и позволил ему унести меня прочь. Да, воображаемая уютная действительность
не была моей, да и не могла быть, и все же благодаря завалявшемуся в
бардачке пакетику я жил ею. Дорого бы я дал, чтобы вернуться на несколько
лет назад и предупредить того юнца, который нюхал такую дрянь, какой
опасной чушью он занимается. И еще предупредить его насчет блондинки с
серыми глазами, которая собирается превратить его в преждевременно
опустошенного старого дурня.
Мне стало стыдно: я вспомнил об Ортоне Энгьюине, доживающем последние часы
этой жизни, пока я нежусь на солнышке и размышляю о сравнительных
качествах наркотиков. Я снял ногу с тормоза, и колымага выкатилась задом
из тупика. Выбравшись из лабиринта улиц Эль-Соррито, я покатил к заливу.
доме на Кренберри-стрит. Легкий ветерок на шоссе слегка проветрил мозги, и
я вернулся к размышлениям о деле. Действие зелья уже здорово уменьшилось -
такие полярные ингредиенты, как Приниматель, Доверятель и Избегатель,
всегда приводят к этому, - но в крови его оставалось еще достаточно, чтобы
жизнь казалась терпимой и даже сносной. Копни любое зелье, и везде
обнаружишь одно и то же: Пристраститель. Все остальное - не более чем
глазурь на пирожном.
мыслях не было прятать машину или скрывать свое присутствие до последнего
момента. На улице стояли еще машины, но ни одной знакомой, так что я не
знал, есть ли кто дома. Оно и к лучшему. Кто бы там ни оказался, у нас
найдется о чем поговорить, а если в доме не будет никого, я и сам найду,
чем занять себя.
взялся за ручку, она повернулась, можно сказать, сама. Через прихожую я
мог заглянуть в гостиную, где сидел вчера, болтая с котенком, а потом с
Челестой, но там тоже было пусто. Я вошел, прикрыл за собой дверь и
огляделся по сторонам.
жилье, а музей какой-то. Окна проектировались так, чтобы пропускать в дом
максимум солнечных лучей, что они и делали: весь дом казался сотканным из
света. Никто не позаботился сообщить окнам и солнцу, что в доме никого нет
и они могут немного отдохнуть.
набиты под завязку, но есть мне не хотелось. Я вернулся в гостиную и
подошел к окну. После всех тех часов, что я провел, глядя сюда снаружи,
мне хотелось посмотреть на мир с этой стороны. Долгую минуту я следил, как
монорельсовые пути, убегая вниз, ныряют в туман, надвигающийся с залива,
потом сменил фокус и вместо того, чтобы видеть мир за окном, увидел свое
отражение в стекле: некто в мятом плаще и столь же мятой шляпе в безумно
изысканной гостиной. Кого я разыгрываю? Какого черта смотрю на залив из
специально предназначенного для этого окна? От моего дома до залива пять
минут езды, и этих пяти минут я никак не выкрою.
показалось, что я взломщик. Все в этом доме заставляло чувствовать себя
здесь чужим. Сначала я зашел в комнату Челесты и опустил жалюзи - так
вроде бы лучше, спокойнее. Кровать не застелена, на подушке лежит
отглаженная блузка. Если бы не это, комната казалась бы такой же
ухоженной, как и помещения на первом этаже. Я подошел к гардеробу и
выдвинул пару верхних ящиков: чулки и белье. В нижних ящиках хранилась
одежда, средние - полупустые. Челеста жила здесь не больше двух недель, и
комната это подтверждала. Это была комната для гостей, и Челеста жила в
ней как гостья, а если у нее и имелись секреты, она хранила их где-то в
другом месте. От белья хорошо пахло, и я позволил себе наклониться к нему
поближе, но только на мгновение. Потом выключил свет и вышел.
комнату - должно быть, здесь проживал башкунчик - и в прибранную - она
скорее всего принадлежала котенку, но его здесь сейчас не было. К тому
времени я окончательно убедился, что нахожусь в доме один, и даже не
старался вести себя потише.
минута, чтобы привыкнуть к полумраку и различить фигуру на кровати.
Женщина в ночной рубашке спала или лежала без сознания - ее темные волосы,
разметавшиеся по подушке, и подсказали мне, что на кровати лежит что-то
еще, кроме смятого белья. Я вошел, не зажигая свет.
необходимыми для внутривенных инъекций. Судя по обилию того и другого,
занималась она этим не в первый раз. Я прикоснулся к шее - пощупать пульс,
и ее глаза механически открылись. Она моргнула раз, другой, потом все-таки
смогла заговорить:
исходил из крошечного живого сосуда, заключенного в мертвую плоть.
тех инквизиторов.
пробуждавшейся к жизни и вновь замиравшей. Я подобрал с кровати шприц и
переложил его на столик, чтобы Пэнси на него не напоролась.
очевидно было, что сейчас она не в лучшей форме. Мне не очень хотелось бы,
чтобы она умерла, пока я здесь. Я подошел к комоду, где лежала ее
карточка, стараясь производить как можно больше шума, но она не
реагировала.
рекламные листовки и прочая ерунда - я копался в них до тех пор, пока не
наткнулся на папку с архитектурными синьками и пояснительной запиской. Я
не обратил бы на них особого внимания, если бы в пояснительной записке оно
не называлось пристройкой к дому на Кренберри-стрит. Это заставило меня
приглядеться повнимательнее.
довольно простым. На нем была обозначена целая стена с двухъярусными
кроватями, что походило на ночлежку для обращенных животных. Я посмотрел
еще внимательнее. Кровати - восемь пар - примыкали к северной стене, - это
если я держал план правильно. Длина стены не превышала двенадцати футов,
то есть не больше трех футов на кровать. Идея показалась мне забавной
упаковать всех этих зверей, как солдат в казарму, особенно учитывая то,
что все это размещалось на задах дома на Кренберри-стрит. Я запомнил
название архитектурной фирмы и сложил чертежи обратно в папку.
не найдете.
случилось с фамилией Энгьюин. Кто такой мистер Гринлиф и где он?
сторону.
ввалившимися глазами молча следила за тем, как я поковырял пальцем порошок
на столике и поднес его к носу.
она пару раз перевела взгляд с разгрома на столике на меня и обратно,
словно между нами существовала какая-то связь. На самом-то деле мне просто
нечем было занять руки.
слипались, но она сопротивлялась изо всех сил. Я здорово мешал ей. Если
мне удастся заставить ее говорить, пока она еще не пришла в себя, то,
возможно, я что-нибудь и узнаю.
делали?
руками и осталась в этой позе, словно раненый солдат, придерживающий свои
кишки в плохом фильме про войну. Я сложил из стодолларовой купюры
маленький конвертик, зачерпнул им щепотку порошка, завернул и убрал в
карман прежде, чем она отняла руки.
взяла его обеими руками и медленно выпила.
смотрела на меня молча. Человеку, столько времени ухитрявшемуся не
вызывать подозрений, сам процесс ответа на прямые вопросы представляется
мучительным. Такой человек не способен держаться так, как умеют опытные
лжецы. Им, должно быть, кажется, что вопросы - вроде как мухи и их можно
Посняков Андрей
Максимов Альберт
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий
Посняков Андрей
Куликов Роман