Чтение 13–й страницы книги ~Лоцман. Хроника неоконченного путешествия~

- Вы сказали, что мальчик нездоров. Я решила, что позавтракать вам лучше здесь... - Она опустила поднос с тарелками и кофе на стол, оглянулась на Сашку. - О... да у него нешуточный жар! Вам не кажется, что это серьезно?

- Нет... - сказал Сашка.

Хозяйка повела плоским плечом, выплыла из комнаты. Но в дверях оглянулась и поманила меня. Я надел пиджак и вышел.

Хозяйка сказала опять:

- Вам не кажется, что это серьезно?

- Кажется, - признался я.

- По-моему, срочно нужен врач. Вы же взрослый человек, должны понимать.

Я был взрослый человек, я понимал: она права. И все же сидело во мне глупое, ребячье чувство, что я предаю Сашку.

- И в конце концов... - У нее сделалось совсем деревянное лицо. - Поймите и меня. Здесь не медицинское учреждение. Вдруг у мальчика инфекция?.. Я позвоню в "Скорую помощь".

Я пожал плечами - с печалью и облегчением. Потому что спорь не спорь, а она все равно позвонит.

Когда я вернулся в комнату, Сашка, со свекольными щеками и торчащими волосами, сидел на краю кровати. Он был в рубашке на голое тело и суетливо натягивал шортики.

- Что с тобой? Ты куда?!

- Я знаю... она звонить пошла... врачам...

Сашка быстро встал. Затолкал босые ноги в кроссовки. Шатнулся. Я подхватил его. Он дернул горячими плечами.

- Окно откройте...

- Зачем?

- Откройте окно... ну пожалуйста! - сказал он так отчаянно, что я бросился, толкнул створку. Сашка ринулся мимо меня, вмиг оказался на крыше. Откуда только силы!

- Сумасшедший!..

- Кар-р! - заорал Чиба, вороненком качаясь на люстре. - Скар-рее! Кар-рета "Скор-рой"...

"Негодяй", - мельком подумал я, вываливаясь из окна вслед за Сашкой. Тот с кромки крыши сиганул в песочную кучу совсем как здоровый. Но с песка уже не встал. Приподнялся на четвереньках, потом сел. Прилег на бок...

Не помню, как я скатился по лестнице. Схватил его. Он всхлипнул, перемазанной в песке щекой привалился к пиджаку. Что-то бормотнул. Я - уже в каком-то отупелом отчаянии - понес его к крыльцу.

- Не туда, - простонал Сашка. - Вдоль забора.

- Не дури.

- Ну, я прошу вас... Грани сходятся, я чувствую. Это последний шанс...

- Ты бредишь, что ли?!

- Нет! Всего десять шагов! Если боитесь, закройте глаза! Игорь Петрович...

"Минутное дело, - решил я, - пусть. А то еще потеряет сознание..." И, заплетаясь башмаками в траве, стал считать вдоль забора шаги. И зачем-то в самом деле закрыл глаза. А после десятого шага открыл...

И увидел, что стою на темной Пустырной улице.

4. Спасение

Генриетта Глебовна поняла все моментально.

- Догулялся, голубчик!.. Несите его к моей кровати... - Она растолкала подушки, откинула атласное одеяло. Я с невыразимым облегчением опустил Сашку в прохладную мякоть обширной постели. Сдернул с него кроссовки.

Генриетта Глебовна стремительно облачилась в белый фартук, принесла полотенца и какие-то бутылки. Включила настольную лампу. За окнами синели сумерки. Наверно, при межпространственном переходе опять сместилось время, на Пустырной улице уже был вечер...

- Игорь Петрович, вы не переживайте, - бодро гудела Генриетта Глебовна. - У мальчишек это бывает. Особенно часто случается, когда резкая смена климата, например, если на юг приезжают. А ведь там, где вы гуляли, эти смены на каждом шагу... Сейчас мы этого героя натрем уксусом, вернейшее средство. Завтра будет как огурчик.

Сашка бессильно пробубнил в подушку:

- Не хочу... натираться...

- Да?! - Обрадовалась Генриетта Глебовна. - Надо же! Буду я тебя спрашивать!.. Игорь Петрович, помогите-ка его раздеть... Совсем, совсем... Ах, мы еще дергаемся! Какие мы стеснительные! Будто не видала я вашего брата... Вот так... Игорь Петрович, полотенце мне, пожалуйста, и бутылку...

От запаха уксуса закружилась голова. Я быстро отошел, сел. Локти Генриетты Глебовны энергично двигались. Покорившийся судьбе Сашка ойкал и постанывал. Я закрыл глаза.

- ...Игорь Петрович, выпейте-ка вот это и тоже ложитесь. Вы, я смотрю, намучились с ним...

Я увидел у своего лица зеленый стаканчик, из него пахло мятой и валерьянкой. Я выпил, пошла по жилам прохлада и сладкая беззаботная усталость. Сашка лежал, укрытый до носа одеялом. Дремал. Ну и хорошо...

Я пошел к себе. Начал раздеваться. С грустью подумал о пижаме, которая с "сидором" и всеми дорожными вещами осталась в Подгорье... Ладно, лишь бы Сашка поправился... А то ведь этот его дурацкий "алгор-р-ритм"... Едва я забрался под одеяло, как постучала Генриетта Глебовна.

- Игорь Петрович, простите. Он про какую-то Чибу бормочет. Спрашивает, не появлялась ли. Я сперва думала, что бредит, но... Ай, кто это?!

В открытую форточку лезла обшарпанная плюшевая обезьяна с большущей (больше, чем она сама) синей сумкой через плечо. С книжкой "Плутония" в мягкой черной лапе...

Когда я проснулся, обрыв за окнами был рыжим от солнца.

Натягивая брюки, я слышал, как на кухне Генриетта Глебовна чем-то звякает и напевает старинный марш "Тотлебен". Это внушило мне бодрость и надежды. Я оделся и первым делом сунулся в комнату к Сашке. Там било в окна солнце. Сашка сидел на кровати, завернувшись в простыню, как в бурнус. Глянул на меня и сказал вредным голосом:

- Штаны куда-то спрятали. И все остальное... Что за жизнь! - Но тут рот его округлился, а глаза сделались несчастные: мимо меня в комнату двинулась Генриетта Глебовна. У плеча она держала вверх иглой искрящийся на солнышке шприц.

- Смотрите-ка! Жалуется! Я, старая, ночь на раскладушке промаялась, а он на перине почивал и теперь еще недоволен жизнью!.. Прекрасная у тебя жизнь, радость моя! И будет еще лучше, когда введем укрепляющее средство... А потом и штаны получишь. Ну-ка...

- Зачем! - панически сказал Сашка. - Не дам я!.. Мне нельзя! У меня от этого... обмороки бывают! Правда!

- Обморок - это не смертельно. Зато здоровее будешь.

- Игорь Петрович! Я и так уже здоровый!

Но я развел руками в знак бессилия и покорности обстоятельствам. И вышел. Вскоре послышалось: "Ай! ишкин свет..." В ответ - сухой шлепок и добродушное: "Ты мне поругайся, чучело гороховое... Все, теперь ты живой-здоровый. Не первый раз я тебя за уши на белый свет вытаскиваю..." - "А когда первый-то был?" - "Много хочешь знать... Одевайся и брысь!"

Скоро Сашка появился - слегка надутый, но без признаков хвори.

- Как самочувствие, лоцман?

- Ага! Скажу, что плохо, так опять... "укрепляющее средство"...

- А если всерьез?

Сашка подпрыгнул, болтнул в воздухе ногами.

- Хоть сейчас на маршрут!

- Никаких маршрутов, - сообщила из своей комнаты Генриетта Глебовна. - Сегодня от дома не отходить, отдыхать, смотреть телевизор... Игорь Петрович, ему в самом деле еще нельзя. Да и вам полезно передохнуть.

- Слушаем и повинуемся.

- То-то же. Ступайте завтракать.

5. Кое-что о "Даблстаре"

До обеда Сашка то колдовал над комбинациями из спичек, то валялся на раскладушке и читал "Плутонию". Я тоже почитал - "Апокрифы" и "Вестник". Потом сходил в местный универмаг: надо было обзаводиться имуществом взамен оставленного в Подгорье. О Сашке-то Чиба позаботился, притащил сумку, а я остался даже без бритвы... Купил я объемистый портфель и все, что полагается человеку в поездке. Жаль было свой заслуженный "сидор", да что поделаешь... Хорошо хоть, что ушел из Подгорья в пиджаке, с паспортом и деньгами в кармане...

Вернувшись, я опять лениво взялся за книги. С Сашкой мы почти не разговаривали, но молчание наше не было тягостным. Оба мы были как два путника, утомленные долгим путешествием и понимающие друг друга без слов. Я спросил только:

- Сашка, а где Чиба?

Сашка сказал недовольно:

- Шастает где-нибудь. За ним разве уследишь...

В обед Генриетта Глебовна покормила нас борщом и жареными карасями. Сашка ел охотно, и за это нам разрешено было погулять в парке над обрывом.

- Только не лезьте вверх напролом, идите по лестнице. А то знаю я вас, альпинистов.

С моей-то ногой напролом по обрыву! Скажет тоже... Тем более, что опять гудела голова. Ну, ничего...

Парк был захламлен, решетчатые павильоны и лавочки заросли сорняком. Сирень разрослась, как джунгли, и пахла одуряюще. А над ней - высоченные березы, клены и липы, солнце сквозь них - как тысяча золотых шпаг. И тихо-тихо. Почему-то совсем не было слышно и видно птиц. Только по кривоногому облезлому роялю, что стоял на развалившейся эстраде, прыгали воробьи.

Я забрался, открыл клавиатуру, хотел тронуть клавиши.

- Не надо, - тихо, но решительно сказал Сашка. - А то... всякое может быть.

Ну, ему виднее. На то и лоцман.

- Сашка, здесь что, никто не бывает? Рояль бросили...

Сашка повеселел, хихикнул:

- Бывают, наверно... Только по ночам. Такое тут...

- Кто? Нечистая сила, что ли?

- Ага... Похоже, - дурашливо сказал он.

- Ну тебя...

Сашка ответил уже серьезно:

- Я не знаю. Это закрытый объект. Сюда только у лоцманов первой категории есть полный проход.

- А у тебя какая категория?

- Пока никакой, потому что документов не дают. Но по третьей взрослой я все равно работаю. А то и по второй... Ура, лошадь! - Он взлягнул ногами и помчался от меня.

У края обрыва стояла не лошадь, а гипсовая скульптура лося с обломанными рогами. Сашка, будто обезьяна, забрался лосю на спину и сел с видом полководца. Но мне показалось, что он чересчур бодрится. Неестественно. Я вспомнил, как еще недавно он почти без сознания висел у меня на руках, и страх опять прошел по мне короткой судорогой.

- Сашка... Ты как себя чувствуешь?

- Я-то? Во! - Он вскинул большой палец, этим же пальцем почесал нос и сообщил решительно: - Завтра мы во-он туда отправимся. - Вытянул к горизонту руку.

С обрыва был виден весь город Овражки, за ним луга и рощи, лес в синеватой дали, а из-за леса поднимались, как свечки, белые колокольни. На них и показывал Сашка.

- А что там?

- Ново-Камышино. Деревушка, а рядом крепость-монастырь. Там и сейчас монахи живут. Говорят, у них библиотека такая, что даже из всяких академий ездят... Может, вы там и ту самую книгу найдете, Ришелье...

- Как же, найдешь ее...

- А может... и Тетрадь. - Сашка хитро глянул с высоты.

Я не выдержал:

- Дернуло меня однажды за язык сказать тебе о них. И о книге, и о Тетради...

Кажется, он слегка надулся. Я проговорил примирительно:

- Пойдем еще побродим.

Сашка на животе сполз с гипсового "коня".

- Пойдемте. Мое дело такое, я проводник...

- Обиделся, что ли?

- Не обиделся. А только, что вы все время... это...

- Что?

- Киснете!

Вот ведь душекопатель на мою голову!

- Не кисну я. Просто подумал, что Генриетта Глебовна не пустит нас завтра. Путь-то небось неблизкий.

- Ага! Надо по речке сплавляться. Вон, видите, среди лугов блестит... За день не успеть...

- Вот я и говорю!

- Ну и что! Поплывем, когда пустит!

- А послезавтра наш контракт кончается...

Сашка вскинул потемневшие глаза.

- Вам, значит, уже надоело со мной, да?

- С чего ты взял? Господи, да поплывем, если хочешь!.. Только больше не болей.

- Не-е! Теперь у меня им-му-ни-тет!

Мы бродили еще долго. Как в неведомом лесу. Наткнулись на кривобокую избушку, она стояла на могучем пне, будто на разлапистой птичьей ноге. Скорее всего, это был заброшенный киоск, построенный в нарочито сказочном стиле. Но...

- Смотри, Сашка, жилье Бабы Яги. "ишкин свет"!

- Точно! Сейчас бабка сама пожалует! На метле! - Сашка, смеясь, вскинул голову. Я тоже.

Небо уже было предвечерним. Бабы Яги в нем не оказалось, только золотилось похожее на перо облако, и его протыкали два реактивных следа. Очень близко друг от друга. Видимо, два истребителя в тренировочном парном полете.

- Будто катамаран, - сказал я.

Сашка быстро и без улыбки посмотрел на меня. Вот тут я его и спросил:

- Слушай, лоцман, объясни мне все-таки: почему те люди, с "Даблстара", оставили на Земле Пантюхина? Он же капитан! Разве они имели право?

- Ну, значит, имели, - сказал Сашка неохотно. - Раз путь такой... безвозвратный. Они не хотели, чтобы Пантюхин тоже не вернулся. У него семья в Турени...

- Подожди... Что значит "невозвратный" путь? Зачем тогда мальчишку взяли?

- Какого мальчишку?

- Ну, был там кудлатый, маленький...

Сашка сказал, глядя под ноги:

- Вовсе это и не мальчишка... Они все там почти ровесники были - два темпоральных исследователя и капитан. Но один с Круга Времени вернулся на полуфазе, поэтому в таком виде...

- Ничего не понимаю...

- Я тоже толком не понимаю. Мне Пантюхин это в машине объяснял, в двух словах, пока вы дремали...

- Я дремал?!

- Ага, вы сами не заметили. Когда в гостиницу из конторы ехали... Но он мало объяснил, про остальное я сам кое-как догадался. Тут вообще сплошная легенда. Оказывается, катамаран свободно менял направление по вектору времени, ходил то в прошлое, то в будущее... Но теперь у них кончился локальный срок. По алгоритму... И они пошли вдвоем, два брата, по прямой через Кристалл. Со скоростью света... До конца...

- До... какого конца?

- Пока не столкнутся с каким-нибудь метеоритом. Тогда каждый станет звездой... Двойная звезда...

- Страшноватая легенда, - вздохнул я. И подумал: "Только тебя там и не хватало"...

- Почему страшноватая? - кажется, обиделся Сашка.

- Ну... то есть печально все это. Разве можно стать звездой от столкновения в космосе? Сгоришь, вот и все.

- Это как лететь. У светового предела масса же возрастает... А душа... она разве может сгореть, если она есть?!

Я не знал, что сказать. И сказал, что пора домой.

Этот обормот и бес-искуситель все же уговорил меня спуститься не по лестнице, а напрямик - с обрыва. И кончилось тем, что мы кубарем скатились прямо во двор к Генриетте Глебовне. Сашке-то ничего, а я чувствовал, что это последняя минута моего существования, и хотел только, чтобы никто не видел такой недостойной кончины. Но ее видели. На крыльце стояла незнакомая женщина.

Сашка кувыркнулся через голову, вскочил и кинулся к ней.

- Мама!..

6. Обман

Когда Генриетта Глебовна привела меня в состояние близкое к жизни, я сел на крыльце и со стоном спросил:

- А этот... провокатор... Жив он?

- Что ему? Он резиновый. А вы самоубийца.

- Ох... А зачем его мать приехала?

Генриетта Глебовна опустилась рядом.

- Скажу честно, это я ей позвонила. Хоть ругайте меня, хоть бейте... Нельзя ему сейчас путешествовать, рецидив может быть. Слабенький он. Организм-то растет, тянется, а сердечко отстает...

- Правильно вы сделали, Генриетта Глебовна, - сказал я со смесью грусти и облегчения.

- Я еще утром позвонила в Краснохолмск, только вам не сказала, чтобы раньше срока не расстраивать... Мы условились, что она завтра приедет, да вот не выдержала, примчалась. Хотя я и говорила: не волнуйся... Мы ведь с ней, с Верой-то, давно знакомы, только Сашка меня не помнит...

Вера Николаевна, Сашкина мама, оказалась вовсе не похожей на мою. Маленькая, тихо-улыбчивая, с желто-серыми Сашкиными глазами. Но, видимо, достаточно энергичная, несмотря на свою внешнюю нерешительность. По крайней мере, Сашка ее слушался. Не заскандалил, когда узнал, что надо уезжать сегодня.

Только посмотрел на меня грустно и виновато.