Чтение 13–й страницы книги ~Змея в тени орла~

стихи или чуждую музыку. Она поймет эту песню, как давно знакомую.

Вспомнит?

Да. Может быть.

Но становиться мужчиной Разящая не собиралась. Она не любила вспоминать.
К тому же мужчина был слаб. Даже когда появлялась у него мысль запереть Эфу
в глубине своего разума, Разящая легко брала верх.

Стук захлопнутой двери

Хуже, чем выстрел под сердце. В упор.

Все мы устали верить.

Кто не убийца, тот, стало быть, вор.

Только мне снятся звезды,

И я не верю, что так нужно стрелять.

Друг, ведь еще не поздно

Снова вернуться и все переиграть.

Поздно.

Поздно. Ничего не вернуть. И не нужно ничего возвращать. Нельзя.

- Ну и хватит с вас орочьих песен. - Йорик протянул лютню Эссору. - Твоя
очередь.

Эльф поморщился. Лютню взял и молча положил на траву рядом. Так и сидели
все. Молча. В лагере кипела предотбойная жизнь. Шумели голоса. Стучали
топоры. Где-то звенели посудой. А здесь было тихо.

- Плохая песня, - изрек наконец Стаф. Кентавр лежал, изящно подогнув под
себя ноги и расслабленно сутулясь человеческим торсом. - Но хорошая. Как
после нее петь?

- О чем она? - хмуро поинтересовался Ивир. - О доме?

- Может быть. - Йорик пожал плечами. - Какая разница?

Разница была, и он это знал. И все знали. Йорик никогда раньше не пел
песен "о доме". Другие - да. Пели. Вспоминали. И песни, такие разные, были
все-таки похожи. Разные миры, но время - одно. С разбросом в несколько
десятков, может быть, в сотню лет.

Только Рашид...

Когда перевертыш появился на полигоне, у него было с собой оружие, не
знакомое никому на Острове. Йорик, тогда еще десятник, да и десятник-то лишь
потенциальный, безошибочно опознал в небольшой, изящно выгнутой вещице
легкое плазменное ружье. Оформленное непривычно, конечно, но все-таки
знакомо. Просто есть вещи, которые в любых мирах делаются более или менее
похожими. Потому что рассчитаны на людей.

Йорик, помнится, люто Рашиду позавидовал.

Впрочем, аккумуляторы в ружье сели довольно быстро, а подзаряжаться на
Острове отказались. Ох и злился тогда новоявленный боец отряда Сорхе. Ему
противна была сама мысль о холодном оружии.

***

Легенда молча поднялась и пошла к лагерю. Тут же следом за ней направился
Линнар. Ивир проводил эльфийку взглядом, но скорее машинально. Без особого
интереса. И Йорик порадовался равнодушию валатта. Может быть, он поторопился
с мрачными прогнозами, касающимися драки?

"Ну, ты-то свое, положим, уже получил, - на помнил себе орк. - И получил
отнюдь не за эльфийку..."

- Спой, Эссор, - попросил он, доставая трубку. - А то мы тут от мыслей о
высоком с тоски помрем.

- Мне что непонятно... - Исхар развязал свой кисет, протянул Йорику, а
сам принялся набивать трубку табаком сотника. - Вроде песня-то такая...
ну... - Орк пошевелил когтистыми пальцами.

- Безнадежная, - подсказал Ивир.

- Да. И злая. А драться хочется.

- Да тебе всегда драться хочется, - хмыкнул Гоблин. К музыке он был
равнодушен совершенно, но посидеть и потаращиться на слушателей обожал.

- Она не безнадежная, - медленно произнесла Эфа.

Эфа?

Йорик глянул на шефанго с откровенным любопытством.

- Она - наоборот. - Низкий голос звучал завораживающе-лениво. - А драться
хочется, потому что нужно что-то делать.

- Прям про нас. - Исхар затянулся. Замолчал. И снова повисла тишина. И
снова тишину нарушила Эфа:

- Не о вас эта песня. Вы сидите и ждете, пока вам разрешат что-то
сделать. Ну, или пока нападут эти... Вы нападение отбиваете и снова сидите.
Думаете, пророчество исполнится?

Шефанго поймала взгляд Йорика. И не успела еще решить, возмутиться или не
обращать внимания на усмешку в прозрачной, теплой желтизне его глаз, как
уловила, что точно так же, насмешливо, но понимающе, смотрят остальные.

На нее смотрят.

С насмешкой.

И воображают, что могут что-то понимать!

Раньше, чем придумала она, что сказать, как осадить всех этих "вояк", как
объяснить им раз и навсегда, что есть Эфа, Йорик спокойно произнес:

- Пророчество уже сбылось. Весь вопрос в том, насколько... Эссор...

- Да. Пожалуй, - задумчиво отозвался эльф. И взял-таки лютню.

***

Сногсшибательная новость не вызвала ни малейшего волнения. Словно все
знали, что Йорик скажет о пророчестве именно сегодня и именно так вот,
равнодушно-спокойно. Эссора слушали. Тихо слушали - здесь вообще было
принято слушать песни молча и сосредоточенно. Эльф пел что-то на незнакомом
Эфе языке. Но пел хорошо. Просто удивительно хорошо. Эфе нравилось.

Она слушала и поглядывала по сторонам.

Здесь, в тесном кругу собравшихся вокруг сотника, все уже были знакомы
ей. Шестеро десятников. И человек десять бойцов. Из старых наборов.

Легенда с Линнаром исчезли куда-то. Надо думать, десятник показывает
эльфийке лагерь. Кто где живет, чем занимается. Кстати, о занятиях...

Несколько минут Эфа с любопытством таращилась на солдат, растянувших
между двумя столбами сеть вроде рыболовной. Двенадцать взрослых, с виду
вполне нормальных мужчин занялись каким-то совершенно непотребным делом.
Начали кидать через эту сетку кожаный шар. Гомонили и ругались весело.
Радовались чему-то. Рычали друг на друга. А вокруг толпились зрители. Числом
куда поболе. Зрители вели себя не менее азартно. И не менее громко.

Разящая пожала плечами, довольно быстро потеряв интерес к непонятной
забаве. Слушать Эссора было гораздо приятнее, чем смотреть, как люди сходят
с ума.

- Вы так уверены в охране? - спросила она, когда песня закончилась. - Или
лагерь защищен не только часовыми?

- Не только, - кивнул Йорик. - Часовые дежурят за линией безопасности.

- Зачем?

Стаф махнул хвостом, ловко сбив с крупа обнаглевшего овода:

- Затем, что убивать мы должны всех.

- Ясно.

Это действительно было ясно. Убивать - надо. Ситуация знакомая и
привычная. Не важно зачем. Просто надо, и все.

- А внутри лагеря дежурят из-за того, что много разных... людей?

- Угу, - на сей раз заговорил Эссор. - Между прочим, действительно людей.
Ты вслушайся в звучание. Есть люди и есть Люди. Мы все тут - люди, и у
каждого есть еще название собственного народа. А вот у тех, - он
неопределенно кивнул куда-то в пространство, - вот они как раз Люди.

Разница в звучании действительно была. Словами не объяснить, но... да,
есть люди и есть Люди.

Эфа удивлялась себе. Раздражение, готовое выплеснуться, обида на
снисходительные взгляды, желание раз и навсегда научить здесь всех
правильному обращению с ней - все это ушло. Слишком много нового. Слишком
непривычно все.

Она поискала в себе - слышала, что так вроде положено, - какую-нибудь
тоску, ну, скажем, по Судиру. Или по своей келье в подземельях Гу-льрама. По
Лахэ, ведь поездке туда она была рада... Хоть по чему-нибудь, в конце-то
концов.

Не было тоски. Вообще никаких чувств не было, любопытство только.

А здесь должны были скучать по дому. Все должны были. Да только не
увидела Эфа и намека на унылые размышления... То есть размышления, конечно,
были, вполне даже унылые. Стаф, например, выглядел весьма подавленным, пока
Йорик его от наряда не освободил. Но не то это было. Не так по дому скучать
положено.

А как?

Этого Разящая не знала.

И снова звенела лютня в руках Эссора. На сей раз он пел на одном из
языков, знакомых Эфе. Какой-то из десятиградских диалектов. Совершенно дикая
смесь из множества наречии - здесь на нем говорили все. Там, откуда пришла
Эфа, тоже многие знали десятиградский. Такой уж, видимо, язык. Всем угодил.

Потом были еще песни. И еще. Вернулся Линнар, и лютню протянули ему. Эльф
пожеманничал, позволяя себя уговаривать. Жеманства нисколько не скрывал.
Уговаривали старательно. Все походило на ритуал. И ритуал этот, судя по
всему, никому не был в тягость.

Да, в лагере Сорхе люди знали друг друга давно и давно друг к другу
притерлись. Даже командир не был здесь наособицу, что, если честно, казалось
странным. Не правильным, может быть. А может быть, просто было непривычным.

Эфа глянула на Йорика, который устроился возле Стафа с травинкой в зубах,
положив голову на теплый блестящий круп кентавра.

Йорик смотрел на нее.

Солнечный луч отразился от серебряной пластинки, висящей на шее сотника.