить даже частицу дневного света. Если вы любите самих себя, спасайте
других. Если корабль гибнет, никто из пассажиров не может относиться к
этому равнодушно. Если потонут одни, то и других поглотит пучина. Знайте,
бездна равно подстерегает всех.
необычности этой речи было достаточно, чтобы развеселить высокое собрание.
унизительнее таких мучений, что может вызвать в человеке большую ярость?
Именно это испытывал Гуинплен. Слова его бичевали, лицо вызывало хохот.
Это было ужасно. В голосе его зазвучали вдруг пронзительные ноты:
издеваются над предсмертным хрипом. Ах да, ведь они всемогущи. Возможно.
Ну, хорошо, будущее покажет. Ах, да ведь я тоже один из них. Но я и ваш, о
бедняки! Король продал меня, бедняк приютил меня. Кто изувечил меня?
Монарх. Кто исцелил и вскормил? Нищий, сам умиравший с голоду. Я - лорд
Кленчарли, но я останусь Гуинпленом. Я из стана знатных, но принадлежу к
стану обездоленных. Я среди тех, кто наслаждается, но душой я с теми, кто
страждет. Ах, как неправильно устроено наше общество! Но настанет день,
когда оно сделается настоящим человеческим обществом. Не будет больше
вельмож, будут только свободные люди. Не будет больше господ, будут только
отцы. Вот каково будущее. И тогда исчезнут и низкопоклонство, и унижение,
и невежество, не будет ни людей, превращенных в вьючных животных, ни
придворных, ни лакеев, ни королей. Тогда засияет свет! А пока - я здесь.
Это право дано мне, и я пользуюсь им. Есть ли у меня это право? Нет - если
я пользуюсь им для себя. Да - если я пользуюсь им для других. Я буду
говорить с лордами, ибо я сам - лорд. О братья мои, томящиеся там, внизу,
я поведаю этим людям о вашей нужде. Я предстану перед ними, потрясая
вашими жалкими отрепьями, я брошу эти лохмотья рабов в лицо господам; и
им, высокомерным баловням судьбы, уж не избавиться от воспоминания о
страждущих; им, владыкам земли, не освободиться от жгучей язвы нищеты, и
тем хуже для них, если в этих лохмотьях кишит всякая нечисть, тем лучше,
если она обрушится на львов.
четвертом мешке с шерстью.
замечать, придало веселью палаты еще более бурный характер. Раньше кричали
"браво", теперь стали кричать "ура". От рукоплесканий перешли к стуку
ногами. Можно было подумать, что находишься в "Зеленом ящике". Но в
"Зеленом ящике" хохот толпы был торжеством Гуинплена, здесь же этот хохот
уничтожал его. Смех стремится стать смертоносным оружием. Иногда хохотом
пытаются убить человека.
изощряться в остроумии. Своим тупым зубоскальством оно отстранит от себя
самый очевидный факт и осудит его, прежде чем разберется, в чем дело.
Всякое происшествие - это вопросительный знак. Смеяться над ним - значит
смеяться над загадкой. Но позади загадки - сфинкс, и он отнюдь не смеется.
Шекспиру:
любивший изрекать сентенции, восклицал:
человеческих уст заговорила и звериная пасть.
перекошенный рот придавали лорду Ярмуту глубокомысленный вид.
Гауф, епископ Личфилдский и Ковентрийский, на доходы которого посягнул в
своей речи Гуинплен.
он называет пыткой, не что иное, как разумная мера, именуемая "длительный
допрос с пристрастием". Пыток в Англии не существует.
Ура!
Особенно бесновались, захлебываясь от хохота и от ненависти, четверо из
них: Лоуренс Хайд, граф Рочестер, Томас Тефтон, граф Тенет, виконт Хеттон
и герцог Монтегю.
Уорингтон, Эскрик, Ролстон, Рокингем, Картрет, Ленгдейл, Банистер Мейнард,
Гудсон, Карнарвон, Кавендиш, Берлингтон, Роберт Дарси, граф Холдернес,
Отер Виндзор, граф Плимут, - рукоплескали.
Максимов Альберт
Мацумото Сэйте
Володихин Дмитрий
Прозоров Александр
Мурич Виктор
Лукьяненко Сергей