Доктор говорил громко. Не только ректору, но так, чтобы и мальчик слышал
сквозь дрему. - По-моему, все в пределах нормы. А то, что вы сказали... Эта
станция, поезд... Такое бывает в начале переходного возраста. Особенно у
этих ребят. Своего рода сон наяву. И твердая уверенность в реальности этого
сна...
"Неужели и в самом деле сон? Доктор не Кантор, он вроде бы никогда не
хитрит..."
- Значит, никакого лечения? - так же громко спросил Кантор.
- Никакого... Стоит понаблюдать немного. А вообще это объяснимо и даже
естественно у мальчика с таким индексом воображения.
...Ох уж этот индекс воображения! Как его измерили, откуда взяли, что он у
Матвея Радомира выше всех в лицее? Люди с воображением стихи пишут, картины
рисуют, в артисты стремятся. Или музыку сочиняют. А он в музыке ну совсем
ни бум-бум, хоть и сын композитора и дирижера... Он даже Задумчивого
Кролика-то сыграл благополучно лишь потому, что там одно требовалось: быть
задумчивым. Но Кантор говорит, что раннее проявление таланта не
обязательно. Все в свое время. Главное пока - постигать программу лицея.
Ведь недаром же Матиуш попал сюда. В Особый суперлицей берут лишь тех, у
кого какие-то сверхспособности. В самых разных проявлениях...
Однажды Ежики спросил: как это Кантор сумел разглядеть его "индекс
воображения" там, во время осады, сквозь силовое поле и стекла. Кантор
сказал, что в тот вечер, проходя мимо, он просто увидел в стеклянном холле
мальчишку, которому грозила толпа не очень умных людей. И бросился на
защиту. Конечно, задача Командорской общины, которой принадлежит лицей, -
прежде всего забота о детях с особой одаренностью, ибо за ними будущее. Но
если плохо любому ребенку, какой командор пройдет мимо?.. Однако уже там, в
доме, он, Кантор, увидел, что мальчик действительно с большими
способностями...
"Наверно, когда я вас трахнул ногой", - не раз порывался сказать Ежики. Но
молчал, конечно. Хотелось ему и спросить: "Как вы прошли сквозь поле?" Но
он понимал, что Кантор отвертится: когда, мол, ребенок в беде, у меня
появляются сверхсилы, должность такая. Или еще что-нибудь в этом роде...
Доктор Клан ушел. Ежики расслабленно пошевелился, открыл глаза. Кантор
стоял спиной к нему у растворенного окна. Почуяв движение и взгляд,
вздрогнул, неловко дернул рукой. Обернулся. За ним, в окне, был черный
парк, клейкая, без прохлады, ночь... Сдвинуть бы стекла и включить
кондиционер...
Ежики медленно сел.
Кантор сказал добродушно:
- Доктор уверен, что все в порядке. Вам надо просто отдохнуть. Стелите
постель и ложитесь... Или хотите ужинать?
- Лягу...
- Вам помочь?
- Что я, умирающий?
- Ну, не ершись, мальчик... Я прошу, не выключай ночник, чтобы дежурный мог
понаблюдать, как ты спишь. Доктор велел... Глазок не заткнут?
- А что, инфракрасный не работает? - мстительно спросил Ежики.
Откровенность за откровенность.
- Ох, Матиуш... Ну откуда эти выдумки?
- Индекс воображения...
Ежики чувствовал себя вполне бодро. Не было усталости. Лишь на бедре
царапалась маленькая, но надоедливая боль. Ежики украдкой поддернул
коротенькую штанину. На коже припухли царапины - словно след кошачьей лапы.
Но ведь это... Ладно, про порванную майку ничего не докажешь, но здесь-то -
след от якорька!
Ежики торопливо зашарил в кармане. Якорька не было. Не было якорька-малыша,
выросшего под лопухом на холмистом заброшенном поле.
Но ведь раньше-то он был! Вот царапины от колючей лапки. И вишневый
стеклянный шар - был. И Филипп, и Рэм, и Лис!.. Идите вы к черту с вашим
индексом воображения!
Кантор смотрел пристально и шевелил пальцами сложенных на груди рук. Пальцы
- пухлые, большие, но - ловкие. Прошлись по майке, по карманам...
Они встретились глазами. Кантор встал странно, левым плечом вперед. Словно
против сильного ветра. Или против силового поля, когда он шел от калитки к
дому.
А все-таки, все-таки как он сумел пройти сквозь силовой барьер, который не
может преодолеть никто?.. Кто вы, господин Кантор? И зачем вы мне врете?..
Или не только мне?
Мальчик Ежики опустил глаза. Не от робости. От боязни, что Кантор
догадается, о чем думает Матиуш, Надо быть хитрым. Матвей Юлиус Радомир
ступил на тропу войны. Неизвестно с кем, с каким злом. Но это - зло. Это -
война. И сдержанность нужна сейчас, как маскировочный комбинезон десантнику.
Ежики зевнул:
- Все-таки голова гудит. Лягу...
- Конечно, конечно...
- Значит, доктор считает, что все мне приснилось?
- Ну, Матиуш, посуди сам...
- Ладно...
- У меня к тебе просьба, мальчик. Не уходи несколько дней из лицея. Сам
понимаешь...
- А форменный костюм? Он же в камере хранения.
- Пустяки, я скажу, утром принесут новый... Хотя, по-моему, он тебе и не
нужен. Мне кажется, у тебя на лицейскую форму просто аллергия какая-то.
Ежики повел плечом: что, мол, поделаешь...
- Не понимаю, мальчик, почему ты до сих пор не полюбил наш лицей. К тебе
здесь всей душой... Не понимаю...
- А я не понимаю, почему меня не пускают домой! Давно мог бы жить там с
тетей Асой...
- Ты же знаешь: я искренне хлопочу...
"Ага, хлопочешь ты..."
- Кстати, Матиуш, завтра вам лучше не ходить на занятия. Почитайте,
посмотрите кино, отдохните. Доктор зайдет.
- Ну да, целый день в комнате сидеть! Пойду в школу.
4. ХРАНИТЕЛИ. ЯШКА
Утром Ежики увидел в шкафу новый форменный костюм - со всеми позументами и
лампасами. Но сделал вид, что не заметил его. Назло лицейским нравам выбрал
пеструю рубашку - с черными и белыми чертенятами на малиновой материи.
Конечно, не следовало слишком дразнить Кантора и воспитателей, но и
притворяться чересчур послушным не стоило - это ведь тоже подозрительно.
К тому же сегодня был "гуманитарный" день, лекции по истории и литературе
читались не во внутренних классах, а в здании старой Классической гимназии,
на них сходились ребята из разных школ и училищ, где не было никакой формы.
И Ежики знал, что, отличаясь от лицеистов, он зато не будет выделяться из
основной разноцветной толпы.
Афанасьев Роман
Роллинс Джеймс
Ковальчук Вера
Белов Вольф
Лукьяненко Сергей
Соломатина Татьяна