Чтение 13–й страницы книги ~Прововедник~

человеку из дома в шестнадцать этажей, не позволено туземцу из дома в
пол-этажа.

Местное полицейское управление в Лисьих Ручьях разместилось в
двухэтажном курятнике с решетками на окнах.

Я поманил пальцем охранника, скучавшего на крылечке. Он подбежал к
машине, и я, сунув ему зажигалку, велел посторожить машину и прошел внутрь,
раздавив таракана, некстати вздумавшего переправляться через порог.

Лиммерти сидел во второй комнате слева, на железной жердочке, и
отчаянно брыкался скованными ногами.

-- Эй! -- орал он, -- если бы я обчистил этот клоповник, черта с два вы
бы меня взяли!

Это был основательный довод.

-- Что происходит? -- спросил я следователя. Он затравленно посмотрел
на меня.

Перед ним стоял тридцатичетырехлетний белокурый землянин, с широкими
плечами и с уверенной улыбкой человека, который каждый день ест мясо. От
него пахло невиданным запахом -- одеколоном. Из нагрудного кармана костюма
выглядывала регистрационная карточка компании с красной полосой начальника
отдела.

Я был немножко больше, чем Бог и немножко меньше, чем Президент.

-- Он не признается, -- жалобно сказал следователь.

-- А что он говорит?

-- Говорит, что конверт с деньгами ему положили в шапку, когда он после
проповеди собирал приношения. Вот, -- и следователь ткнул пальцем в
оприходованную шапку. В ней лежало несколько мелких бумажек и целая куча
патронов.

-- Так оно, наверно, и было, -- предположил я.

-- Ага, -- саркастически сказал следователь.

-- Мытарь Левий, -- сказал наставительно Лиммерти, -- устроил пир для
Иисуса. Почему же человек, ограбивший банк, не мог раскаяться и пожертвовать
деньги Иисусу?

Я поманил следователя в глубину комнаты, туда, где за пунцовой
занавеской дремала статуя Президента.

-- Отпустите Лиммерти, -- сказал я.

Тот вздрогнул.

-- Но, -- сказал он, -- сейчас за ним приедут...

-- От кого приедут?

-- От господина майора.

Я почтительно покосился на мраморную статую.

-- А вы уверены, -- сказал я зловещим шепотом, -- что Президент, узнав
о вашем решении, одобрит его?

Маленький следователь вздрогнул и отчаянно заморгал. Мои слова могли
означать только одно: между Президентом и его начальником охраны -- крупное
несогласие. Стало быть, начальнику охраны недолго осталось быть на своем
посту и на этом свете. Недостойно порядочного человека повиноваться намекам
начальника охраны.

Следователь вышел из-за занавески. Лицо его было бело, как мел.

Лиммерти ткнул пальцем в висевшую на стене маску бога-муравьеда: в
такой же маске, по описанию, был и грабитель.

-- Слушайте, -- сказал Лиммерти -- я верую в Господа. Неужели бы я
напялил на себя эту бесовскую личину? Я бы надел черный чулок.

-- Действительно, -- забормотал следователь, -- преступник был в маске
одного из двенадцати богов... гм... это местный почерк...

Я вывел Лиммерти во двор, посадил его в автомобиль и повез в столицу.

На середине пути он встрепенулся:

-- А как же меня выпустили? У вас разве был приказ?

-- Здесь повинуются не приказам, а намекам, -- ответил я.

-- Я так думаю, что здесь дело нечисто, -- объявил Лиммерти. -- Когда я
раскаялся, пять лет назад, разве я отдал деньги ван Роширену? Я послал их
обратно в банк.

Я высадил Лиммерти перед глиняным домиком, который теперь снимал
проповедник, и уехал, не дожидаясь благодарностей.

Ван Роширен неплохой человек, но я терпеть не могу людей, которые учат
других, как жить. Они не понимают, что люди -- не цыплята. Мой отец всегда
повторял: "Денисон, если ты хочешь добиться в жизни успеха, смотри на мир
объективно и принимай решения самостоятельно". Так что мне не так-то просто
что-то внушить!

На следующий день в редакции "Daily Express" раздался звонок. Звонивший
сообщил, что он -- член боевой пятерки "Союза за Свободу". Что, по приказу
своего непосредственного командира, он ограбил банк и положил конверт с
деньгами в шапку для пожертвований. Краткая речь его была напечатана на
первой полосе газеты. Он сказал:

"Мы рассуждали так: если полиция арестует ван Роширена по подозрению в
грабеже, это будет означать, что он действительно независим. Если полиция
тут же отпустит его, это будет означать, что пресс-служба Президента поносит
проповедника для отвода глаз.

Как известно, ученик ван Роширена был арестован, но за ним тут же
примчался высокопоставленный сотрудник компании Денисон, известный своими
связями со службами безопасности, и подозреваемого выпустили.

Борцы за свободу предупреждают всех граждан страны о том, что ван
Роширен, христианский проповедник, -- наемник компании и шпион Президента, и
оставляют за собой в отношении вышеуказанного ван Роширена полную свободу
действий".

Я поехал к ван Роширену и узнал, что он проповедует в храме Семи
Зернышек. Я поехал к Семи Зернышкам показал ему газету и попросил отменить
проповедь. Он отказался. Я вытащил из багажника бронежилет и велел надеть
хотя бы это. Ван Ро-тирен погладил бронзовый крест на груди и покачал
головой:

-- Вот мой бронежилет.

Вообще-то он был прав. Странно выглядит человек, который в бронежилете
проповедует мир и согласие.

Я остался послушать проповедь.

На лужайке перед храмовой рощей собралось сотни три того ничем не
занятого народа, который большею частью и творит беспорядки и видит чудеса,
и торговцы из соседних улочек. Никакой охраны не было, десяток журналистов
скучали на солнышке. Я отыскал Дениса Лиммерти, сунул ему под нос газету и
объяснил, что ван Роширена сегодня убьют и что Президент его охранять,
конечно, не собирается.

Но прошло полчаса, и ничего такого не случилось. Я расслабился и даже
стал слушать.

Вероятно, ван Роширену кто-то намекнул, что он проповедует небылицы,
потому что тот стал рассказывать про Атиллу и Льва Первого. Этот Атилла был
вождем гуннов, которые давным-давно напали на Рим. Войска в Риме не было, и
римский папа Лев выехал навстречу язычнику, проповедуя мир, без всякого
оружия, лишь с крестом. Атилла раскаялся и отвел войска.

Я навострил уши, Я думал, папы в основном жгли инакомыслящих. Таких
рассказов я не знал.

В этот миг я обернулся и заметил у балюстрады храма человека. В свете
заходящего солнца в руках его блеснула и хлопнула самодельная нарезная
трубка. Люди закричали. На помосте ван Роширен взмахнул руками и зашатался.
Человек перепрыгнул через балюстраду и побежал к роще. Я бросился за ним.
Почти нагнал его, но зацепился .за корень и въехал лицом в землю. Когда я
вскочил, террорист уже пропал за деревьями. Какой-то фоторепортер, присев на
корточки, сфотографировал мою заляпанную рожу.

Я побежал обратно к толпе. Ван Роширен был жив и даже не ранен. Что он
проповедовал, я не слышал.

После проповеди я протолкался к нему вместе с газетчиками и сказал:

-- Вам повезло, что парень промахнулся. Но я был прав, советуя надеть
бронежилет?

Ван Роширен молча снял с груди крест: прямо между перекладинами сидела
пуля двадцать второго калибра. Он выставил этот крест на обозрение
репортерам, и те принялись орудовать фотовспышками.

До последнего срока оставалось шестьдесят дней.

Глава пятая

Настало лето -- самая жаркая пора, когда для хорошего урожая надо
вручную оборвать с каждого дерева лишние завязи и через день рыхлить
междурядья. Все деловые операции были прерваны на двадцать пять дней, и
сотрудники разъехались по фермам.

Через три дня после моего приезда Ласси прислал мне и моей семье в
подарок три шапочки. Шапочки были круглые, как перевернутая чашка, с
узорчатой пестрой каймой и вышивкой, изображавшей пантер в тростниковых
зарослях. Это были очень красивые шапочки.

Этого-то я и боялся. У туземцев не принято получать подарки, не отдавая
их. Чувство чести у них развито бесподобно. Только, например, ты ему даришь
поливальную установку ценой в двадцать тысяч, а он тебе дарит три шапочки,
вроде тех, которые нищие раскладывают на картонных ящиках в аэропортах. То
есть шили эти шапочки наверняка всей семьей, и честь это необыкновенная, и,
кроме меня, может, разве десяток землян получило такую шапочку. И поскольку
это необыкновенная честь, он считает, что отдал мне в три раза больше, чем
от меня получил.

Ласси подарил мне эти шапочки, я запихал их в багажник и даже не