подождать. Сам высший Тирас, с раннего утра пребывающий на посту, хочет
удостоить их личной беседой. Они, конечно, могут отказаться, но министр так
занят. Иное время для бе-седы найдется у него не скоро.
хочется поскорее увидать высшего Тираса... И у нас тоже времени в обрез --
дела, дела...
непрост. Гостей из Силая конвоиры передавали, как ценную посылку, из рук в
ру-ки, расписываясь в сдаче и получении. Тайные и явные лифты то загоняли их
под землю -- там в коридорах ощутимо попахивало плесенью, то возносили на
высо-ту -- в окнах синело.
охватило непонятное возбуж-дение. Сип то норовил выглянуть сквозь неплотные
створки в лифтовой ствол, то, к неудовольствию сопро-вождающих, прилипал к
какому-то вполне ординарному углу, то подскакивал к бойницам-окнам коридора.
Раза два он принимался что-то считать, загибая пальцы. И непонятные его
расчеты, видимо, шли удачно. Сип повеселел.
телетайпами, похожими на станко-вые пулеметы, и счетными машинами,
обрабатывающи-ми сверхсрочные материалы... Здесь почти не было мундиров --
черные тройки, серые пиджаки, белые ха-латы. И кончили они путь не в
приемной с секретарем и телефонами, а в белой игривой комнатке с цветами,
низкими креслами и софой, накрытой шкурой песчаного тигра.
белым бархатом и не про-стукивались. Сипу пришлось отодрать часть обивки, но
он нашел то, что искал. Одна из стен звучала яв-но глуше других, словно за
звонким бетоном был войлок.
распор девятого яруса...
мог. И боялся, что несдержанный силаец вызовет подозрение, -- в том, что за
ними сле-дили, не было сомнения. И он постарался попасть в тон Сипу:
вокруг Башни Правителя на благо Свиры... Здесь можно стать поэтом...
только дефект, совсем малень-кий дефект. Под левой грудью. В сердце...
выложен цветной мозаикой портрет Великого Кормчего.
грустный низкий голос. -- Ты давно интересуешься живописью. Сип?
лицо 'без морщин, печальные серые глаза и аккуратно зачесанная назад
шевелюра снежной чистоты как нельзя лучше подходили к титулу "министр
государственного милосердия". Он был очень похож на портретные изображения
Кормчего. Возмож-но, художники, лишенные натуры, безотчетно вносили
выразительные черты Тираса в абстрактный облик прави-теля. А возможна и
другая причина... Нет, это было бы слишком просто. И все равно не объяснило
бы главного.
но раньше в его смелости была угрюмая обреченность. А сейчас в нем была
уверенность и вызов. Для простого сержанта это было чересчур необычно. И
самое главное, что эта уверенность в своей Тайной власти смущала и пугала
имеющих явную власть. Они терялись перед нахальным сержантом. Вот и сейчас
Сип не отскочил от мозаики, не вытянулся в струнку перед вторым человеком
Свиры, не затрепетал под его ледяной улыбкой -- и Тирас, поколебавшись,
уступил, даже замечания не сделал.
знают горя, а только радость от служения обществу.
дефектом. Вот здесь идет трещина. Я залил ее эпоксидным клеем, и она теперь
почти не видна. Но дефект есть дефект! Оригинал у меня в каби-нете. 'Он
больше по размеру -- в полный рост и совер-шеннее по колориту. Полный эффект
присутствия. По-стоянное ощущение, что за твоей спиной не портрет, а сам
правитель. Вот что делает искусство... Кстати, Сип, ты знаешь, кто автор
этих шедевров?
бессильна преградить их, если честно признаться. Имя таланта -- пусть
запретное, пусть грешное -- ведомо избранным. А Кокиль Уран был талантлив,
чертовски талантлив... Ты где учился, Сип?
Силай. Впрочем, возможно, голос крови... Великая вещь -- голос крови...
Тебе, конечно, известно, что государственный преступник Канир Уран по
прозвищу Бин -- внук Кокиля Урана, великого художника и великого
преступника?
костюме с голубым галстуком, и вел себя так, словно решил отдохнуть от дел,
побол-тав со старыми знакомыми. Пока, правда, он обращался только к Сипу, но
Шанин чувствовал, что каждое слово этой странной беседы направлено рикошетом
в его сто-рону.
многое, если не все. Тайна Кормчего, тайна Свиры обитала где-то здесь, рядом
с Тирасом, и Тирас владел этой тайной -- иначе быть не могло. Надо было
приручить Тираса. Любой ценой.
свою игру, цель и смысл которой открывать не спешил.
насторожен. А во-вторых... В таком деле можно работать лишь спиной к спине,
безраздельно доверяя друг другу. Шан доверился Сипу. Сип Шану -- нет. В
результате даже Тирас знает о Бине больше, чем Шан. И если эти скрытые Сипом
детали родословной соотнести с его поведением в последнее время, многое
становится яснее, а многое -- загадочнее. Как это труд-но -- в чужом мире,
когда приходится разгадывать не только врага, но и друга.
медикам... Трудный случай... Полная амнезия...
тридцати годам был незыблемым ав-торитетом в области электроники и
прикладной физики, а в сорок -- приговорен к смерти за покушение на
Ве-ликого, мы знаем лучше самого Бина. Но его мать и отец, которых Бин даже
в лицо не видел, обладали од-ним фамильным секретом. Секретом огромной
государ-ственной важности. У меня есть сведения, что им владел и Бин, хотя
на первый взгляд это попросту невозможно. Супруги Ураны скончались...
м-м-м... под нашим наблю-дением. Связи с внешним миром они не имели. А Бин в
то время даже не подозревал об их существовании. О том, кто его родители и
как они кончили, он узнал только через несколько десятков лет... Мои медики
пы-таются выудить золотую рыбку из мертвого моря, из головы того, кто был
когда-то Бином...
для любопытных ушей. Даже если это уши полицейских гвардейцев. Зачем нам
знать про Бина? Мы свое сделали -- отдали его в твои руки. Но мы не
медики...
нетускнеющим срезам камня, смахи-вая несуществующую пыль. Постоял с лицом
человека, изучившего за долгие годы каждую пядь, каждый изгиб, каждый скол
изумительного сочетания естественных и искусственных линий мозаики.
вас, даже сами Ураны, даже этот несчастный Бин -- никто на свете, кроме
меня, не мо-жет хотя бы представить цену этому секрету... Дорого бы я дал за
него...
аристократы духа, мы -- выше тайн и махинаций. Не будешь же ты утверждать,
что тебя инте-ресуют деньги? Кто тебе поверит?
аппетитом. Он плебей. Он не способен на крупное дело. Настоящее дело,
достойное гения...
багажом стоит у меня в каби-нете. А больше Горон ничего не передавал? Более
ин-тересного?
красивое лицо было сосре-доточенно, как у боксера, ведущего атаку. И в серых
глазах, которые принято называть "стальными", не было злобы -- он просто
следил за жертвой, пресекая попыт-ки спастись или перейти в контратаку.