рассказы. Пурга, зима, минус тридцать пять. И через реку вечнаЯ стрелка-
Руказатель: ЕВРОПА С АЗИя... Почему у менЯ нет этой пурги? Почему у менЯ
нет моста и этой стрелкиРуказателя? Почему у менЯ только учебники в
детстве?!
Если Михаил выйдет на улицу, его могут забрать, не пустить в метро, как
наглотавшегосЯ таблеток. ТЛожись спать!У С Я пытаюсь затолкать его в
постель. Однако он дергается, рветсЯ и даже царапает меня. Наконец, лег;
в свитере. Он, мол, всегда спит одетый. Торчит изРпод одеяла седая, ста-
раЯ голова, жизнь позади!
Я сделал ему чашку сладкого чая, чтобы поддержать
сердце. Спит. (Дергает ногами, это он ускоряет шаг через
Урал С через продуваемый мост. Пурга. Когда ветер
свирепеет, щека мальчишки вымерзает до черных пятен. И
долго болит.)
Конобеевых).
Михаил встает с постели, С комедия. Ворчит: ему, мол, не хочетсЯ вста-
вать, ему надоело ставить чайник на огонь! Ему не хочетсЯ чистить зубы
(всю жизнь чищу, сколько можно!), ему не хочетсЯ есть, пить, ему не хо-
четсЯ жить С ему хочетсЯ только посмотреть Малевича и опять упасть в
постель.
С а как ты, к примеру, встаешь поутру: неужели с песней?.. Ну да, Я по-
нимаю, пурга через мост, река с указателем, уральское здоровье, а где
испанскому еврею взять уральского здоровья?.. Мне бы тоже неплохо каждое
утро мыть Яйца в холодном Гвадалквивире. Я тебе говорил, что мои далекие
предки из Испании? Там ведь Гвадалквивир, и тоже, небось, есть какойРни-
какой мост.
водку! С Михаил никак не может попасть в штанину ногой.
видишь, как трясутсЯ руки?.. Приходила вчера племянница с сынулей. Уве-
ряла, что менЯ никогда не опубликуют. Потому что в моих текстах ненорма-
тивнаЯ лексика С ее, видите ли, коробит. Сынулю привела, а значит, мне
он внук. Боже мой! Нам с тобой вместе больше ста лет! Я уже не хочу жить
С Я хочу только стрекотать на машинке. Ты думаешь, она оставила мне ма-
лость деньжат? Хрена! Отгадай, что она принесла в виде подарка родствен-
нику... С надев, наконец, брюки, пошатываясь, Михаил идет к своему порт-
фелю и вытаскивает: С Во! Банка селедки!.. мы ее щас опубликуем.
промах. Резкое движение С и Я сдираю себе на руке кожу, кровь.
банку селедки! С Михаил спрашивает, кто у менЯ тут соседи (то есть у Ко-
нобеевых, у которых Я сторожу).
лоденькаЯ девушка. Соседка. ВсЯ тоненькая, свеженькая. Она уже в дверях
улыбается. (Полагает, мы ее приметили и поРстариковски кокетничаем.)
молодая, была нужна и несомненно интересна сразу двум соседям. (Мужчи-
нам!)
ваем селедку, бросаем ее на ломти хлеба и жуем. Мои усы еще неделю будут
отдавать пахучей памятью о походе на Малевича.
Под знаком Марса
болтали за чаем. Разговор наш был (бывал) не то чтобы легкомыслен, но
всегда легок, необязателен, как случайнаЯ импровизациЯ двух редко видя-
щихсЯ приятелей С от чаЯ к чаю, как времЯ от времени.
ным, а свое (лет на двадцать пять моложе) С поколением политиков и биз-
несменов.
мол, молодые, пока что без судьбы и потому не можете знать масштаба
проблемы: вы даже на чуть не представляете себе (а Я, мол, уже представ-
ляю), что значит остатьсЯ без Слова, жить без Слова. И так далее...
словами набросал картинку: представил целое поколение, шагающее по мос-
ковским улицам с повестями под мышкой. Каждого из идущих он вооружил
папкой, в папке повесть, а сама папка завязана тесемочками. (А тесемоч-
ки, он улыбнулся, белоРкальсонного цвета. Он Якобы слышал от родителей.)
Три юнца, у каждого под мышкой повести или новеллы, идут улицей, говорят
о Достоевском и Джойсе, о страстях по ТНовому мируУ С взволнованные и
слегка сумасшедшие, они спорят, слепо наталкиваясь на встречных прохо-
жих. И один из них (косноязычие волнения, ему не хватает слов) непремен-
но размахивает руками! Шли они каждой улицей и каждой кривенькой улоч-
кой, а значит, их тысячи, десятки тысяч шли на улицах Москвы, Питера,
Нижнего Новгорода, Ростова, њелябинска... каково?!. Солдаты литературы ,
армиЯ , С увлеченно говорил (рисовал) господин Ловянников. А Я не возра-
зил.
прорехи 60-х и отчасти 70-х, памятных мне (и моему поколению), восстал
образ этой кривенькой московской улицы, и на ней, на повороте С два или
три молодых человека в свитерах. (Массовой джинсы еще не было.) Да, да,
в свитерках! С в простеньких свитерках, трое, с рассказами и повестями,
с папками под мышкой. (Насчет белых тесемок, белые ли? С не помню.) Как
и теперь, в 90-е, по этим же российским улицам и улочкам идет поколение
бизнесменов... Ловянников настаивал: именно бизнесмены, к чертям грубо-
мордых политиков и сладкомордых тележурналистов С пена! (Мыльная, мол,
пена первой, то есть самой начальной и грязной стирки.) Идут в костюмах,
при галстуке, с попискивающими в карманах радиотелефонами, и ведь тоже о
своем сокровенном С о бизнесе, о черном нале (наличности), о биржевом
курсе и сдавивших горло налогах. У троицы тоже вполне пророческий вид и
легкаЯ поступь. А один из молодых бизнесменов (волнение, не хватает
слов) размахивает руками. На улицах и улочках Москвы, Питера, Нижнего
Новгорода, Ростова, њелябинска...
лась жизнь поколений в день отъезда господина Ловянникова С можно ска-
зать, в час его скорого отъезда. В тот самый час, когда Ловянников ос-
тавлял мне на месяцРполтора свою квартиру, сторожить и жить. Ловянников
бывал заметно возбужден отъездом. Пес Марс, тоже в предотъездном волне-
нии, сидел на полу и нам внимал.
вал прекрасно С к Ловянникову приходила молодаЯ красиваЯ женщина, тоже в
этот час сидела с нами. Если втроем, Ловянников и она пили кофе из ма-
леньких чашек, а Я предпочитал все тот же чай. (Заваривали специально
длЯ меня.)
рассуждал Ловянников, звавшийсЯ в общаге поначалу всего лишь бухгалте-
ромРэкономистом.
С Да хоть бы немного! С смеялсЯ Я.
Сертаков Виталий
Бажанов Олег
Шилова Юлия
Мурич Виктор
Сертаков Виталий
Шилова Юлия