долина была резонатором и какие-то звуковые колебания расшатали основания
известняковых пиков. Пещеру завалило подземным взрывом. Там был висячий
камень, как клин отделявший одну от другой две скальные стены. Сотрясение
вытолкнуло его, и скалы сомкнулись навсегда. Что случилось позже, когда
испанцы пытались одолеть перешеек, кто обрушил каменную лавину на
пехотинцев Кортеса - неизвестно. Думаю, этого никто никогда не узнает.
подземелья откачать, правда? - сказал толстый приземистый господин,
сидевший на углу стола. Он курил тонкую сигару.
отверзла бы Уста Мацумака, если он этого не желает, - сказал он, резко
отодвигаясь от стола.
пламенем, хлопья сажи вспархивали над ними, как мотыльки. Мондиан просунул
между склонившимися над столом лицами свою волосатую руку, схватил со
стола связку ремешков и с такой силой развернулся на месте, что взвизгнула
резина колес. Присутствующие встали и начали выходить. Доктор Герберт
сидел на месте, не отрывая взгляда от подвижного пламени свечи. Из
открытого окна сквозило. Он вздрогнул от пробирающего холода и взглянул на
слугу - тот внес и положил у решетки камина, обожженной до синевы, тяжелую
охапку дров, сноровисто разгреб угли и сооружал над ними хитроумный шатер,
когда кто-то открыл другую дверь и дотронулся до косяка. Комната снова
мгновенно преобразилась. Камин, сложенный из грубых камней, слуга, стоящий
у огня, стулья с резными спинками, канделябры, свечи, окна и ночные горы
за ними исчезли в ровном матовом свете; исчез накрытый широкий стол, и в
небольшой белой комнате под куполообразным гладким потолком остался только
Герберт, сидящий на стуле перед сохранившимся квадратом стола и тарелкой с
недоеденным куском мяса на ней.
прозрачной пленки, покрывавшей его мохнатый, застегнутый до горла
комбинезон. Наконец он разорвал пленку, не сумев высвободить из нее ноги в
блестящих, как металл, башмаках, смял, отбросил и провел большим пальцем
по груди, отчего комбинезон широко распахнулся. Он был моложе Герберта,
ниже ростом, с открытой мощной шеей над вырезом рубахи.
наизусть. - Герберт, чуть смутившись, повертел в руках пачку.
металлическому выступу, тянущемуся вдоль стен, и быстро, как карточный
фокусник, вызвал в обратном порядке один за другим эпизоды застолья,
равнину, окруженную отвесными плитами известняков, белеющими в лунном
свете, как жуткий скелет летучей мыши, джунгли, полные разноцветных
бабочек, порхающих среди лиан, наконец, песчаную пустыню с высокими
термитниками. Видения появлялись мгновенно, окружали людей и пропадали,
сменяясь следующими. Герберт терпеливо ждал, пока его коллеге не надоест
это мелькание. Он сидел в мерцающей игре света и красок, держа пачку
гистограмм, и был уже далек мыслями от зрелища, которым, быть может, хотел
заглушить беспокойство.
посерьезнело, и он не совсем внятно пробормотал:
перед советом.
теологических примесей задача у нас отвратительная. Чего он от нас хочет?
Он сказал что-нибудь?
это тоже хорошо знает.
двести лет.
осквернение трупов. Ограбление мертвецов.
- я не специалист... Во всяком случае, его церковь этому не противилась. И
вообще, что у тебя за угрызения совести из-за священника? Командир и
большинство совета согласятся. У Араго нет даже права голоса. Он летит с
нами как ватиканский или апостольский наблюдатель. Как пассажир и зритель.
неожиданностью. Не следовало брать эти трупы на "Эвридику". Я был против.
Почему их не отправили на Землю?
полет кому-то нужен, то в первую очередь им.
реанимировать одного за счет остальных?
было возможности поставить диагноз. Разве не так? Отвечай. Я хочу знать, с
кем я на деле пойду к этому доминиканцу. Ты вернулся к вере праотцов?
Видишь в том, что мы должны сделать - к чему мы должны стремиться, -
что-то дурное? Грех?
главный врач, и знаешь мое мнение. Не в воскрешении зло. Зло в том, что из
двоих годных для реанимации удастся оживить лишь одного и что никто не
сделает выбора за нас... Одна маета. Пошли. Хочется, чтобы все скорее
кончилось.
помчала Герберта, едва он тронул нужные цифры. Яйцеобразное устройство
мягко затормозило, вогнутая стена раскрылась спиралью, как диафрагма в
фотоаппарате. Напротив, залитые светом невидимого источника, тянулись
двери с высокими порогами, как на старых кораблях. Он нашел дверь с
номером 84, с маленькой табличкой: "Р.П.Араго, МА., ДП. ДА.". Прежде чем
он сумел решить, что означают буквы "ДА" - "Делегат Апостольский" или
"Doctor Angelicus" - мысль эта была так же неумна, как и неуместна, -
двери раскрылись. Он вошел в просторную каюту, сплошь заставленную книгами
на застекленных полках. На стенах, друг напротив друга, висели картины в
светлых рамах от потолка до пола. Справа - "Древо познания" Кранаха с
Адамом, змием и Евой, слева - "Искушение святого Антония" Босха. Не успел
он как следует приглядеться к существам, плывущим по небу "Искушения", как
Кранах исчез за книжными полками, открылся проход, вошел Араго в белой
сутане, и, прежде чем картина вернулась на свое место, врач заметил позади
доминиканца черный крест на белом фоне. Они обменялись рукопожатием и сели
за низкий столик, хаотически заваленный бумагами, вырезками и множеством
раскрытых томов, из которых торчали разноцветные закладки. Лицо у Араго
было худощавое, смуглое, серые проницательные глаза смотрели из-под
светлых бровей. Сутана казалась слишком просторной для него. Тонкие руки
пианиста держали обычный деревянный метр. Герберт от нечего делать
рассматривал корешки старинных книг. Ему не хотелось начинать разговор. Он
ждал вопросов, но они не были заданы.
разговаривать с вами на языке Эскулапа. Я был психиатром до того, как стал
носить это одеяние. Главный врач дал мне возможность ознакомиться с
данными... этой операции. Их смысл коварен. Из-за несовместимости групп
крови и тканей. В расчет входят два человека, но пробудиться может лишь
один.
потому, что монах избежал соответствующего термина: воскресение из
мертвых. Доминиканец понял мгновенно:
меня, для вас, наверное, не важно. Диспут на эсхатологическом уровне
беспредметен. Другой бы на моем месте стал говорить, что человек истинно
мертв, когда тело его в состоянии разложения. Когда в нем произошли
необратимые изменения. И что таких покойников на корабле семь. Я знаю, что
их останки придется потревожить и понимаю эту необходимость, хотя и не
имею права ее одобрить. От вас, доктор, и от вашего друга, который сейчас
здесь появится, я хочу получить ответ на один вопрос. Вы можете и
отказаться отвечать.
объективными критериями. И вы, ознакомившись с данными, тоже это знаете,
отец Араго.
биллионы расчетов, оценили шансы двух из девяти как девяносто девять
процентов в границах доверительного интервала погрешности. Объективных
критериев нет, только поэтому я осмелился спрашивать о ваших.
Врачи, включая главного, будут просить у командира определенных изменений
в режиме полета. Вы ведь наверняка будете на нашей стороне?
Корнев Павел
Земляной Андрей
Грабб Джеф
Посняков Андрей
Березин Федор
Шилова Юлия