замедлял ход. Надо было взять деньги из пиджака.
столешнице стоял ребенок. Его держал за трусики взмыленный папаша. Матрас
был закинут на багажную полку, а спальная поднята, верхняя часть окна
открыта. В нее-то и старался просунуть свою головку малыш. А отцу,
кажется, уже было все равно. Рука ребенка взмахивала воображаемой саблей.
Малышу было хоть и жарко, но очень интересно, и в его головку, кудрявую и
светлую, приходили всякие разные мысли.
своей полке с влажной от пота тряпкой на лбу. Семен, Тося и Зинаида
Павловна уже, наверное, пробивались к выходу.
влево тянулись торговые ряды. И продавали здесь только детское приданое.
Ясно. Меня словно ждали. Не знаю, что делали другие пассажиры, не до этого
мне было, а я шел вдоль прилавков, и пачка чего-то разноцветного росла с
каждым моим шагом.
последнего вагона.
знал, что денег у меня наберется чуть больше сорока рублей, но все же
стоял, надеясь на какое-то чудо.
зашуршала сложенная вдвое купюра. Я протянул ее. Это была
пятидесятирублевка, неизвестно откуда взявшаяся, возникшая, сделавшаяся!
радостно двинулся в свой короткий путь к сыну и жене.
Ох и накупили вы, Артем!
нужно с восторгом рассматривать пеленки и ползунки, говорить: "Ах!" и
"Какая прелесть!", - машинально прикладывать распашонки к груди. Инга
взглянула на меня снизу вверх как-то странно, но радостно и села на полку
рядом с сыном.
сверток. - Ах, какая прелесть! Вы, Артем, молодец!
самый краешек, чтобы не испачкать руками, чтобы не занести какую-нибудь
инфекцию. И только Валерка ничего не трогал, изумленно оглядывая эту
тряпочную гору - неопровержимое свидетельство нетоварищеского отношения к
женщине.
рубашка, платьице на девочку годков трех-четырех, туфельки и ботиночки,
ленты и пластмассовый пистолет с пистонами! На вырост я, что ли, взял? Ну
ладно... А платьице-то мне зачем положили? Да и штанишки я не просил. Мне
ведь нужно было для новорожденного. Инга посмотрела на меня сначала
удивленно и даже растерянно, но тут же какая-то мысль изменила ее
настроение, и она вдруг неудержимо и весело расхохоталась.
даже застонала от смеха. Светка захихикала, хотя еще ничего не понимала.
Даже серьезная Клава закатилась громким смехом. Хохотали все, даже
Валерка. Заглянула проводница тетя Маша, спросила, кто тут смеется, но
сама от смеха воздержалась. Расхохотался и я.
- И она снова прыснула в ладошку.
завернули, понятия не имею.
сказала Зинаида Павловна. - Но детская мода ведь не такая строгая, как у
взрослых. Ничего страшного. Да и платьица еще будут нужны.
16
улыбкой выпроводила всех лишних. Остались лишь Светка и Клава. У них с
Ингой началась какая-то сложная и непонятная для меня работа по
перебиранию и сортировке детского приданого. Я решил им не мешать. Скорее
бы все это кончилось! Скорее бы добраться до Марграда.
живое". Это я заметил по обложке. В следующем старались унять не в меру
разбушевавшегося, а скорее всего просто одуревшего от жары ребенка. Еще
дальше уже знакомый мне мальчуган продолжал методично перечислять:
возгласам, у каждого игрока после очередной сдачи был прекрасный
неловленый мизер. Бог ты мой! И тут древняя игра стремительно катилась к
своей смерти.
стороны полоски окон не приносили пассажирам никакой прохлады и
облегчения.
обрадовал. Семен было взглянул на шахматную доску, но я сказал, что
шахматы как азартная игра умерли. Валерий Михайлович лежал на своей
верхней полке все с тем же мокрым полотенцем на лбу. Его печальные глаза
были открыты.
восстановления равновесия в печени нужно. Понимаете?
Валерий Михайлович.
покой и покой.
проскользнул Федор, ловко сменил уже почти высохшее полотенце на лбу
Валерия Михайловича на свежемокрое и даже влюбленно провел ладонью по
разметавшимся волосам Крестобойникова. Потом Федор ушел, сильно
раскачиваясь.
боковой, и, кажется, уже телепатировали, потому что в глазах каждого было
тревожное понимание, а вслух они не произносили ни слова. Они что-то
стелепатировали и мне, но антенны моего мозга не были, по-видимому,
настроены на их излучения. Тут у них ничего не вышло.
на полку Зинаиды Павловны. Я сел. Ясно, что они пригласили меня не просто
так. У них уже была какая-то гипотеза, наверняка объясняющая все без
какой-то там малости, и эта малость теперь не дает им покоя, потому что
они знают о кризисе в физике в конце девятнадцатого века, когда из таких
вот малостей вдруг начала рождаться теория относительности и квантовая
механика. Они оба были учеными и все, конечно, отлично понимали. Им нужны
были идеи, критика, споры, диалектические противоречия, потому что только
из них и рождается истина, как я помнил еще из институтского курса
философии.
что даже не смотрел на Тосю, забыв про нее. - Вот что, Артем. Теперь уже
совершенно ясно, что с нашим поездом что-то неладно. Выбился он куда-то. В
другую реальность или просто из детерминированного мира, но только куда-то
выбился. И в Марград нам не приехать, если мы сами не предпримем
чего-нибудь.
Так ведь почти вся жизнь скорее именно из странностей и состоит. Что-то уж
очень они разволновались.
ненормально, невозможно.
передвинулась по своей полке поближе к проходу. Уж очень давно не было
ничего интересного, ни пришельцев, ни других странных встреч. И жизнь для