Чтение 13–й страницы книги ~Выстрел с монитора~

Несмелыми пальцами он покрутил диск. Тонко пело, позванивало, потрескивало в трубке. Потом пошли долгие гудки. Ох, какие долгие... И вдруг щелкнуло, сердитый голосок прокричал:

- Квартира Находкиных! Вам кого?!

- Майка!

- Павлик! Это ты?!

- Май-ка... - выдохнул он с ощущением, будто уже дома. - Это я. Ты чего не спишь? Позови папу.

- А папа и ма... тетя Зоя пошли в кино. На девять часов. И все их нет и нет... - Она всхлипнула.

- Перестань! Ты что, одна?

- Одна...

- Они спятили? Почему одну оставили?!

- Я сама осталась, потому что большая. Обещала спать.

- Ох ты, горюшко, - не сдержался Павлик. - Не спится птахе?

Она заревела.

- Ну-ка, перестань! - Павлик Находкин сразу стал строгим братом. - Ты вот что...

- Я боюсь...

- Я понимаю. Ты вот что. Возьми этот страх и прогони. Скажи: "Пошел вон из меня!" Пусть сидит отдельно, где-нибудь на дворе.

- Ты мне зубы не заговаривай, - сказала Майка сквозь слезы, но уже бодрее. - Все куда-то исчезли, а я тут пропадай пропадом.

- А ты не пропадай! Папа и... они скоро придут!

- Лучше ты приходи скорее! Ты с автостанции звонишь? Уже приехал? Тетя Аня сегодня днем звонила, что ты на пароходе уплыл домой!

- Сегодня звонила?

- Ну да! Ты где?

- Майка! Пароход - это ведь долго! Я еще еду!

- Не морочь мне голову, - сказала она упрямо. Павлик знал этот капризно-твердый тон. Тут уж Майку не переубедишь. - Ты приехал и по телефону валяешь дурака. Немедленно домой!

- Да Майка же...

- Сию же минуту! - опять заплакала она. - Сию же минуту чтобы ты был дома!

Он увидел, как она, растрепанная, с расплетенными косами, в мятой рубашонке, стоит у телефона и, глотая слезы, топает голой пяткой: "Сию же минуту!"

И желание немедленно оказаться дома резануло Павлика Находкина нестерпимо. Ворваться в комнату, прижать Майку, вытереть ей, глупой, мокрые щеки... Закостенев с прижатой к щеке трубкой, он в то же время всеми нервами, всей душой метнулся к себе - на Онежскую улицу, к трехэтажному угловому дому.

...И на миг показалось даже, что он в Черемховске.

Телефонная будка - такая же, как рядом с городским автовокзалом. Все такое же - аппарат, лампочка, даже извилистая щель на боковом стекле. И так же красные искры дрожат на изломах трещины - будто от горящей рекламы: "Пользуйтесь услугами Межгоравтотранспорта"... А на самом деле откуда? Хвостовые сигналы машин? Так много? Колонна идет, что ли?

Вывернув шею, Павлик глянул через стеклянную дверь.

"Пользуйтесь услугами... ежгоравтотранспорта!" Буква "М", как всегда, не горит...

- Сию же минуту марш домой! - плакала в трубке Майка.

Павлик, обмерев, постоял секунду. Медленно повесил трубку. Вскрикнул и двумя ладонями толкнул дверь.

Тепло было в городе Черемховске. Безветренно. Пахло нагретым за день асфальтом, подсыхающими тополями, бензином и садовым шиповником с ближнего газона...

Этого не может быть!

Но сознание Павлика, защищаясь от непосильного чуда, уже подбросило спасительную выдумку. Будто была попутная "Волга" с добрым пожилым пассажиром и молчаливым водителем. И она, эта машина, в шуршании колес и свисте встречного воздуха стремительно донесла полусонного мальчишку от Белых Камней до Черемховска. Павлик даже ясно представил эту "Волгу" - с ковровым сиденьем, с мурлыкающим магнитофоном и пляшущим игрушечным лягушонком на ветровом стекле...

Павлик метнулся глазами к часам на вокзальной башне. Если он ехал на машине, то времени сейчас не меньше полуночи. Но ветки растущего за дорогой тополя заслоняли циферблат.

А под тополем, в круге света от ближнего фонаря, сидели на рюкзаках студенты. Негромко звенела гитара, напомнив песню об Угличе.

Павлик шагнул в сторону, чтобы все-таки взглянуть на часы. Но тут же стало не до них: шурша и приседая на рессорах, подкатил к остановке - рядом с будкой! - желтый городской автобус. И Павлик понял, что через десять минут он может оказаться у себя на Онежской!

Он бросился через тротуар, вскочил в заднюю дверь.

Часто дыша, встал у тумбочки со стеклянной кассой, зашарил по карманам. И вспомнил - все деньги опустил в телефон. В кармане - лишь пуговица от парусиновой куртки... Ну и пусть. Пассажиров мало, никто не смотрит на Мальчишку. А контролеры в такую пору не ходят...

Плафоны мигнули, автобус поехал. Павлик опустился на заднее сиденье, положил на колени сумку. Привалился к упругой спинке. Спокойствие сошло на него, словно кто-то провел по лицу и плечам прохладными ладонями.

Пуговицу он все еще держал в ладони. Обтянутая парусиной, она была тяжелая - наверно, металлическая внутри.

С левой стороны, у железной петельки, парусина была стянута нитками. Нитки разошлись. Кромки материи лохматились и распускались. Павлик потянул кончик. Нитка выдернулась, и края парусины раскрылись, как бутон. Павлик увидел черную изнанку пуговицы с мелкими буквами по кругу. Он не стал разбирать их, стряхнул клочок материи, перевернул пуговицу.

Чистая свежая медь заблестела под плафоном. Искорка скакнула на витой ободок. На маленький якорь. На рукоятки скрещенных шпаг. На половинку солнца, увенчанного острыми лучами...

Разом не стало спокойствия. Медленно, гулко заударялось сердце. И все вернулось к Павлику - пароход, Пассажир, мыс Город, ночной лес, Юкки с девочкой... И не только это. Еще и ожидание чего-то нового - тревожного и зовущего. Такого, от чего не уйдешь, не спрячешься.

Да он и не хотел уходить! Не хотел прятаться! Только сначала - чтобы не плакала Майка!

... - Мальчик на заднем сиденье! У тебя есть билет? - Усатый шофер вышел из кабины и встал у открывшейся передней двери. А заднюю не открыл.

- Конечно есть. Вот... - Павлик надел сумку и очень спокойно пошел через автобус. В протянутом кулаке он сжимал пуговицу. В шаге от водителя Павлик присел, нырнул под шоферскую руку и оказался на свободе. Помчался, слыша за спиной басовитую ругань и обещания.

Дом был уже недалеко. И путь под уклон! Сейчас будет поворот - и дом сразу виден! А в нем - светлое окно на втором этаже. Майка наверняка не спит, ждет.

Еще немного!

Павлик не бежал - летел. Сумка не успевала за ним, летела на ремешке сзади. Козырек перевернутой кепки вибрировал на затылке, как трещотка воздушного змея.

И в то же время странное, непохожее на бег ощущение не оставляло Павлика. Будто он не только мчится. Будто в то же время он сидит на скамье нижней палубы рядом со старым Пассажиром. И смотрит, как плывет в небе край обрыва с тонким силуэтом мальчишки.

...Монетка звякнула.

- Это моя! - Буфетчица накрыла ее пухлой ладонью.

Пассажир быстро нагнулся. Деликатно, но решительно взял тетушку за перетянутое браслетом запястье.

- Оч-чень прошу прощения, но это не ваша. Таких у вас быть не могло, смотрите сами... Убедились? Вот так-то...

Он проводил глазами смущенную буфетчицу и повернулся к мальчику. Мальчик дернул себя за губу и решился, спросил:

- Значит, они догонят Гальку?

- Будем надеяться... Только не надо думать, что Юкки и девочка - это обязательно Лотик и Вьюшка. Не так все просто на свете...

- Понимаю, - вздохнул мальчик.

- И к тому же это все равно не конец истории... У нее, наверно, до сих пор нет конца.

- Как у Дороги?

Павлик по диагонали проскочил перекресток с одиноким фонарем. Асфальт сквозь истертые резиновые подошвы крепко бил по ступням. Угловой дом в конце квартала накатывался навстречу, как пароход. И окно на втором этаже - светилось!

Павлик, хватая ртом воздух, смеялся на бегу. И сжимал в кулаке тяжелую пуговицу. И чувствовал, как впечатывается в горячую ладонь командорский знак. Якорь - символ надежды, скрещенные шпаги - эмблема чести и встающее