воздух. Но у Юрия Петровича не было сил дойти до выключателя и зажечь свет.
Он устало опустился в кресло, повис над сиденьем, подвигал над полом
ступнями ног.
отличаются там у вас люди?
Рассказывают, у некоторых появляется способность летать.
низко наклонил голову. -- Но ведь Бармин не летает, я знаю, -- пробормотал
он, обращаясь к столешнице. -- Я этих, которые летают, сразу чую...
приспосабливаться не умеет. Ни тебе гибкости, ни уступчивости, одна
принципиальность и прямизна. Другой бы среди таких, как вы, легче своего
добивался, без столкновений. Бармин -- работник, не ловчила. И в этом смысле
-- человек будущего. Хомо Футурус! А то, чего он не умеет, вряд ли
понадобится ему в будущем, оттого и не дано при рождении.
Авиенса? Человека Летающего?
что случилось как раз в эту ночь со Свидерским-Свидубским. Какая жалость --
ни предостеречь человека, ни за руку удержать. Иметь бы право рассказать
ему, что он сегодня даже ночевать домой не явится. Запрется здесь изнутри,
когда все на заводе утихнет. Опустит шторы. И только наутро найдут его,
взломав дверь, лежащим лицом вниз посреди ковра в такой позе, точно его
сбросили с большой высоты, хотя больше чем со стула или со стола упасть он
не мог, а в этом случае как объяснить, что его так распластало по полу? И
следователь, вдоволь поломав голову, закроет дело, заставит себя поверить в
инфаркт... Потому что криминалистика окажется бессильной перед загадкой его
смерти. Это в будущем, во времена Арта классифицируют странную болезнь:
атавистически пробуждающийся в полете страх падения, страх, убивающий прямо
в воздухе, так что летун с размаху грохается оземь, уже мертвый от сознания,
что разучился летать! Но откуда вдруг этой болезни ни с того ни с сего
проявиться в кабинете железобетонного, неуязвимого для логики и человеческих
чувств Свидубского?
современник-криминалист...
тона: не верилось, что здесь (здесь!) обитает чудо последующих веков.
Шабалова, но не преминул бы утереть нос отточенному молодчику, явившемуся
сюда из готовенького, чистенького, заложенного их руками будущего.
Инспектор! Заглянул мимоходом, ни в чем не сомневающийся, заранее во всем
уверенный, и считает для себя унизительным признать ростки будущего в нем,
Свидерском.
рук. Что было силы надавил подошвами в пол. И взмыл из-за стола. Под
потолком сделал кувырок, напряг грудь, следя за тем, чтоб из кармашка не
выпала авторучка. Потом, лежа в воздухе на спине, расслабился, заложил руки
за голову.
номер, если кто-нибудь, проходя мимо окон, увидит парящего под потолком
главного инженера! Он закурил. Подровнял и сложил бумаги в стопку. Шабалов,
смущенно кашлянув, вынужден был прервать молчание:
может в вас сочетаться это... И это... -- Арт плавно махнул рукой вверх,
потом широким жестом обвел кабинет. -- Всю жизнь бороться с таким
талантищем!
здесь тоже стараемся, хоть и не все умеем. И давайте я вам пропуск отмечу.
через запертую дверь.
Где же знать тому, кто сегодня еще не родился, что у главного инженера почти
атрофировалось умение летать? Это здесь, в кабинете, фокус пока удается.
Привык к стенам. Как птица к клетке. Как белка к колесу. А на природе,
сколько ни пробовал, ничего больше не получается, только ахиллесовы
сухожилия растянул. Потому что кончился Свидерский. Отлетался! Шестьдесят
три годика как-никак, из коих добрых полсотни лет отдано заводу.
Судите-рядите, люди, а и впрямь сгорел на работе...
люстрой известная по портретам всему району чуть асимметричная, но вполне
добропорядочная лысина. Нажал кнопку связи.
работникам с иными задатками. Уже, наверное, и пальто надела, ждет не
дождется убежать...
на шевелящийся, едва различимый комок паутины, истекающий терпким сизым
дымком. Вместе с газетой испарялся почему-то и текст главковского письма, по
которому катался комок.
Он вяло уставился на выцветающие буквы, дождался полного побеления листа, с
треском захлопнул ящик. Потом обошел кабинет, плотно задраил шторы, запер
дверь. Хотел тут же взмыть, вытянулся в струнку, но передумал.
полет.
не оторвется от земли. Минут пять Юрий Петрович не шевелился, прислушиваясь
к себе. Вспомнит тело или не вспомнит? Поднимется или останется прикованным
к зеркалу паркета, к ковру? Панический холодок бежал по жилам, и жжение под
ложечкой разрасталось до катастрофы.
есть. Либо нет. И с этим уже ничего не поделаешь.
пока этого не сказал.
смотря ему прямо в глаза. И все же чувствовалось, что тело ее сегодня ровнее
и напряженнее, чем всегда, что смотрит она не совсем уж точно из зрачка в
зрачок, а чуточку влево, в край брови, что сцепленные пальцы не прикрывают,
а нарочно подставляют под взгляд обручальное кольцо.
к полетам, приезд героев в Москву, после благополучной посадки, собирал
ликующие демонстрации. Командированный на столичный завод, Радик с
удовольствием присоединился к заводским ребятам. Заводчан при выходе
предупредили: "Держитесь плотно, чтоб никто не примазывался. Посторонних
сдавайте старшим групп". И хотя улицы были полны, посторонних не было.
Колонна внезапно останавливалась, так же внезапно прибавляла шаг,
растягивалась, чтобы тут же сгуститься, то и дело перемешивалась, от души
изображая бурное ликование.
выставили, хорошо, начальник сварочного цеха улучил минутку, вступился, а
мог бы и не поспеть: девушки из конструкторского отдела окружили его и
заставили плясать лезгинку. Рад прибился к двум девушкам, болтал, пел,
расспрашивал о Москве. Пока одна из них не заметила вдруг на его пиджаке
институтский значок:
посмотреть.
вовремя оказавшись там, где в нем больше всего нуждались, и нечаянно сыграв
таким образом роль провидения.
как тут и картинно пожал плечами. -- Опоздал, брат.
гулять по столице, смотрели салют. Честно говоря, оба разочаровались:
ленинградцы привыкли к подсвеченному контуру Петропавловки, к припудренным