воплощением трагической беспомощности человека перед безжалостными,
непостижимыми и равнодушными силами жизни.
опустила руки; его предвещавший недоброе взгляд разом согнал с ее лица
усталое, но мирное и простодушное спокойствие.
неестественно сузившиеся и снова широко раскрывшиеся глаза и, наконец,
одно слово:
стоявшую тут же, у двери.
и, не вымолвив ни слова, тяжело рухнула на пол. А Тайтус смотрел на нее и
кивал, словно говоря: "Вот, вот. Только так и могло быть. Вот она и
избавилась от этого ужаса". Он медленно встал, подошел к жене и,
опустившись на колени, попытался приподнять ее. Потом так же медленно
поднялся, вышел из кухни и, обойдя дом, направился к полуразрушенному
крыльцу, где сидел Орвил Мейсон, глядя на заходящее солнце и раздумывая о
том, какое горе поведал этот жалкий, неудачливый фермер своей жене. Ему
даже захотелось на минуту, чтобы все было по-иному, чтобы этого дела, хоть
оно и выгодно ему, Мейсону, вовсе не существовало.
Олдена, поспешил к пристройке. Увидев на полу безмолвную и бесчувственную
миссис Олден, почти такую же маленькую и хрупкую, как и ее дочь, он поднял
ее своими сильными руками, пронес через столовую в большую общую комнату и
положил здесь на расшатанную кушетку. Потом нащупал ее пульс и бросился за
водой. При этом он огляделся по сторонам, нет ли поблизости сына, дочери,
соседки, кого-нибудь, но никого не увидел и, поспешно вернувшись к миссис
Олден, слегка обрызгал водой ее лицо и руки.
стоящим на коленях подле жены.
Уилкокса, телефоном которого лишь недавно пользовалась Роберта.
врача, и почти сейчас же вернулся вместе с миссис Уилкокс и ее дочерью. А
затем - нескончаемое ожидание, пока не явились соседи и, наконец, доктор
Крейн; с последним Мейсон посовещался о том, можно ли будет сегодня же
поговорить с миссис Олден о важном и секретном деле, которое привело его
сюда. И доктор Крейн, на которого произвели большое впечатление
внушительные, официальные манеры мистера Мейсона, признал, что это,
пожалуй, будет для нее даже лучше.
миссис Олден привели в чувство, и, все вновь подбадриваемая и
успокаиваемая, она смогла наконец выслушать обстоятельства дела, а потом и
ответить на вопросы Мейсона о загадочной личности, упоминавшейся в письме
Роберты. Она припомнила, что Роберта говорила лишь об одном человеке,
который оказывал ей особое внимание, да и говорила-то о нем только раз, в
минувшее рождество. Это был Клайд Грифитс, племянник богатого ликургского
фабриканта Сэмюэла Грифитса, заведующий тем отделением, где работала
Роберта.
Мейсон и Олден, что племянник такого важного лица может быть обвинен в
убийстве Роберты. Богатство! Положение в обществе! Понятно, Мейсон склонен
был поразмыслить и помедлить, прежде чем выступить с таким обвинением.
Слишком огромная была, на его взгляд, разница в общественном положении
этого человека и утонувшей девушки. А все же могло быть и так. Почему нет?
Пожалуй, юноша, занимающий такое положение, скорее, чем кто-либо другой,
способен мимоходом завести тайный роман с такой девушкой, как Роберта, -
ведь Хейт говорил, что она очень хорошенькая. Она работала на фабрике его
дяди и была бедна. И к тому же, как сообщил Фред Хейт, кто бы ни был
человек, с которым была эта девушка в час своей смерти, она решилась на
сожительство с ним до брака. Разве это не характерно? Именно так и
поступают богатые и развращенные молодые люди с бедными девушками. Мейсон
в юности перенес немало ударов и обид, сталкиваясь с преуспевающими
счастливцами, и эта мысль показалась ему очень убедительной. Подлые
богачи! Бездушные богачи! А мать и отец, конечно, непоколебимо верили в
невинность и добродетель дочери.
этого молодого человека, но и никогда не слыхала о ком-либо другом. Она и
ее муж могли дополнительно сообщить только, что в последний раз, когда
Роберта приезжала на месяц домой, она чувствовала себя не совсем здоровой,
ходила вялая и часто ложилась отдыхать. И еще что она все писала письма,
которые отдавала почтальону или сама опускала в ящик внизу на перекрестке.
Отец и мать не знали, кому были адресованы эти письма, но Мейсон тут же
сообразил, что почтальон, вероятно, это знает. Далее, за месяц, который
Роберта провела дома, она сшила себе несколько платьев - кажется, четыре.
А в последнее время ее несколько раз вызывал к телефону какой-то мистер
Бейкер, - это Тайтус слышал от Уилкокса. Уезжая, она взяла с собой только
те вещи, с которыми приехала: небольшой сундучок и чемодан. Сундучок она
сама сдала на станции в багаж, но Тайтус не мог сказать, отправила она его
в Ликург или еще куда-нибудь.
тут ему вдруг пришло в голову: "Клифорд Голден - Карл Грэхем - Клайд
Грифитс!" Одни и те же инициалы и сходное звучание этих имен поразили его.
Поистине странное совпадение, если только этот самый Клайд Грифитс никак
не замешан в преступлении! И ему уже не терпелось найти почтальона и
допросить его.
тело Роберты и установит, что именно ей принадлежали вещи в чемодане,
оставленном на станции Ружейной, - он мог также убедить почтальона
говорить начистоту, и потому Мейсон попросил старика одеться и поехать с
ним, уверяя, что завтра же отпустит его домой.
отправился на почту допрашивать почтальона.
около прокурора, похожий на гальванизированный труп. Роберта за время
последнего пребывания здесь передала ему несколько писем - двенадцать, а
то и пятнадцать, - сообщил почтальон и вспомнил даже, что все они были
адресованы в Ликург, какому-то... как его?.. да, верно, Клайду Грифитсу,
до востребования. Мейсон немедленно отправился с почтальоном к местному
нотариусу, который по всем правилам закона запротоколировал эти показания.
Потом прокурор позвонил к себе в канцелярию и, узнав, что тело Роберты уже
доставлено в Бриджбург, поспешил туда со всей скоростью, какую только
можно было развить на его машине. В десять часов вечера в приемной
"Похоронного бюро братьев Луц" вокруг утопленницы собрались Бэртон Бэрлей,
Хейт, Эрл Ньюком. Тайтус, едва не теряя рассудок, смотрел в лицо дочери. И
тут Мейсон получил возможность, во-первых, убедиться, что это
действительно Роберта Олден, и, во-вторых, решить для себя вопрос; можно
ли считать ее девушкой из тех, которые с легкостью идут на недозволенную
связь, на какую указывала запись в гостинице на Луговом озере. Нет, решил
он, она не такая. Здесь налицо хитрый и злой умысел - совращение и
убийство! Ах, негодяй! И до сих пор не пойман! Политическая значимость
этого дела отошла в представлении Мейсона на задний план, уступив место
гневу и ненависти ко всем богачам.
колени перед дочерью, страстно прижимал к губам ее маленькие ледяные руки
и неотрывно, лихорадочным, протестующим взглядом всматривался в ее
восковое лицо, обрамленное длинными каштановыми волосами, - все
предвещало, что едва ли общество формально и беспристрастно отнесется к
этому делу. Глаза всех присутствующих были полны слез.
Луц, трое их приятелей - владельцы автомобильной мастерской по соседству,
- Эверет Бикер, представитель газеты "Республиканец", и Сэм Тэксон,
редактор газеты "Демократ", стоя в дверях, через голову друг друга с
почтительным страхом заглядывали в комнату, он вдруг вскочил и неистово
кинулся к Мейсону с криком:
его заставят страдать, как страдала моя добрая, чистая девочка. Ее убили,
вот что! Только убийца мог вот так завезти девушку на озеро и так ударить
- он ее ударил, это всякому ясно! - И Тайтус указал на лицо мертвой
дочери. - У меня нет денег, чтобы судиться с таким негодяем, но я буду
работать... Я продам ферму...
тогда Орвил Мейсон, которому передался скорбный и мстительный порыв
несчастного отца, выступил вперед и воскликнул:
Призываю всех вас, джентльмены, в свидетели: тело опознано. И если
подтвердится предположение, что ваша бедная девочка убита, мистер Олден, я
как прокурор торжественно обещаю вам не пожалеть ни времени, ни денег, ни
сил, чтобы выследить этого негодяя и отдать его в руки властей. И если
правосудие в округе Катараки стоит на высоте - а я в этом убежден, - вы
можете положиться на любой состав присяжных, который будет подобран нашим
здешним судом. И вам не придется продавать вашу ферму!