Чтение 120–й страницы книги ~Анж Питу~

далек от мысли быть в тягость моим согражданам, что многие из них выбрали
меня командиром.

- Да? - произнес аббат с таким изумлением и таким ужасом, словно наступил
на змею.

- Да, да, выбрали меня командиром, - любезно повторил Питу.

- Командиром чего?

- Командиром войска свободных людей, - отвечал Питу.

- О Боже мой! - вскричал аббат. - Несчастный сошел с ума.

- Командиром Национальной гвардии Арамона, - закончил Питу с притворной
скромностью.

Аббат наклонился к Питу, чтобы лучше разглядеть в его чертах
подтверждение своих слов.

- В Арамоне есть Национальная гвардия! - взревел он.

- Да, господин аббат.

- И ты ее командир?

- Да, господин аббат.

- Ты, Питу?

- Я, Питу.

Аббат воздел руки горе, как Финей.

- Какая мерзость! - пробормотал он.

- Вам, должно быть, известно, господин аббат, - ласково сказал Питу, -
что Национальная гвардия призвана охранять жизнь, свободу и собственность
граждан.

- О, о! - в отчаянии стонал старик.

- Ив деревне она должна быть особенно хорошо вооружена, дабы
противостоять бандам разбойников, - продолжал Питу.

- Бандам, главарем которых ты являешься! - вскричал аббат. - Бандам
грабителей, бандам поджигателей, бандам убийц!

- О, не путайте, дорогой господин аббат, - надеюсь, когда вы увидите моих
солдат, вы поймете, что никогда еще более честные граждане...

- Замолчи! Замолчи!

- Не сомневайтесь, господин аббат: мы ваши подлинные защитники,
доказательство чему - то, что я пришел прямо к вам.

- Зачем? - спросил аббат.

- Да вот... - сказал Питу, почесывая в затылке и глядя, куда упала его
каска, чтобы понять, не слишком ли далеко он отступит за линию обороны, если
пойдет и подберет эту существенную часть своего военного обмундирования.

Каска валялась всего в нескольких шагах от парадной двери, выходящей на
улицу Суассон.

- Я спросил тебя, зачем? - повторил аббат.

- Так вот, господин аббат, - сказал Питу, пятясь на два шага по
направлению к каске, - позвольте мне изложить причину моего прихода в
надежде на вашу мудрость.

- Вступление закончено, - пробормотал аббат, - теперь переходи к
повествованию.

Питу сделал еще два шага по направлению к своей каске.

Но всякий раз как Питу делал два шага назад, к своей каске, аббат, чтобы
сохранить разделявшее их расстояние, делал два шага вперед, к Питу.

- Так вот, - сказал Питу, начиная храбриться по мере приближения к орудию
обороны, - солдатам необходимы ружья, а у нас их нет.

- Ах, у вас нет ружей! - вскричал аббат, притопывая от радости. - У них
нет ружей! Ах, вот, право, бравые солдаты!

- Но, господин аббат, - сказал Питу, делая еще два шага к каске, - когда
нет ружей, их находят.

- Да, - сказал аббат, - и вы их ищете? Питу поднял каску.

- Да, господин аббат, - ответил он.

- И где же?

- У вас, - сказал Питу, нахлобучивая каску.

- Ружья! У меня! - удивился аббат.

- Да; у вас в них нет недостатка.

- А, мой музей! - возопил аббат. - Ты пришел, чтобы ограбить мой музей!
Кирасы наших древних богатырей на груди этих негодяев! Господин Питу, я вам
уже сказал, вы сошли с ума. Шпаги испанцев из Альмансы, пики швейцарцев из
Мариньяно, чтобы вооружить господина Питу и иже с ним. Ха-ха-ха!

И аббат рассмеялся презрительным и грозным смехом, от которого по жилам
Питу пробежала дрожь.

- Нет, господин аббат, - сказал он, - нам нужны не пики швейцарцев из
Мариньяно и не шпаги испанцев из Альмансы; нет, это оружие нам не подходит.

- Хорошо, что ты хоть это понимаешь.

- Нет, господин аббат, нам нужно не это оружие.

- Тогда какое же?

- Добрые ружья, господин аббат, добрые ружья, которые я часто чистил в
наказание в те времена, когда имел честь учиться под вашим началом: dum me
Galatea tenebat <пока... Галатея была мне подругой (Вергилий Буколики, I,
31).>, - добавил Питу с любезной улыбкой.

- Ишь, чего захотел! - сказал аббат, чувствуя, как от улыбки Питу его
редкие волосы встают дыбом. - Ишь, чего! Мои ружья!

- То есть единственное ваше оружие, которое не имеет никакой исторической
ценности и может сослужить хорошую службу.

- Ах, вот в чем дело, - сказал аббат, поднося руку к рукоятке своей
плетки, словно капитан к эфесу шпаги. - Ах, вот в чем состоят твои
предательские планы!

Питу перешел от требования к просьбе:

- Господин аббат, отдайте нам эти тридцать ружей.

- Назад! - произнес аббат, наступая на Питу.

- И вы заслужите славу, - сказал Питу, отступая на шаг, - человека,
который помог освободить страну от угнетателей.

- Чтобы я дал в руки врагов оружие против себя и своих единомышленников!
- вскричал аббат. - Чтобы я дал врагам оружие, из которого они будут в меня
стрелять!

И, вынув из-за пояса плетку, он замахнулся на Питу:

- Никогда! Никогда!

- Господин аббат, ваше имя будет упомянуто в газете господина Прюдома.

- Мое имя в газете господина Прюдома! - взревел аббат.

- С похвалой вашей гражданской доблести.

- Лучше позорный столб и галеры!

- Так вы отказываетесь отдать ружья? - спросил Питу без большой
уверенности в голосе.

- Отказываюсь, убирайся вон! И аббат указал Питу на дверь.

- Но это произведет дурное впечатление, - сказал Питу, - вас обвинят в
недостатке гражданских чувств, в предательстве. Господин аббат, умоляю вас,
не подвергайте себя этому.

- Сделай из меня мученика, Нерон! Это все, о чем я прошу! - воскликнул
аббат с горящими глазами, больше похожий на палача, чем на жертву.

Во всяком случае, такое впечатление он произвел на Питу, и Питу снова
попятился.

- Господин аббат, - сказал он, делая шаг назад, - я мирный депутат, борец
за восстановление порядка, я пришел...

- Ты пришел, чтобы разграбить мое оружие, как твои сообщники грабили Дом
Инвалидов.

- За что удостоились многочисленных похвал, - сказал Питу.

- А ты здесь удостоишься многочисленных ударов плеткой, - посулил аббат.

- О, господин Фортье, - сказал Питу, хорошо знакомый с плеткой аббата, -
вы не станете так нарушать права человека.

- А вот ты сейчас увидишь, мерзавец! Подожди у меня!

- Господин аббат, меня защищает мое звание посланника.

- Вот я тебя!

- Господин аббат! Господин аббат!! Господин аббат!!! Питу дошел до двери,
выходящей на улицу; теперь надо было принять бой или бежать. Но для того,
чтобы бежать, необходимо было открыть дверь, а для того, чтобы открыть
дверь, надо было обернуться.

При этом, оборачиваясь, Питу подставлял ударам противника незащищенную
часть своей особы, которую толком не закрывает даже кираса.

- Ах, так тебе понадобились мои ружья! - сказал аббат - Так ты пришел за
моими ружьями... Так ты мне говоришь: ружья или смерть!..

- Господин аббат, я ничего такого не говорил, - оправдывался Питу.

- Ну что ж? Ты знаешь, где они, мои ружья, можешь задушить меня, чтобы
ими завладеть. Только через мой труп.

- Я на это не способен, господин аббат.

И Питу, положив руку на щеколду и глядя на поднятую руку аббата, считал
уже не число ружей, хранящихся в арсенале аббата, но число ударов, могущих
слететь с хвоста его плетки.

- Так значит, господин аббат, вы не хотите отдать мне ружья?

- Нет, я не хочу тебе их отдать.

- Вы не хотите раз?

- Нет.

- Вы не хотите два?

- Нет.

- Вы не хотите три?

- Нет, нет и нет.

- Ну что ж, - произнес Питу. - Оставьте их себе.

И он быстро обернулся и бросился в приоткрытую дверь.

Но как он ни торопился, мудрая плетка успела со свистом опуститься и так
сильно хлестнуть Питу пониже спины, что, несмотря на всю свою храбрость,
покоритель Бастилии не мог сдержать крика боли.

На этот крик выбежали несколько соседей и к своему глубокому удивлению
увидели Питу, бегущего сломя голову с каской и саблей, и аббата Фортье,
размахивающего своей плеткой, как карающий ангел огненным мечом.

Глава 65