пришита несколькими кнопками. Чувствовалось с одного взгляда: улетучился,
исчез дух обреченности, еще днем витавший здесь.
еще, видимо, томилось, - перебежали на физиономию Толстунова, остались
неспокойными.
чрезвычайных происшествий в батальоне не было. Подразделения занимали
прежние позиции, в этот час пропускали отходивших. Рапорт окончен.
подзаправимся.
стряслось. В один миг он засиял, залоснились его круглые щеки.
этим вином, льющимся в стакан медленной, густой струей, мы запиваем
испанские сардины и обиходную рисовую кашу, сдобренную салом.
Бозжанов. Минуту спустя дверь снова открывается. В свете неяркой
керосиновой лампы, висящей над столом, вижу, как входит Исламкулов. За ним
ступает притихший Бозжанов.
делась плавность его черт, вся его приятная взору стать? Уголок его рта
подергивается.
унижения. - И повторил: - За нами гнались.
всех, был все время с нами... Тоже испытал унижение.
интеллигенции, что хранила, передавала сынам предания, традиции, древнюю
славу народа, опустился на стул, открыто страдая.
боепитания полка лейтенанта Гуреева - немолодого, изрядно за тридцать, уже
с лысиной на темени.
поухаживать? На, тащи папиросу! Рахимов, в честь гостей не скопидомничай,
потряси запасец!
Крупные губы Гуреева тоже не отпустили стакана, пока он не был осушен.
душевные шлюзы у наших обоих гостей, полился рассказ.
"Надо их восстановить". Вот этот клочок, эта страница еще не собранной
книги, носящей название "Семнадцатое ноября".
у села Ядрово, был вызван в штаб батальона. Захватив связного, взяв
полуавтомат, он пошел кружной лесной тропинкой. Она вывела к прогалине,
где расположились походные кухни. Под гром пальбы кашевары в засаленных
передниках и колпаках занимались своим делом, наряженные на кухню бойцы
заготовляли дрова, чистили картошку. И вдруг, когда Исламкулов совсем было
миновал кухни, лесом, с тыла, к прогалине вышла немецкая пехота. Это была
страшная минута. Внезапно затрещали автоматы, засвистели пули. Прозвучал
чей-то панический вопль.
исповедующий заповедь "честь сильнее смерти", властно прокричал:
и лейтенант-штабник Гуреев. Он сразу отдал себя в распоряжение
нерастерявшегося строевого командира. Наряд бойцов, связной, повара
прибились к Исламкулову. Под команду, залпами, они стреляли, перезаряжали
винтовки и снова стреляли. Исламкулов занял место на одном фланге, Гуреев
- на другом. Не позволили врагу подойти. Остановили, принудили залечь.
командир. Они помогли своему батальону. Вкопавшийся в землю батальон был
обращен спиной к проникшим немцам. Повернуть фронт почти невозможно.
Размеренные залпы двадцати винтовок заставили насторожиться каждого бойца
в окопе: в тылу что-то неладно.
десятка воинов, стрелявших вместе с ним, не знали о дальнейшем. Однако
мне, побывавшему у генерала, была уже известна следующая страница.
находившийся в этот час в батальоне, принял решение: вывести батальон из
огневого мешка, перестроиться. Этот трудный маневр удался. Роты снялись,
заняли новые позиции, нависая над врагом. "Кто же вас прикрыл? Какие там
нашлись у нас силенки?" - по телефону допытывался у комиссара Панфилов. И
не получил ответа. Теперь мне предстала разгадка: вот они, герои!
был перехвачен. Он добрался к командному пункту батальона, нашел лишь
пустые стены. Немцы уже обтекали группку Исламкулова. Он приказал отходить
к шоссе. Там натолкнулись на немцев. Те заметили, стали преследовать,
гнали по лесу. Наконец, после долгих метаний, удалось затаиться, дождаться
сумерек в овраге.
передавая эти злоключения. Я сказал:
подвигами моих бойцов. Сотня героев под командой Филимонова разгромила
немецкий батальон. Рота Заева захватила танки. Но и ты на своем месте был
молодцом.
то, что бьет со страшной силой: внезапность. Ты сохранил разум. Пересилил
внезапность... Теперь Панфилову было бы понятно...
- вот!
повара, не захотел у него пообедать? Помнишь - невычищенная винтовка? Так
вот, все произошло как раз там, в том лесу, чуть ли не в том месте.
тосты. Но сейчас я сказал:
предков-родичей, передавших нам, ныне мужам войны, свое достоинство,
гордость и честь, и тех (Баурджан приостановился, грозно проследил за моей
рукой), на чьем огне мы загорались.
осанка; мерность речи.
Впереди полковник Малых, поджарый, почти дочерна загоревший под солнцем
Туркмении, где он прослужил немало лет, сейчас еще потемневший, без
кровинки на впалых щеках. За ним, пятидесятилетним командиром одного из
полков нашей дивизии, следовал начальник штаба, молодой капитан
Дормидонов.
отрицательно повел головой, тяжело прошагал в угол, опустился на пол,
повалился на спину.
позвоните генералу, что я здесь.
даже не расстегнув полушубка, опять вытянулся. Его спутник занял место за
столом, накинулся на ужин. Вымотанный Малых уснул.