лицо. Чем-то он напоминал Фогеля, но лишь слегка. У него была приятная
внешность и повадки, ничего от щенячьей неуклюжести Фогеля. И все же - раз
уж вы упомянули об этом - что-то в нем, возможно, манера держать руки,
напомнило мне Фогеля.
исчез.
были друзья?
лабораторным столом, иногда играли в шахматы, он часто выигрывал. Если бы
Фогель всерьез занялся этим, мог бы стать чемпионом. Но он сходил с ума по
капризной девчонке и писал скверные стишки, подражая некоему Наварху.
мистификатором, человеком более чем сомнительных качеств.
назад. Люди набираются ума, а декаданс больше не производит такого
впечатления, как в годы моего детства. Фогель, конечно, тогда испытал
потрясение и делал странные вещи, чтобы сравняться с кумиром. Нет, нет,
если кого-то и обвинять в том, что устроил Фогель Фильшнер, так
сумасшедшего поэта Наварха.
5
Досье на Наварха оказалось обширным. Оно изобиловало скандальными
историями, сплетнями и самыми разными отзывами, скопившимися за последние
сорок лет. Первый скандал разразился, когда университетские студенты
поставили оперу на стихи Наварха. Этот опус объявили надругательством над
устоями, премьера с позором провалилась, и девять студентов получили
волчий билет. С тех пор карьера Наварха шла то в гору, то под уклон, пока
не рухнула окончательно. Последние десять лет он обитал на борту
брандвахты [брандвахта - судно, служащее жильем для экипажа
дноуглубительного судна, земснаряда, водолазной станции и др.] в устье
Гааза около Фитлингассе.
Джерсен очутился в торговых кварталах Амбуле. Район бурлил: здесь
помещались агентства, гостиницы, конторы, рестораны, винные лавочки.
Нельзя было шагу ступить, чтобы не наткнуться на фруктовый лоток, газетный
киоск или книжный развал. В порту, в устье Гааза, гудели баржи,
разгружаемые роботами; по бульвару ездили грузовики; из-под земли доходила
вибрация тяжело нагруженной подземки. В лавке-кондитерской Джерсен
спросил, как попасть на Фитлингассе, и вскочил в автоматический открытый
вагончик, перевозивший пассажиров по бульвару вдоль Гааза. Через пару миль
фешенебельные строения и небоскребы сменились ветхими домишками из
каменной крошки в два-три этажа. Стекла в узких проемах окон потускнели от
времени, а стены, некогда радовавшие глаз сочной терракотой, поблекли
из-за солнца и морского ветра. Затем потянулись пустыри, поросшие
бурьяном. За ними проступали очертания высоких зданий, сгрудившихся на
холме, выше бульвара Кастель-Вивьенс. Там лежали северные районы.
Фитлингассе оказалась серой узкой аллеей, спускающейся с холма. Джерсен
вышел из вагончика и сразу увидел высокую двухэтажную брандвахту,
пришвартованную к причалу дока. Из трубы вился дымок - на борту кто-то
был.
берегу ровные ряды домиков, крытых коричневой черепицей, доходили до
кромки воды. Везде валялись кучи ржавого железа, гниющие канаты. Рядом
стояло питейное заведение, красно-зеленые окна которого выходили на реку.
Девушка семнадцати-восемнадцати лет сидела на берегу и швыряла в воду
гальку. Она окинула Джерсена быстрым недружелюбным взглядом и отвернулась.
"Если эта брандвахта и есть резиденция Наварха, нельзя сказать, что он
наслаждается приятным видом", - подумал Кирт... Яркий солнечный свет не
мог рассеять меланхолии, которую навевали коричневые крыши Дюрре, гниющие
доски, тусклая, с жирным блеском вода. Даже девушка в короткой черной юбке
и коричневом жакете казалась грустной не по годам. Ее черные волосы
растрепались - то ли взлохматил ветер, то ли юная особа не интересовалась
своей прической. Джерсен подошел к ней и поинтересовался:
наблюдала, как незнакомец карабкается по трапу и перелезает через
ограждение на переднюю палубу брандвахты.
отворилась. На пороге покачивался заспанный небритый мужчина
неопределенного возраста, худой, длинноногий, с горбатым носом и
шевелюрой, цвет которой не поддавался описанию. Его глаза, хотя и хорошо
посаженные, казалось, смотрели в разные стороны, манеры же оставляли
желать лучшего.
корабля немедленно. Только прилег отдохнуть, как тупая скотина врывается
сюда и стаскивает меня с койки. Что стоишь? Я неясно выразился?
Предупреждаю: я знаю приемчик-другой.
него с угрожающим видом. Оставалось поспешно ретироваться в док.
не коммивояжер. Меня зовут Генри Лукас, и я...
вами. Идите прочь. У вас лицо человека, который приносит дурные вести,
зловещий, издевательский оскал. С вами все ясно: на вас печать рока! Я
вообще не хочу вас знать. Убирайтесь! - И со злорадной ухмылкой подняв
трап, поэт скрылся в недрах брандвахты.
объясняло.
здоровяк с солидным брюшком, либо ничего не знал о Навархе, либо
предпочитал молчать. Джерсен не вытянул из него и полслова.
Русанов Владислав
Буркатовский Сергей
Володихин Дмитрий
Афанасьев Роман
Конюшевский Владислав
Афанасьев Роман