выждать, всадники могли померещиться, может быть, это просто
путешественники, да и труба опасна, как все знают.
глазам, не стал уличать старика в трусости перед стрельбой. Он предложил
привязать фитиль, а всем спуститься вниз.
пришлось довольно долго. Как часто бывало, неравномерная смесь принялась
шипеть, как вода на раскаленной плите. Гнев пробужденного огнем черного
дракона длился бесконечно для солдат, робко жавшихся внизу.
порохом до дула был, конечно, лишь образным выражением. По простому
небрежению труба получила чрезмерный заряд. Башня сверкнула, выбрасывая
густой черный дым. Крышу снесло, и верх рухнул на головы неосторожных,
которые раздразнили великую силу.
нескольких труб грохнули выстрелы, более удачные для целости самих труб и
стрелков. Никто из самых ленивых, сонных солдат не смог бы сослаться, что
не слышал тревоги, как заметил себе Юэ Бао для возможного доклада Хао
Цзаю.
над тремя преступниками, уличенными в ночном грабеже и убийстве.
Обвиненные в надетых на шеи тяжелых досках - кангах, сжимавших также и
кисти рук, выслушивали приговор на коленях. Из уваженья к суду и высокому
сану судьи все присутствовавшие тоже пребывали на коленях.
ожиревший, почтительно полз от порога, чтобы доложить правителю о
появлении "степных червей". Остановив невежу и невежду движением руки, Хао
Цзай закончил торжественную формулу приговора.
свел, по привычке мыслителя, к первому положению, двойному: либо дикие
хотят сорвать выкуп, как произошло в Калче, либо захотят взять город, дабы
взять все. Каждая часть двойного, в свою очередь, предлагает две новые
части. Следовало сначала исключить одно из двух первых...
и правитель вынес смертный приговор. За совершенные преступления
полагалась мучительная казнь, с предварительным объявлением о дне,
публичная для воспитующего устрашения. Ввиду угрозы войны правитель
воспользовался своим правом помилования: приказал казнить немедленно перед
ямынем простым отсечением головы. В предстоящем беспорядке осужденные
преступники вообще могли избежать наказания. Хао Цзай проявил
предусмотрительность, которую вряд ли кто успел оценить, но Хао Цзай не
нуждался ни в лести, ни в одобрении.
укреплений находились и сотни караван-сараев, складов и самых различных
жилищ, от крепко поставленных заезжих и торговых домов До беспорядочных
сборищ лачуг и лачужек с населением, постоянно обременявшим власть
заботами. Тому пример - только что законченное судебное разбирательство,
отнюдь не радующее судью. Подобные гадостные занятия утомляли душу
правителя Туен-Хуанга. Мудрые правила человеческого общежития были
установлены Кун-Цзы пятнадцать веков тому назад! Каков же тогда был мир,
коль столько усилий оставили так много грязи. История ничего не сообщала о
распространении преступности, что не обманывало Хао Цзая. Сам историк, он
знал, что дурное следует гасить молчанием.
обитали грузчики, погонщики, которые нанимались в караваны взамен тех, кто
не хотел далеко уходить за пределы Поднебесной или не желал идти в нее с
караваном, пришедшем с запада. Ютились здесь и самые различные
ремесленники, например, скульпторы забавных изделий из мягкого камня,
грубых, но развлекающих воображение, и подобные им живописцы. Гнездились
поставщики, продававшие женщин на час или на всю дорогу, торговцы детьми,
обученными для любителей. Не все занятия жителей вольного городка были
одинаково почтенны. Власть, как известно, вынуждена мириться, допускать,
чуть ли не поощрять то, от чего мыслитель приходит в негодование: лучше
позволить совершать нечто, бед чего люди еще не могут обойтись, открыто и
под наблюдением, чем путем тщетного запрета погрузить в темноту, где
дурное распустится особенно ядовитыми цветами.
делами, легко устраивались те, которые прикрывались ремеслами и занятиями,
на самом же деле - воры, грабители, скупщики краденого, торговцы и
перепродавцы товаров, не оплаченных, пошлиной. Здесь в проулках и
закоулках всегда бывало многолюдно.
зыбкие стены собственных жилищ, одни бросались к городу, другие - к холмам
Тысячи Пещер. Подбежавшие к городу наткнулись на закрытые ворота. Их крики
и просьбы не повлияли на запоры. Кое-где солдаты, хозяева положения,
торговались, обещая спустить веревку. Кто-то прятался в тайники,
устроенные в городке для разных целей.
городок. Не заскакивая в ограду, они рубили и кололи с выбором, скорее
тешились, чем истребляли. Заполонив, вероятно, больше тысячи человек,
монголы приказывали брать бревна, доски, лопаты, ломать дома, чтобы
запастись орудиями. Здесь монгольскую речь знали многие. Не понимавших или
мешкающих монголы рубили на месте. С удивительной для защитников
Туен-Хуанга быстротой на них ринулась толпа, ощетиненная дрекольями.
стена подверглась полному разрушению, и Юэ Бао забил брешь глинобитным
валом.
шум. Голоса "черных драконов" обладали только призрачным могуществом
звука. Снаряды, может быть, и выбрасывались выстрелами, но если они и
приносили ущерб нападавшим, то никем не замеченный.
защитникам стены высовываться из укрытий. Скоро и в этом не стало
необходимости. От сухой глины, в которую под ударами рассыпалась стена,
поднялась непроглядная пыль. Выждав, монголы нажали на толпу. Спасаясь от
монгольских клинков и разъяренных суматохой лошадей, несчастные
собственной грудью закончили разрушение.
защитников города. Плотные ряды солдат встретили толпу густым лесом пик,
выровненных самим Юэ Бао по шнуру. Если кто из несчастных жителей и
пытался остановиться, как пловец, влекомый теченьем, то его уносили
невольные разрушители стены, ослепшие от ужаса и пыли, дико рвавшиеся
только вперед, как беглецы в дыме степного пожара.
много раз лучше человека. Через облака истолченной глины на штурм шли не
монголы, а монгольские лошади. Привычные к бездорожью, они умело выбирали,
куда опереться чутким копытом.
все жители Поднебесной равно презирали дикарей. Пусть нищий торговец,
загнанный нуждой в Степь, раболепно изгибался перед дикими. То был
вынужденный и сознательный прием общения с грубой, безмозглой силой.
Внутренне торговец из Поднебесной сохранял такое же сознание своего
превосходства, как и сановник, обманувший послов дикарей.
самых разных доспехах, опираясь один на другого и подпираемые сзади,
стойко ждали. У пленников не было иного выбора, как ринуться на солдат,
солдатам тоже некуда было деваться. Навалившаяся толпа потрясла и строй, и
воображение солдат. Одни невольно подняли пики, другие опустили. Подобное
не предусматривалось, и некоторые, растерявшись, дали вырвать оружие из
своих рук. Обеспамятев, многие пленники напарывались на пики.
построить для защиты опасного места свои главные силы. Они приходили в
беспорядок также и по причине чрезмерной плотности строя. Но и в этом Юэ
Бао был неповинен. Он следовал установленной традиции.
групповому состязанию с конницей, и не могла их создать - не по вине
"бездельников". У солдат были свои правила, и нарушение их могло быть
таким же губительным, как нарушение основ науки сановников.
сотни, прорвавшись вправо и влево, уже скакали по улицам Туен-Хуанга, били
всех попадавшихся - все были чужие.
увеличил беспорядок. Командующий гарнизоном подготовил было опасную для
нападающих хитрость. Четыре боевые трубы были поставлены против
разрушаемой стены и скрыты за строем. По команде передние ряды
расступятся, и огненный вихрь сметет нападающих. Из-за тесноты маневр
никак не удавался, перед черными пастями боевых "драконов" делалось все
теснее, вопреки усилиям самого Юэ Бао.
нанести удар, выпускали из рук бесполезное оружие. Пики, которые никто не
держал, колыхались над задыхающейся толпой, как камыш над озером, а
монголы косили со всех сторон живые колосья.
драконы". Приставленные к ним солдаты добросовестно расходовали порох до
конца, так как монголы, не любившие слезать с седла, не собирались
карабкаться на башни по узеньким, ненадежным лестницам.
солдаты начинают думать о спасении собственной жизни, от утомления и
Семенова Мария
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Конан-Дойль Артур
Суворов Виктор
Конан-Дойль Артур