Чтение 13–й страницы книги ~Концерт для серотонина с хором сирен~

способа поделиться этим с окружающими. Да тут нечему особенно и завидовать
-- можешь мне поверить!

-- Мне бы и одного раза хватило, -- раскрыв пакет и доставая пончик,
вздохнул джокер. -- А почему ты глотаешь пилюли? Ты что, болен?

-- Да нет, просто прочищаю мозги. Меня уже клонит в сон, а я не могу
позволить себе расслабляться.

-- Почему это не можешь?

-- О, это долгая история. Очень долгая.

-- Никто не рассказывает мне историй теперь, -- опечалился джокер.

-- Вот дьявольщина! А впрочем, почему бы и нет? -- усмехнулся Кройд.

Когда Сопля вдруг заболел и ему стало совсем невмоготу, Кройд,
тщательно заперев за собою входную дверь его обшарпанной двухкомнатной
квартирки, по случаю обставленной выброшенными мебельными останками, прошел
к больному. Потный джокер, лежа на продранной кушетке, бессильно трясся в
жутком ознобе. Кройд отыскал в соседней комнате жестянку, сполоснул под
краном и поднес Сопле напиться. Пока хозяин жадно давился мутной влагой,
Кройд, смахнув в сторону пыльный ржавый шприц и прочие древние
принадлежности наркомана, уселся на жалобно пискнувший табурет.

-- Тебе и раньше приходилось болеть? -- поинтересовался гость.

-- Никогда еще. То есть я всегда чувствую себя как бы замерзшим, но это
совсем другое. То, что со мною сейчас, очень напоминает ощущения, с которых
все когда-то и начиналось.

Кройд прикрыл джокера обрывком найденной в углу занавески и снова
уселся.

-- Может, закончишь рассказывать свою историю? -- попросил больной
после затянувшегося молчания.

-- Да, пожалуй.

Подбодрив себя метамфеткой и дексом разом, Кройд продолжил свое
бесконечное повествование. Увлекся и прозевал момент, когда хозяин
отключился полностью. Кройд все говорил и говорил и вдруг случайно заметил,
что больной совершенно затих и у него перестала блестеть кожа -- подсохла.
Склонившись над телом, Кройд обнаружил, что и черты изменились. И продолжали
медленно меняться -- прямо у Кройда на глазах. Даже "ускорившись" с
приближением фазы сна, он не мог ошибиться в диагнозе -- все признаки
синдрома брошенной карты здесь налицо. И даже в таком своем состоянии Кройд
не мог не ощутить тревожного холодка под лопатками. Сопля уже перенес
болезнь однажды, когда стал джокером, а Кройд не слыхал ни разу, чтобы вирус
затронул кого-либо вторично -- за исключением самого Кройда.

Изумленно покачав головой, Кройд поднялся и вышел на свежий воздух.
Наступил полдень, и он снова проголодался. Вычислить новую смену соглядатаев
особого труда не составило -- Кройд справился с этим за считанные секунды.
Но никаких контрмер принимать не стал, махнул на них рукой -- пусть себе
пока развлекаются. Разумнее сперва поправить желудок, а затем вернуться и
проверить состояние больного Сопли. Разобраться со шпиками он успеет и после
-- перед самым погружением в подземку.

Где-то вдали завыла сирена. Очередной вертолет с красным крестом на
борту прошел невысоко над головой, держа курс на верхний город. Память с
готовностью подсунула Кройду давние картинки совершенного безумия,
творившегося в День брошенной карты, и он тут же стал сомневаться, а стоит
ли терять время на еду. Не разумнее ли будет сейчас же поискать новое
надежное логово? Кройд знал неподалеку одно местечко, куда можно было прийти
прямо с улицы -- принимали любого, никаких документов не спрашивали и лишних
вопросов не задавали. Следовало срочно сходить и проверить наличие в нем
одной свободной койки -- обычно там места хватало, но сейчас кто знает...

Вторая сирена откликнулась, точно мартовский кот, на истошные призывы
первой -- уже с другой стороны. Кройд помахал рукой парню, который висел
головой вниз на высоком фонарном столбе, но тот не внял призыву и -- то ли
обиженно, то ли испуганно -- порхнул прочь.

Где-то неподалеку невнятно загрохотал мегафон -- Кройд сумел различить
лишь собственное имя: Кренсон. Какие очередные гадости сообщал городу
механический голос, разобрать не удалось.

Пальцы сами собой вцепились в крыло припаркованного к обочине
автомобиля. Жалобно взвизгнул под руками рвущийся металл. Кройд повертел
оторванное крыло, яростно скомкал -- из порезов на ладонях просочилась
густая темная кровь. Он должен найти и уничтожить этот мегафон, где бы тот
ни был установлен: на крыше ли полицейского фургона, на стене ли небоскреба
-- да пусть даже на Луне! Он должен прекратить эти грязные разговоры. Он
должен...

Однако они могут ему и помочь, могут отпугнуть от него врагов! --
сообразил Кройд в один из редких моментов просветления, -- врагов, которыми
уже казались подряд все встречные и поперечные. Кроме разве что этого
пугливого парня на столбе -- очередной жертвы безжалостного вируса, -- да
ничтожного джокера по прозвищу Сопля, который просто физически не мог больше
быть ничьим врагом. Кройд швырнул комок металла через всю улицу, задрал к
небу лицо и дико завыл... Все вокруг вдруг снова стало таким сложным, таким
непонятным, буквально непостижимым. И омерзительным вдобавок. Но он должен
взять себя в руки! Он должен!

Кройд сунул окровавленные пальцы в карман, пошарил там, выудил
пригоршню пилюль и проглотил все без разбору. Он должен очухаться и найти
себе убежище, а для этого следует прилично выглядеть.

Кройд пригладил непокорные белые вихры, отряхнул на себе одежду и
наладился идти нормальным размеренным шагом. Здесь совсем недалеко.

И снова они наступали Кройду на пятки! Кому тогда вообще можно
доверять, если нельзя верить даже собственному врачу? Заунывные,
пронзительные вопли сирен окружили Кройда сплошной звуковой пеленой.

Он с корнем выдирал бетонные плиты, гнул по пути фонарные столбы и
крадучись перебегал от переулка к подъезду. Затем укрылся в чьей-то
припаркованной машине. Усталым взглядом провожал пролетающие над крышами
вертолеты, почти не слыша за воем сирен чавканья их лопастей. Но, как ни
странно, призывам громкоговорителей порой удавалось прорвать завесу воющего
безмолвия. Они снова взывали к нему, лгали ему, требовали от него
невозможного. Кройд захихикал. Еще настанет его день!

Неужели док Тахи снова во всем виноват? Воображение услуживо
подсовывало внутреннему оку картинку из прошлого: беспорядочно мечущийся в
полуденном облачном небе на фоне гигантских неуязвимых китов-аэростатов
игрушечный самолетик Джетбоя. Назад, к самому началу. Он так до сих пор и не
узнал, что же случилось тогда с Джо Сарцанно.

Кройда накрыло волной удушливого дыма. Где-то снова что- то полыхало.
Почему неприятности обязательно всегда сопровождаются пожарами? Кройд потер
виски и широко зевнул. Машинально пошарил в кармане, где держал пилюли --
пусто. Вырвав дверцу из автомата коки перед закрытой автозаправкой, Кройд
набил хлынувшими четвертаками уцелевший механизм, получил в каждую руку по
бутылке и, посасывая бодрящий напиток, отправился дальше.

Вскоре Кройд обнаружил себя стоящим перед запертой дверью
Джокертаунского публичного музея. Рука машинально потеребила дверную ручку.
Так, в нерешительности, он провел еще добрых десять секунд, но никак не
более. Когда поблизости взвыла сирена -- похоже, что прямо за углом, --
Кройд вышел из прострации и легонько пихнул дверь плечом. Раздался негромкий
треск, и он оказался внутри. Порывшись в карманах, Кройд оставил на конторке
входную плату. Поразмыслив, прибавил немного в качестве компенсации за
испорченный замок.

Потом он еще долго сидел на скамье, всматриваясь в музейные сумерки.
Время от времени вставал, совершал небольшую прогулку по музею и
возвращался. Он снова, в который уже раз, с интересом осмотрел золотую
бабочку, застывшую в попытке вырваться из кисти золотой обезьянки -- обе
дело рук давно почившего в бозе туза по кличке Мидас. Он заглянул в шкаф с
банками, хранившими заспиртованные зародыши джокеров. Полюбовался
металлической дверью с отпечатком чудовищного копыта Дьявола Джона.

Кройд бродил вдоль диорамы "Великие события из истории Брошенной
карты", снова и снова нажимал клавишу перед экраном, изображавшим сражение
землян с роем пришельцев. И всякий раз попадал -- Человек-модуль под
руководством Кройда без промаха сражал лазерным лучом инопланетных монстров.
А затем Кройд обнаружил в экспозиции чучело знакомого по кличке Ревун...

Он как раз допил последние капли коки, когда в глаза бросилась
небольшая человеческая фигура с вроде бы знакомыми чертами лица,
выставленная в стеклянной витрине. Кройд подошел, прищурился, затем прочел
табличку. Та сообщала, что такой-то и такой-то был найден мертвым в одном из
глухих переулков. У Кройда перехватило дыхание.

-- Бедный Гимли, -- выдохнул он. -- Кто сотворил с тобой такое? И где
теперь твои потроха? Мой желудок не выдерживает подобного зрелища. Где
теперь твои замечательные остроты? Передай, если сможешь, Барнету: пусть
остудит, заморозит преисподнюю своими пламенными проповедями. В конечном
счете ведь и сам он туда угодит.

Кройд отвернулся и снова неудержимо зевнул. Его конечности как будто
налились свинцом. Повернув за угол, он обратил внимание на три стальные
оболочки, подвешенные на длинных тросах к потолку. Кройд узнал их
немедленно; рассматривая, он на минутку погрузился в воспоминания.

Взобравшись на расположенную рядом двуколку, Кройд подпрыгнул и хлопнул
ладонью по ближайшему -- корпусу бронированного фургончика-"фольксвагена".
Металл отозвался звучным гулом, а корпус слегка покачнулся на своих
последних причальных швартовых. Кройд снова подпрыгнул и хлопнул еще разок;
потом его одолел очередной приступ зевоты.

-- Панцирь есть, ездить может, -- пробормотал он. -- Внутри -- полная
безопасность. Эй, черепашка, высунь-ка головку!

И Кройд снова хихикнул. Затем обернулся к следующей, самой памятной ему
модели шестидесятых. Эта висела повыше -- Кройд даже не сумел разглядеть в
подробностях мирный символ на ее борту, но слова знаменитого девиза "Творите
любовь, а не войну", вписанные в крупный цветок мандалы, прочел ясно.

-- Вот же дерьмо, объясните это тем парням, что ходят за мной следом!
-- зачем-то вспылил он. Подуспокоившись, объявил: -- Всегда мечтал забраться