давно.
многих при дворе маршала Нкелеле. Сначала в должности советника, потом
действующего советника, а потом в должности боевого генерала. Звучало
громко, а на самом деле боевой генерал - это всего только командир группы,
предназначенной для выполнения спецзадания. Таких генералов в армии Анголы
пруд пруди. Но пока я крутился в водоворотах дворцовой жизни, я понял, что
должность боевого генерала - это лучшее, что можно получить. Потому что за
взлетами и падениями при дворе, за сложными стратегическими ходами, за
необсуждаемыми приказами и еженедельными расстрелами неугодных, слишком
много узнавших, за "случайными" смертями стояло Ничто. Да, именно Ничто. В
лице маршала Нкелеле. И это было страшно. У маршала была всеобъемлющая и
всепроникающая власть. Он знал все и всех, вне зависимости от того, были
представлены ему эти люди или нет. Семнадцать покушений на него провалились
по совершенно невероятным причинам. Заговорщики просто исчезали из дворца.
Их трупы обнаруживались неподалеку, во рву, предназначенном специально для
этих целей.
момент времени связано со стратегическим центром, с ключевыми точками на
фронте, с командирами крупных и мелких подразделений. Маршал был шизоидом, в
голове которого постоянно жужжали голоса, звучали доклады тысяч и тысяч
электронных мух... Никто не мог сказать, зачем Ангола и ее союзники нападают
на Мозамбик. Зачем нужна эта война? Ради чего ведется? Какова ее цель?
и его противникам. Чтобы двигать войска, как шахматные фигурки на поле, в
тщетных попытках выяснить, кто же сильнее в стратегии, кто превосходит...
Сумасшедшие?
сумасшедшими... За ними стояло что-то могучее и словно бы неживое, - Мой
генерал, - прервал мои размышления Абе, перекрикивая рев мотора и грохот
полуразбитых, незакрепленных бортов. - Мой генерал, дальше дороги нет...
Дороги дальше действительно не было. Просто саванна.
Выгружаемся... - Присмотревшись к линии горизонта, добавил: - Направление
движения на три дерева, прямо по курсу...
разминали затекшие ноги, я подозвал водителей. Коваленко выглядел
возбужденно, нервно улыбался. Ламбразони был угрюм, с его лица градом
катился пот.
небольшой овражек. Оставьте машины в укрытии и бегом догонять группу. Все
понятно.
последним, он был бледен.
вамакуа?
местного диалекта... Должны говорить...
жителей, которые живут тут с незапамятных времен. Мне не нужны осложнения с
ними, ясно? Я надеюсь переночевать в этой деревне и получить воду.
столбы дыма над местом предполагаемой стоянки.
несомненно имеющие один корень, но по каким-то причинам не дружащие между
собой. Мы пошли к самой дальней. До этой деревни наши преследователи
доберутся в последнюю очередь.
территорию, за еду, за власть... Вся жизнь - борьба.
же самое, что спать на открытом воздухе. Каким бы удобным и теплым ни был
ваш спальный мешок, он не сможет заменить надежность крыши над головой.
Пусть даже соломенной.
сторон окружена деревьями. По здешним меркам это было большое, крупное
поселение, включающее в себя около двух десятков хижин и редкий частокол.
носящего имя своего племени. Я так и не понял, было ли это имя собственное
или так звали всех вождей этого племени.
ребятишек с выпуклыми от недоедания животами. Но они были приветливы,
смеялись. Каждый почему-то считал своим долгом подкрасться и ущипнуть нас за
ляжку, при этом все начинали тут же шумно галдеть и говорить так быстро, что
Абе не успевал понять даже смысла сказанного.
сон чей-то голос, и сухой, прохладный палец ткнулся мне в середину лба.
множеством голосов богов и людей. Лоа Легба снова пришел в мой сон.
слишком сложен, чтобы заботиться о людях. Вы просто научились выживать на
этой площадке для чужих игр. Игр, которые кажутся вам странными и даже
страшными только потому, что вы не способны понять их.
Открой глаза...
давешний коротышка вождь и искривленными, словно ветви дерева, руками
выдирает из моей раскрытой груди пенящуюся массу легких... Кровь из страшной
раны заливает его лицо, тело, покрывает меня с головой, л я захлебываюсь в
этом кипящем потоке. Захлебываюсь, чтобы проснуться в холодном поту.
Стены хижины и крыша казались низкой клеткой ловушки.
которых спали мои солдаты.
ли Абе, но потом решил не поднимать паники понапрасну. Парень устает гораздо
больше меня...
закрытых дверей хижины. Какое-то глухое мычание. Казалось бы, что такого?
Какому-нибудь мальчонке привиделся дурной сон, чего тут не приснится...
Саванна...
прутьев двери. Может быть, мой сон, может быть, предчувствие чего-то
неладного, может быть... Дверь неожиданно легко распахнулась, мне под ноги
выкатилось нечто страшное. Нечто живое... Гниющее заживо, безногое,
безрукое, с обезображенным лицом. И одного взгляда хватило, чтобы вспомнить
страшный рассказ вечно пьяного инструктора и то слово, которым он обозначил
ЭТО.
человеческого тела. Ловя воздух безгубым ртом. От омерзения и какого-то
животного ужаса у меня перехватило дыхание, а желудок зашелся в трепещущем
спазме.
сторон и сбили на землю. Я упал лицом вниз и, стараясь подняться,
чувствовал, как чьи-то на редкость острые зубы впились мне в заднюю часть
ноги, как раз туда, куда старались ущипнуть нас ребятишки... Цепкие пальчики
закрывали мне рот, а чей-то локоть давил на мое
оттолкнулся от земли и упал на спину, придавив всем весом чье-то захрипевшее
тельце. Когда ослаб захват на горле, я вложил все силы в крик: - К оружию!!!
К оружию!!!
преимущество огнестрельного оружия свинцовой плотностью отделило меня от
происходящего.
вместе со всеми ее страшными тайнами. Я видел, как черный, чернее ночи,
человек ходит между пылающими хижинами. Я видел, что он улыбается.
конвоира и греческий парень по фамилии Кристакис навсегда остались в
деревне.