Чтение 13–й страницы книги ~Бегство от безопасности~

- Подобное притягивает подобное. Ты будешь удивляться этому всю свою жизнь. Выбери любовь и работай, чтобы претворить ее в жизнь, и каким-то образом что-то произойдет - что-то, чего ты не планировал, придет, чтобы совместить подобное с подобным, дать тебе свободу и... направить тебя к твоей следующей кирпичной стене.

- Моя следующая стена! СЛЕДУЮЩАЯСТЕНА?

- Это не так уж страшно. Нам не нужно прилагать усилий, чтобы оказаться в наихудшем положении, которое только можно представить, - как только мы забываем наше волшебство, это происходит само по себе. Но вопрос не в том, как попасть в беду, а в том, как из нее выбраться. Смысл игры - помнить, кто мы на самом деле, и применять наши инструменты. Как научиться, не имея практики?

Он сомневался.

- Не знаю...

Нужно ли ему беспроблемное будущее, подумал я. Зачем он выбрал пространство-время, если ему не нужны проблемы?

- Мысленный эксперимент, - сказал я. - Представь, что в твоем мире нет ничего, что ты хотел бы изменить. И не осталось уже ничего, что можно было бы улучшить.

Он задумался на мгновение.

- Ура! - закричал он. - Это прекрасно!

- О'кей, - сказал я. - Теперь представь, что проходит месяц. Два. Год. Два года. Три. Ну и каково это?

- Мне хочется чего-то нового. Я хочу заняться чем-нибудь другим.

- Вот тебе и причина, по которой существует Мир Образов.

- Мы любим узнавать новое?

- Мы любим припоминать то, что уже знаем. Когда ты слушаешь свою любимую мелодию, или смотришь снова свой любимый фильм, или перечитываешь любимый рассказ, ты ведь заранее знаешь, как это прозвучит, как будет выглядеть и чем закончится? Удовольствие в том, чтобы переживать это еще и еще, столько раз, сколько тебе захочется. То же происходит с нашими силами. Сначала мы просто смутно что-то помним и несмело пробуем Выбор, Принцип Совпадений, Наши Мысли Воплощаются В Нашу Жизнь, Подобное Притягивает Подобное; мы экспериментируем с Законом Изменения Образов, стараясь отразить во внешнем наш внутренний мир.

- Ужасно.

- И когда он меняется - один раз, три раза, десять, - мы становимся смелее и увереннее - Инструменты действуют! Со временем мы начинаем доверять им полностью, вспоминаем все, что должны знать, и можем менять Образы так, как нам этого захочется, и переживать новые приключения по новым правилам.

- Расскажи мне о других Инструментах, - сказал он.

- Сколько их тебе надо? Наши сердца полны космических законов. Достаточно понять и уметь использовать хотя бы некоторые из них, и ничто уже не сможет тебе помешать стать тем, кем ты хочешь.

- Именно поэтому я и разговариваю сейчас с тобой! Я не знаю, кем я хочу стать!

Я нахмурился в тишине перед неразрешимой загадкой.

- А это, - сказал я, - уже серьезная помеха.

Двадцать восемь

Это происходит с каждым, подумал я. Однажды мы откладываем в сторону все, что знаем, и покидаем известное и знакомое. Это нелегко, но где-то внутри мы смутно чувствуем, что расставание с безопасностью - это единственный верный путь.

Сколько раз это случается в нашей жизни?

Мы убегаем от безопасности семьи к незнакомцам на детскую площадку. Бежим от безопасности друзей из соседних домов в бурлящий котел школы. От безопасности сидения за партой -в ужас ответа у доски. От нерушимой тверди вышки в бассейне - в прыжок два с половиной оборота. От простой легкости английского - в глубины немецких умляутов. От тепла зависимости - в ледяной холод самостоятельности. Из кокона обучения - в водоворот бизнеса. От земной тверди - к прекрасному риску полета. От определенности холостяцкой жизни - к изменчивой вере брака. От привычного уюта жизни - в зловещее приключение смерти. Каждый шаг каждой достойной жизни -это бегство из безопасности во тьму, и доверять можно только тому, что мы сами считаем истинным.

Откуда я все это знаю, удивился я, где я этому научился? Нет времени для сна, нет под рукой Дикки, который мог бы услышать мои ответы, - но через миг... я знал!

Двадцать девять

Еще прежде, чем я понял, что дом - это нечто знакомое и любимое, я чувствовал это где-то глубоко внутри, словно спрятанный под словами магнит. Когда я ушел из ВВС, ближайшее место, где я чувствовал себя дома, находилось в Лонг-Бич, Калифорния.

Туда я и переехал, и устроился на работу недалеко от дома в отделе публикаций авиакомпании "Дуглас Эйркрафт". Эта работа - составление руководств пилотам ОС-8 и С-124 -совмещала в себе и печатную машинку, и самолеты. Чего еще желать?

Здание отдела публикаций именовалось А-23 - акры помещений под высокой крышей, гигантский стальной остров, круто вздымающийся из моря автостоянок, обнесенного милями стального забора.

Войти в двери, отметить карточку учета рабочего времени, повернуться, и взору открывается обширная, уходящая за горизонт равнина чертежных столов инженеров, а также однотонный узор белых рубашек, слегка окрашенных в зеленоватый оттенок из-за света флуоресцентных ламп под потолком.

На этих столах рождались чертежи для авиационных руководств, слова же к ним должны были придумывать мы. Выслушать подробное объяснение инженера-проектировщика о том, что, к примеру, происходит при полном включении всех секторов газа, представить себе все, что она имеет в виду, и передать это пилоту так, чтобы он мог это прочесть и понять.

Нас предупредили, что понимание пилотов находится на уровне восьмого класса, но излишне напрягать его не стоит. Как можно меньше слогов. Короткие предложения. Четко составленные инструкции.

Взять, к примеру, "Порядок повторного захода на посадку" для С-124. В "Наставлении пилоту" было написано, что, если командир корабля принимает решение о повторном заходе на посадку, он должен отдать бортинженеру команду "Взлетный режим!", по которой тот передвигает до отказа вперед все сектора газа, переводя двигатели на взлетную, то есть максимальную, мощность.

Через некоторое время, после того как самолет снова переходит к набору высоты, командир отдает следующую команду: "Убрать шасси", и второй пилот должен поднять рычаг уборки шасси, чтобы, убрав шасси, увеличить скорость набора высоты.

В один прекрасный день случилось так, что С-124 вышел на посадку ниже глиссады, и пилот принял решение о повторном заходе.

- Взлетный режим! * - скомандовал он в соответствии с нашим "Наставлением". Бортинженер, приготовившийся к посадке, решил, что самолет находится уже в дюйме от ВПП, и, когда он услышал "Малый газ!"**, он его и убрал, передвинув все сектора на нижний упор.

Таким образом, один из самых больших в мире самолетов грохнулся на землю в полумиле от аэродрома и еще добрую минуту скользил по рисовому полю, теряя части, пока его тупой нос не оказался на первых дюймах ВПП.

Последовавшее за этим резкое недовольство ВВС США докатилось до директора отдела публикаций компании "Дуглас Эйркрафт" в А-23. Мы поспешно изменили команду "Взлетный режим" на "Максимальный режим" и лишний раз убедились, насколько важно тщательно продумать все последствия любого выбираемого нами слова.

Ответственное дело - составление технических текстов.

Большинство из нас, кто писал наставления, сами когда-то были военными пилотами - до того, как превратиться в переписчиков Святого Писания. Мы могли общаться непосредственно с конструктором и выражать сложные понятия словами, доступными всем и каждому. Не просто ответственная работа, а полезное и важное дело всей жизни.

После нескольких месяцев, проведенных там, я, однако, начал испытывать смутное беспокойство. Время от времени редакторы критиковали мой синтаксис, полагая, наверное, что они лучше знают, где, должны, стоять, запятые.

- Остынь, Ричард, остынь, - советовали мне коллеги по работе из-за своих печатных машинок. - Это просто запятая, мы же не пишем здесь Великий Американский Роман. "Дуглас" платит хорошие деньги, и с работы тебя никто не выкинет. Лучше благодари Бога и не комментируй, пожалуйста, знание пунктуации наших редакторов.

Я с трудом пытался приспособиться. К чему эта сухая стерня под моими ногами, когда вон там, за воротами, - свежий мягкий зеленый клевер? Кто бы изводил меня запятыми, если бы я писал для себя? Я, бы, ставил, запятые, только, там где счел, бы, нуж,ным их по,ста,вит,ь,!

Медленно вырастала давняя проблема: у меня было сердце примадонны и тело быка.

- Я ухожу из "Дугласа", - сообщил я однажды за ланчем на стоянке, сидя на переднем крыле своей развалюхи, сменившей трех хозяев. - Я собираюсь немного поработать на самого себя. У меня есть несколько рассказов, которые вряд ли будут напечатаны в Техническом Описании 1-С-124G-1, как бы я ни расставлял в них запятые.

- Конечно, - сказал Билл Коффин, хрустя картофельным чипсом рядом со мной. - Мы все уходим из "Дуглас Эйркрафт". Зак ждет перевода в "Юнайтед Эйрлайнз" в следующем месяце и через год станет капитаном; Уилли Пирсон запатентовал какое-то автоматическое устройство и скоро станет богатым человеком; Марта Дайерс снова отослала свою повесть, и в этот раз ее непременно напечатают и она станет бестселлером. Он порылся в своей сумке. - У меня тут всего слишком много. Хочешь чипсов?

- Спасибо.

- Может быть, это и правда, что свободной коммерцией можно что-то заработать, как все кругом утверждают. Но заметь, Ричард, пока еще никто даже не высунулся за пределы этого забора. Работа в "Дугласе", может, и не так романтична, как, скажем плавание в открытом море на 48-футовом траулере, но знаешь, "Дуглас" - это то, что принято называть безопасностью.

Я кивнул.

- Знаешь, что я имею в виду, говоря о безопасности? Это отнюдь не самая тяжелая в мире работа, и, между нами, нам здесь платят больше, чем кому-либо за гораздо более тяжелую работу. И пока Америка будет нуждаться в пассажирских, а ВВС - в транспортных самолетах, нам с тобой увольнение не грозит.

- Да уж... - Я надкусил край картофельного чипса, больше из вежливости, чем от голода.

- Ты со мной согласен, но все-таки хочешь смыться, так?

Я не ответил.

- Ты что, действительно надеешься что-нибудь заработать своими рассказами? Сколько их тебе нужно будет продать, чтобы получить то, что тебе платят здесь?

- Много, - сказал я.

Он пожал плечами.

- Пиши рассказы в свое удовольствие, а деньги зарабатывай в "Дугласе", и тогда, если рассказы не будут покупать, ты, по крайней мере, не умрешь с голоду. А если их начнут печатать, можешь уволиться в любой момент.

Прозвучала сирена - конец обеденного перерыва, и Билл смахнул остатки своих чипсов на землю - моряцкая забота о чайках.

- Ты все еще мальчишка, ты никого не слушаешь и все сделаешь по-своему, - сказал он. - Но придет время, когда ты с тоской вспомнишь А-23 и замечания редакторов по поводу запятых. - Он указал в другой конец стоянки. - Посмотри туда. Ставлю дайм***, что однажды ты будешь стоять на улице перед этими воротами и вспоминать, что такое безопасность.

Нет! подумал я. Не говорите мне, что моя безопасность может зависеть от кого-то еще, кроме меня! Скажите, что я за все отвечаю. Скажите, что безопасность - это то, что я получаю в обмен на мои знания, опыт и любовь, которые даю миру. Скажите, что безопасность вырастает из идеи, которой посвятили время и заботу. Я требую этого во имя своей истины, независимо от того, сколько солидных чеков может мне выдать бухгалтерия "Дуглас Эйркрафт". Боже, подумал я, я прошу у тебя не работу, а идеи, и позволь мне убраться отсюда вместе с ними!

Я засмеялся, отряхнул крошки и соскочил с крыла.

- Может быть, ты и прав, Уилли. Однажды я буду стоять за этими воротами.

На следующий день я подал заявление и уже к концу месяца стал свободным писателем на пути к голоду.

Двадцать лет спустя, почти в тот же самый день, оказавшись в Лос-Анджелесе, я поехал на юг по Сан-Диего-фривэй, увидел знакомый дорожный знак, повинуясь внутреннему импульсу, свернул на север, вверх по Хоторн-бульвар, затем - немного к востоку.

Каким образом тело запоминает движения? Поворот налево, еще один, теперь вверх по этой авеню, усаженной эвкалиптами.

Был почти полдень, ярко светило солнце, когда я добрался до места. Естественно, сверкающая проволочная изгородь все так же окружала необозримую площадь стоянки, стальная громада здания все так же уходила ввысь, даже выше, чем я помнил. Я остановился у ворот, вышел из машины с гулко бьющимся сердцем. То, что я увидел, меня поразило.

На стоянке сквозь трещины поблекшего асфальта пробивался бурьян, и на все три тысячи мест не было ни одной машины.

Ворота были обвязаны цепями, замкнутыми массивными навесными замками.

Тяжелые времена для свободных писателей, вспомнил я. Но и для больших авиастроительных компаний они тоже бывают тяжелыми.

Вдалеке на стоянке мерцал призрак Билла Коффина, выигравшего, наконец, свое пари. Я стоял один здесь, перед воротами и вспоминал, что значит "безопасность", глядя сквозь сетку на то, что некогда ее воплощало.

Я бросил сквозь сетку дайм старине Биллу и, постояв в тишине, поехал, назад гадая где, он, сейчас.

* Англ. Takeoff Power!

** Англ. Take Off Power!

*** 10-центовая монета

Тридцать

- Мир гибнет в войнах и терроризме, - произнес комментатор, как только загорелся экран телевизора. - Сегодня мы, к сожалению, вынуждены констатировать, что повсюду смерть и голод, засухи, наводнения и чума, эпидемии и безработица, море умирает а вместе с ним - и наше будущее климат меняется леса горят и ненависть в обществе достигла апогея - имущие против неимущих, правильные против всяческих хиппи, экономические спады и озонные дыры и парниковый эффект и флорофлюорокарбоны, многие виды животных вымирают извините вымерли, кругом наркотики, образование мертво, города рушатся, планета перенаселена и преступность завладела улицами и целые страны приходят к банкротству, воздух загрязняется ядовитыми выбросами, а земля - радиоактивными, идут кислотные дожди, неурожаи зерновых, пожары и грязевые сели, извержения вулканов и ураганы и цунами и торнадо и землетрясения разливы нефти и неблагоприятная радиационная обстановка- все, как, по словам многих, предсказано в Книге Настороженности, а кроме того, к Земле приближается огромный астероид, в случае столкновения с которым все живое на планете будет уничтожено.

- Может, переключим на другой канал? - спросил я.

- Этот еще получше остальных, - сказала Лесли.

Дикки малодушничал внутри.

- Мы все умрем.

- Говорят, что так.

Я наблюдал за Армагеддоном на экране.

- И тебе никогда не бывает от этого плохо? -спросил он. - Ты никогда не срываешься, не впадаешь в депрессию?

- Какая от этого польза? Чего ради мне впадать в депрессию?

- От того, что ты видишь! От того, что ты слышишь! Они говорят о конце света! Разве это шутки?

- Нет, - сказал я ему. - Все даже гораздо хуже - настолько, что они не смогут даже рассказать об этом за тридцать минут.

- Тогда надежды нет! Что же ты здесь делаешь?

- Нет надежды? Конечно, ее нет. Капитан! Нет надежды на то, что завтра вещи останутся такими, какими они были вчера. Нет надежды, что существует что-либо, кроме реальности, способное длиться вечно, а реальность - это не пространство и не время. Мы называем это место Землей, хотя его настоящее имя - Изменение. Люди, нуждающиеся в надежде, либо не выбирают Землю, либо не принимают всерьез здешние игры.

Рассказывая ему все это, я почувствовал себя бывалым планетарным туристом, потом понял, что так оно и есть на самом деле.

- Но эти новости, по телевизору, они ведь ужасны!

- Это как в авиации, Дикки. Иногда собираешься в полет, а метеопрогноз предупреждает о надвигающихся грозах, риске обледенения, дожде, песчаных бурях и скрывающихся в тумане вершинах гор, а также сдвиге ветра*, вихревых потоках и слабом индексе подъемной силы. И вообще, сегодня только последний дурак осмелится взлететь. А ты взлетаешь, и полет проходит прекрасно.

- Прекрасно?

- Выпуск новостей сродни метеопрогнозу. Мы ведь летим не сквозь метеопрогноз, а сквозь реальные погодные условия на момент нашего полета.

- Которые неизменно оказываются прекрасными?

- Ничуть. Иногда они оказываются еще хуже, чем сам прогноз.

- И что же ты делаешь?

- Я стараюсь сделать все, что от меня зависит, в данный момент времени в данной области неба. Я отвечаю только за благополучный полет только в погодных условиях того кусочка неба, который занимает мой самолет. Я отвечаю за это, так как сам принял эти условия, выбрав время и направление для носа Дейзи. Как видишь, до сих пор я жив.

- А мир? - в его глазах зажегся интерес: ему было необходимо знать.

- Наш мир - не шар, Дикки, а большая пирамида. В ее основании находятся самые примитивные жизненные формы, которые только можно представить: ненавидящие, злобные, разрушающие ради самого разрушения, бесчувственные, ушедшие всего на шаг от сознания настолько жестокого, что оно разрушает само себя еще в момент рождения. Здесь, на нашей пирамидальной третьей планете, предостаточно места для такого сознания.

- Что же на вершине пирамиды?

- На вершине находится такое чистое сознание, что оно с трудом может различить что-либо кроме света. Существа, живущие ради своих любимых, ради высшего порядка, создания идеальной перспективы, встречающие смерть с любящей улыбкой, какому бы чудовищу ни пришло лишить их жизни ради удовольствия видеть чью-то смерть. Такими существами, наверное, являются киты. Большинство дельфинов. Некоторые из нас, людей.

- Посредине находятся все остальные, - сказал он.

- Ты и я, малыш.

- А мы можем изменить мир?

- Безусловно, - сказал я. - Мы можем изменить мир так, как нам этого захочется.

- Не наш мир. Мир -можем ли мы сделать его лучше?

- Лучше для нас с тобой, - сказал я, - не значит лучше для всех.

- Мир лучше войны.

- Те, кто находится на вершине пирамиды, скорее всего, согласились бы.

- А те, кто на дне...

- ...любят побоища! Всегда найдется причина для драки. Если повезет, то она может иметь оправдание: мы сражаемся за Гроб Господен, или ради защиты отечества, очищения расы, расширения империи или доступа к олову и вольфраму. Мы воюем, потому что нам хорошо платят, потому что разрушение возбуждает больше, чем созидание, потому что воевать легче, чем зарабатывать на жизнь трудом, потому что воюют все вокруг, потому что этого требует мужская гордость, потому, наконец, что нам нравится убивать.

- Ужасно, - сказал он.

- Не ужасно, - сказал я. - Это в порядке вещей. Когда на одной планете сосредоточено такое разнообразие мнений, конфликтов не избежать. Ты согласен с этим?

Он нахмурился.

- Нет.

- В следующий раз выбери планету пооднообразнее.

- Что, если следующего раза не будет? - сказал он. - Что, если ты ошибаешься, говоря о каких-то других жизнях?

- Это не имеет значения, - сказал я. - Мы строим наш личный мир спокойным или бурным в зависимости от того, как именно мы хотим жить. Мы можем создать мир посреди хаоса и разрушение посреди рая. Все зависит от того, куда мы направим свой дух.

- Ричард, - сказал он, - все, что ты говоришь, - так субъективно! Разве трудно представить, что могут существовать вещи, которые тебе не подвластны? Что может быть совершенно иная схема - например, что жизнь существует сама по себе, независимо от того, что ты думаешь или не думаешь, или что весь наш мир - это эксперимент инопланетян, наблюдающих за нами в микроскоп?

- Это тоскливо. Капитан, - не управлять самому. Быстро надоедает. Когда меня просто катают, я чувствую свою ненужность, и это меня злит. Не интересно лететь, когда ты не можешь управлять самолетом, тогда уж лучше выйти и пойти пешком. Пока эти инопланетяне достаточно спокойны и хитры, чтобы я не сомневался в том, что именно я -хозяин своей маленькой судьбы, я играю в их игру. Но как только они посмеют потянуть за ниточки, я их обрежу.

- Может быть, они тянут за ниточки о-ч-е-н-ь о-с-т-о-р-о-ж-н-о, - сказал он.

Я улыбнулся ему.

- До сих пор они себя не выдали. Но если я увижу эти ниточки на своих запястьях, в ту же минуту в ход пойдут ножницы.

Заканчивая документальное живописание катастроф, комментатор пожелал всем счастливого дня и выразил надежду встретиться с нами завтра.

Лесли повернулась ко мне.

- Это Дикки, не так ли?

- Откуда ты знаешь?

- Он беспокоится о будущем.

Она - телепат, подумал я.

- Ты что, разговаривала с ним?

- Нет, - ответила она. - Если бы его не обеспокоило то, что мы только что увидели, я бы подумала, что ты сходишь с ума.

* Атмосферное явление.

Тридцать один

На следующее утро Лесли, что-то напевая, возилась со своим компьютером, когда я остановился у ее дверей. Я постучался.

- Это всего лишь я.

- Не всего лишь ты, - сказала она, подняв голову. - Ты - это очень многое! Ты мой любимый!

Чем бы она ни занималась в данный момент, у нее, по-видимому, все получалось. Если у нее что-то не выходит, она не напевает, не поднимает головы, она просто отводит мне лишнюю дорожку в своем сознании и продолжает одновременно заниматься всем остальным.

- Сколько ты весишь? - спросил я.