Мы взяли обеих у двухметрового забора кашкинского подворья. Именно там распалённая погоней принцесса прижала наконец Ягу к стенке. Бабка в руки не далась и совершенно немыслимым прыжком взвилась по дубовым доскам вверх, усевшись на заборе, как загнанная кошка. Тамтамба только-только издала победный клич африканских охотников на бегемотов, как я с Митькиных плеч в длинном перелёте приземлился ей на спину! Благо рухнули в снег, никто ничего себе не сломал. Подоспевший Митька навалился следом, и буквально через минуту мы получили умотанную в тулуп, связанную кушаком, лающуюся претендентку на престол. Хотя в данный момент для нас она была уже чисто криминальным элементом, покусившимся на жизнь и достоинство работника милиции. Набежавшая толпа лукошкинцев с интересом ждала продолжения…
– Дык, батюшка сыскной воевода, мыть будете али так, в смысле с пылу с жару нечищеную потребите? – высунулся кто-то чрезмерно любопытный.
Я попросил Митю объяснить гражданину всю глубину его безнравственных и двусмысленных вопросов. Наш младший сотрудник закатал рукава, и болтун исчез за бабьими спинами. Получалось, что мы второй раз лишаем народ законного развлечения. Ладно, на хоккее оторвутся…
– Никитушка-а… – жалобно позвали сверху.
Я хлопнул себя по лбу, о Яге-то совсем позабыли! Незаменимый эксперт-криминалист безуспешно елозила по верхушке забора, где и сидеть неудобно, и спрыгнуть страшно.
– Не бойтесь, бабушка, я ловлю!
– Прости меня, Господи, дуру старую… – с чувством перекрестилась Яга и, закрыв глаза, ничком рухнула вниз.
Я легко подхватил сухонькую старушку и под аплодисменты толпы мягко поставил на ноги.
– Без комментариев! – громогласно заявила бабка, правильно ввинтив нужную фразу. – Всё расскажу- поведаю, тока у себя в доме. А сейчас веди меня в баню, участковый, и девицу энту агрессивную туда же тащи. Не хочу, чтоб у нас заглавная виновница раньше времени замёрзла, ей ещё на суде царском ответ держать!
Угу, похоже, бабулино расследование прошло более чем удачно…
* * *
– Рассказывайте.
– Щас… хоть отдышаться-то после обеда дай. – Яга полусонно откинулась на лавке, пристроив под поясницу Митькин тулуп. – Тока больше меня пельменями покупными не корми, уж больно от них живот пучит.
– Стрельцы на базаре брали, в принципе мы все их ели.
– А меня всё одно не корми! Не для того я дело царское, важности государевой, единолично за один день раскрыла, чтоб пузо пельменями распирать. Слушай лучше…
Я молча взялся за блокнот. Честно говоря, подобный «превосходительно-снисходительный» тон для бабули обычно нехарактерен. Складывалось нехорошее подозрение о неком головокружении от успехов, но с окончательными выводами лучше пока подождать.
– Как затесалася я в терем царский, ты и сам видал. Вечерком вошла серой утицей, а поутру вышла пава павою! Сапожки сафьяновые, юбки крепдешинные, душегрейка парчовая, мехом заячьим отороченная, на головах платок посадский, бельишко исподнее и то шёлковое, аж страсть! А всё государь-кормилец обеспечил, чтоб ему сто лет прожить не икаючи. Сделал из меня боярыню столбовую да пред невестами за самую наиглавнейшую блюстительницу представил! Те хоть и понту с форсом полны панталоны будут, а меня зауважали. А то и оно, кто ж царю перечить посмеет… Никитка, а ты кота хорошо кормил ли?!
– Не сомневайтесь, – на миг оторвался я, – за ваше кратковременное отсутствие он успешно набрал два килограмма.
– Ой смотри-и… – привередливо сощурилась бабка, поковыряла жёлтым ногтем в зубах и вернулась к главной теме: – Так вот, сперначалу порешила я всех невест строем поставить да кажной ревизию полнейшую учинить. Крикнула, зубом цыкнула, костяной ногой в половицу топнула – все как есть девки красные передо мной стоят! Глазками хлопают, плечиками жмут, губки яхонтовые кривят капризственно, а возражать не смеют. Я тут и смотрю – вроде нет одной. По списку выходит двенадцать их. Двое – в горенке тайной без сознательности лежат, девятеро тут, аки цветики, головками качают, а десятой-то и нет! Да, участковый, где ж Митенька наш?
– Был, ушёл, – коротко доложился я. – Отчёт предоставил, расследование продолжает. О результатах доложит к вечеру, после матча.
– Ой смотри-и… – Яга удовлетворённо вытянула ноги и с видимым удовольствием сняла с парчовой душегрейки незаметную глазу сориночку. – А девкой энтой, на перекличку не явившейся, принцесса африканская оказалась. Тамтамба Мумумба. Она из краёв далёких, пустынь безводных, песков бескрайних на верблюде одногорбом сюда приехала. Один слуга при ней и был, да его стрельцы сердобольные третий день самогоном греют, не простыл чтобы… Ну да я ж бабка не гордая, лыком не шитая, по старинке сделанная – я и сама к ней пошла. Девки комнатку подсказали, изнутри запертую, а тока отворить её нетрудно было, слово тайное разумеючи. Вхожу-у… гляжу-у… а там…
– Вуду, – понимающе кивнул я, – что-то вроде маленьких куколок на всех невест. Иголки, петушиная кровь, зола, змеиная кожа, перья и кости?
– Да ты никак, сыскной воевода, мне за плечо глядел?! – попыталась обидеться наша домохозяйка, но удивление в её глазах было столь безграничным, что я с трудом удержал улыбку. – Всё так оно и было… уж не знаю не ведаю, откуль тебе такие подробности известными стали. Ну я, значитца, и скумекала сразу, кто во всех бедах виноватее будет. Лицо сделала такое строгое, как у тебя на задержании, и говорю, мол: «Гражданка-негритянка, вы как есть арестованы за содействие тёмным силам и по подозрению на двух девиц в покусительстве!» Правильно ли, а? Тока ничё она мне в ответ не сказала – взревела по-звериному, зашипела по-змеиному, крякотнула не по-нашему, да как хвать копьё! Я-то, старая, и ахнуть не успела, а у неё уж в кажной руке по смертоубийству, и…
– Вы побежали?
– А ты бы не побежал?!
– Я не к этому. – В принципе мне всё было ясно. Полчаса назад мы передали отпаренную, но всё ещё ругающуюся принцессу Мумумбу с рук на руки царским стрельцам. Они должны были доставить её к государю с соответствующими разъяснениями. Ну не в порубе же её держать, всё-таки иностранка. Завтра с утра сходим к Гороху, надо будет произвести тщательный обыск в жилище «охотницы за черепами», возможно, именно там мы и найдём противоядие.
– Ты тока о награде моей потолковать не забудь.
– Да что с вами сегодня, бабуля? – даже напрягся я.
– Кому бабуля, а кому и самая наиглавнейшая невестова смотрительница! – подбоченилась бабка. – Раз уж я вот такенное дело хитромудрое, как кудель, распутать сумела, так нешто мне теперь всю жизнь в отделении на одном окладе куковать?! Фигу!
– О-о-у… Да тут дело серьёзное. Вы ещё не надумали заняться частным сыском?
– Самой, что ль, расследования вершить? – сразу догадалась Яга, с самым серьёзным видом почёсывая бородавку на подбородке. – Подумывала, а как же… Нешто можно силами одной милиции разные проблемы свойства деликатного разрешать? Может, и взаправду частным сыском на кацавейку новую подзаработать…
Я молча покачал головой, сунул блокнот с записями в карман форменного пиджака. Сейчас говорить не о чем, но, быть может, бабка к вечеру придёт в себя. Думать о затяжном характере «звёздной болезни» как-то и не хотелось уже… Мало мне было «оказачившегося» Митяя, так ещё и родная бабка туда же!
– А что ж ты не спрашиваешь, почему я тады от стервы энтой, в перьях бесстыжих, принародно тёку давала?
– Почему? – послушно спросил я.
– Да потому, голова твоя еловая, что не могла я невесту царскую посередь гостей иностранных арестом позорить! – победно припечатала вконец зарвавшаяся «мисс Марпл» лукошкинского райотдела. – Надо мне было её со двора выманить да тебе же и возможность дать злодейке при всех руки завернуть. Теперь ей немалый срок светит… А за что?! Не за невест, яблоком травленных, ибо скандал международственный будет, но уже за покушение на ответственного работника милиции – на меня то бишь! Чуешь значимую разницу, участковый?
– Да, вижу, вы всё досконально предусмотрели…
– Вот то-то и оно! А тебе впредь наука – выше старших нос не задирать. Да я б её вон… хошь в валенок, хошь в тряпку половую одним мизинчиком превратила! Захотела если бы…
Похоже, за один вечер дурман славы, ударившей в старухину голову, не развеется. Нормально общаться с ней можно будет только утром. Я вышел в сени, набросив на плечи тулупчик, уже во дворе замотал шею шарфом, застегнулся на все пуговицы, поправил фуражку и, козырнув охранным стрельцам, вышел за ворота. Где-то через полчаса должен был состояться отложенный матч между командами ткацкого и кузнечного кварталов. Может быть, посмотрю на хоккей, так отдышусь немного. К тому же там вполне может оказаться похититель чемпионского кубка. Я со всей дури пнул носком сапога ближайший сугробчик – снег взлетел алмазной пылью, запорошив меня аж до козырька. Обидно! Просто дико обидно и стыдно страшно… Значит, австриец Алекс Борр был прав, обвиняя негритянскую принцессу во всех грехах и собирая о ней информацию как о колдунье вуду. Вот так самые простые и несложные версии на поверку оказываются единственно правильными, а мы всё усложняем себе жизнь. Частное сыскное агентство Яга, естественно, не откроет, это она так сказала, чтобы меня позлить… Но ей-богу, если и Митька найдёт украденную булаву раньше, чем я хоккейный кубок, то хоть стреляйся! Что же было сделано не так? Надо сесть и разобраться не торопясь, а сейчас главное ни о чём не думать. Хоккей, хоккей и ещё раз хоккей, всё!
* * *
…Играли на стандартного размера площадке, огороженной деревянным бортиком и залитой льдом. Форма одежды – свободная, каждая команда отличается только незначительными деталями одежды – единым цветом шапок, шарфов, кушаков или рукавиц. Вот сейчас все кузнецы, например, имели ярко-красные пояса, а все ткачи – одинаковые жёлтые вязаные варежки. По льду носились в лаптях или валенках (коньки – удовольствие дорогое, да и не все умеют на них стоять). Правда, без коньков народ держался на льду ещё хуже, постоянно поскальзываясь и падая, но, с другой стороны, это веселило зрителей, придавая игре остроту и пикантность. Вот клюшки были уже типовые, тут пришлось раскошелиться на плотников. Те давали хоккеистам большую скидку, ведь после каждой игры минимум десять клюшек уже ремонту не подлежало, проще было купить новые. Судил всё тот же бессменный Абрам Моисеевич, после исчерпывающего разрешения всех инцидентов его постоянно сопровождали двое наших стрельцов. А вот лучшим комментатором был… Вы не поверите, знаменитый юродивый Гришенька! Он не пропускал ни одного матча, сидя верхом на ближайшем заборе, упоённо болтая босыми ногами и звеня веригами. Вопил так, что полгорода слушало его рассуждения, не выходя из дома. Может быть, он и переувлекался разными религиозными словечками, но комментировал всё равно лихо, народ внимал Гришеньке с видимым удовольствием.
– Ай и защити, мать царица небесная, ворота ткацкие от ударов кузнецких! Ну, куда? Куда ж ты прёшь, гад, супротив Богоматери, а?! Беги, беги, беги-и-и… Давай, родненький, бей! А-а-а-а! Руки твои – крюки, ноги – грабли, мозги – труха сосновая… Ты пошто мажешь?! Пошто Богородицу промашкой обижаешь?! И сызнова кузнецы в атаку строем пошли-и… Ох и грозно клюками над головой машу-ут… Ой и прольётся сейчас кровушка христианская, ибо не токмо о Боге, а и о шайбе все забыли-и… Ах, пошла же стенка на стенку, гой еси, забава русская, хоккейная! А судью-то, видать, в центре поля бьют… О, о, о! От он и выкрутился… Редкий талант Абраму Моисеевичу Господом дарован, воистину – редкий! А ткачи-то времени не теряют, костьми ложатся, шайбу в кузнецкие ворота тычут. Вот пошли ужо… вот и вышли… вот и вдарить сподобились… Нет, нет, не-е-ет!!! Да кто ж к вратарю кузнецкому так близко подходит, а?! Прими, Господи, душу раба твово, азм есмь грешный помолюсь за убивца его… или не надо? Хвала Пантелеймону-целителю, живёхонький ткач! Унесли калеку… А вот и кузнецы вдогон пошли к воротам супротивным ломить… Ох и заиграли клюки кленовые по головам осиновым… Шибче, православные, шибче! И не введи нас во искушение, но спаси души наша, яко… Го-о-о-л!!!
…Кузнецы открыли счёт примерно на шестой минуте. Сначала я просто «болел» вместе со всеми, потом вспомнил, зачем, собственно, шёл, и начал неторопливо присматриваться к народу. Должен сказать, что большинство присутствующих были мне в той или иной мере знакомы. Люди, приходящие на стадион, традиционно делятся примерно на три неравнозначные категории. Первая, но не самая большая, истинные болельщики! Это те, кто поимённо знает всех игроков во всех командах, не пропускает ни одного матча и готов голову положить за победу родного Лукошкина на каких-нибудь Олимпийских играх в Барселоне. Вторые, а их большинство, задиры, бузотёры и пьяницы. Для этих молодцов хоккей – просто способ выпустить пар, помахать кулаками и наораться вдосталь. Как правило, мы с Еремеевым принимаем самые решительные меры для пресечения возможных беспорядков, но мелкие мордобои всё равно периодически происходят. И третья группа – случайные зрители. Те, кто пришли сюда в первый раз, окрылённые романтикой и рассказами соседей, воочию убедиться в том, что русский хоккей – лучшее зимнее времяпровождение. Во всех трёх группах встречаются самые разные слои населения: от столбовых дворян до уличных попрошаек. Женщины и дети тоже, кстати, не редкость. Вот среди всей этой пёстрой сутолоки я неспешно проталкивался по круговому маршруту, внимательно вглядываясь в знакомые лица. Меня узнавали, приветствовали, желали здоровья, просили Господа хранить милицию… Всё, как всегда. Обойдя хоккейное поле по периметру, я наконец сосредоточил своё внимание на мрачной сгорбившейся фигуре дьяка Филимона Груздева. Стоял он поодаль, у обледенелой горки, и, приподнимаясь на цыпочках, ястребино вглядывался в ход игры. Рукавицами дьяк похлопывал себя по замерзающим бокам, а губы его кривились в явно мстительно злорадствующем режиме.
– Радуетесь проигрышу ребят из ткацкого квартала?
– Ась?! – едва не подпрыгнул он, мелко крестясь от меня, как от беса. – Тьфу на тебя, ирод участковый! Ажно сердце захолонуло… Вот скажу государю, что ты слугам его верным прямо со спины да в ухо глотку дерёшь!
– Пятнадцать суток… – задумчиво предложил я.
– Чёрт с тобой… – признал отпетый скандалист. – Чего тебе от меня, горемычного, надо?
– Да так… просто поинтересоваться вашим мнением насчёт сегодняшнего матча.
– Шутишь?
– Ничего подобного, а что, похоже?
– Да кто ж его разберёт, чего от вас, милицейских, ждать… – ершисто передёрнул плечами дьяк. – Добра от тебя отродясь не видел, а лихостей всяких столько полной ложкой нахлебался, что новым злодейством и не удивишь вроде… Ну да Богу с небеси всё видно! А тебе так скажу – проиграют ткачи, четыре супротив двух. В финал им вовек не выйти, а кузнецы, глядишь, и на четвёртое место взойдут, уж больно у них защита хороша. Хотя супротив «Святых отцов» – руки коротки, да и с Немецкой слободой выше ничьей не прыгали…
– Ого, да вы эксперт!
– Станешь тут… Ты, что ль, отца Кондрата за меня просил?
– Я. Дал ему прочитать ваше письмо и попросил содействия.
– Он и… посодействовал… – Хорьковое лицо гражданина Груздева на мгновение стало таким злым, что я невольно отшатнулся – укусит ещё…
– Епитимью на меня наложил, жестокосердный наш! Играть повелел, доколе кубок чемпионский, червонцами насыпанный, к стопам владыки своей рукою не поставлю! Ибо – видение ему таковое было свыше! Ангелы, мать их, во снах преподобного посещали-и…
– Знаете, а пойду-ка я… – Мне почему-то сразу расхотелось продолжать разговор. Брызжущий слюной и эпитетами дьяк становился слишком одиозной фигурой. Продолжай я задавать наводящие вопросы, народ плюнул бы на хоккей, полностью сконцентрировав внимание на нас! Быть в одной поп-группе с таким антисоциальным элементом – увольте…
– Делами служебными занялся бы лучше! Вона в тереме царском слухи нехорошие расползаются. Бают, будто бы ведьмина дочь посреди невест государевых затесалася! Или вон запорожцы час от часу всё подозрительней на людей дышат. Меня за день трижды хватали и обыску подвергали облыжно, ровно ищут чего. Ты вона их возьми, прищучь! А то нашёл бесовское веселье – народ хоккеем искушать… Гореть тебе за енто в аду, участковый!
И хотя «дьяк Филька» на нашем служебном жаргоне давно звучит как «геморрой во плоти», ко многим его словам стоило прислушаться повнимательнее. В любом случае до возвращения в отделение у меня было о чём подумать…
* * *
В тереме меня ожидала грамота от царя. Нет, не Почётная, их в то время и в помине не было. Обычный, скрученный в рулон лист желтоватой бумаги с подробным отчётом о допросе афроподданной Тамтамбы Мумумбы. Грамоту мне с поклоном вручил раздувшийся от важности кот Василий. В свете последних событий он даже как-то отдалился от своей непосредственной хозяйки и всё чаще демонстрировал верноподданнические чувства ко мне как к главе отделения. Яга на радостях улеглась спать пораньше, я тоже не собирался особенно засиживаться. Мне, между прочим, даже чаю не оставили… Самовар холодный!
Обычно все речи государя фиксировались двумя, а то и тремя думными или приказными дьяками. На этот раз я с некоторым удивлением узнал руку Гороха. Хм, ну и что же он мне там пишет…
«Худо дело, Никита Иванович, – безвинна девка-то! Она по-русски ещё ни слова не разумеет, ну да я самолично допрос вёл. Пробовал и так и эдак, оказалось, что аглицкая речь ей знакома немного. Христом- богом клянётся, что не она это! На бабку твою по дури да сгоряча бросилась, в чём вины не отрицает. Комнатку её вместе с двумя боярами смотрел, штуковин подозрительных много. Особливо куклы детячьи, уж больно на принцесс заезжих похожи… Вроде и стыдно как-то за забавы пустячные на девицу приезжую напраслину возводить. Ты дело-то не бросай, однако факт я затейливый обнаружил – алиби, значит. Польку да француженку чем травили? Яблочком наливным! А почему ж тогда не ананасом али бананом, к примеру?! Откуль им в Африке про яблоки знать? Да и характер у ней африканский – мёд со скипидаром! В пылу горяча, но сердцем отходчива. Уж ежли не по нраву кто, так копьём запыряет, а фруктом травить доблести мало… Поутру жду, приходи, вдвоём и покумекаем. Бабу Ягу с собой не зови. Она хоть и бабка заслуженная, но уж слишком… спасу от неё нет! Ну да утро вечера мудренее…
Царь-государь и самодержец, твой Горох».
Вот такой образец эпистолярно-художественного жанра.
Честное слово, поначалу я не знал, смеяться или плакать. Нет, смеяться хотелось всё-таки чуточку больше… Вы не поверите, как было приятно узнать, что Яга ошибалась. Я почти на сто процентов был уверен, что царь прав и Тамтамба Мумумба не будет привлечена по делу об отравлении двух претенденток. О, каких сил мне стоило удержаться и не разбудить нашего хвалёного эксперта-криминалиста буквально в ту же минуту. Просто для того, чтобы посмотреть на её вытянувшееся лицо… Мой злорадный порыв погасил кот Василий. Неслышно подкравшись сзади, он внимательно пробежал глазами царскую грамоту и, щекотнув усами моё ухо, муркнув, тихо удалился. Вернулся через минуту, держа в лапах поднос с куском мясного пирога и кружку тёплого молока с мёдом. Всё это дожидалось в печи, чтобы не остыть. Значит, несмотря ни на что, Яга приготовила для меня ужин, а сама просто рухнула спать, в её возрасте такие нервные стрессы с кроссами чрезмерно утомительны. Кот уселся напротив, подперев щёку и вопросительно вскинув брови.
– Будешь? – Я разломил пирог пополам, Васька отрицательно помотал головой. От молока он тоже отказался, но это его проблема. Зато слушать умел бабкин любимец как никто. – Сложно всё… Рассуждать о том, что самые простые преступления и есть самые неразрешимые, – банально. Однако знаешь, вот ощущения трагедии всё равно почему-то нет. О хоккейном кубке я речь не веду, это вопрос принципиальный, и я убеждён – злоумышленник не сумел вывезти его из Лукошкина. Всё говорит о том, что это спонтанная кража. Его взяли случайно, под горячую руку или просто ошалев от самой возможности – безнаказанно взять государеву награду общегородского чемпионата. Кубок всплывёт в самое ближайшее время…
Кот задумчиво кивнул. Нет, он далеко не дурак и психолог отменный, хотя образование, как говорится, высшее запечное…
– О гетманской булаве ничего определённого пока сказать не могу. Честное слово, я ведь этим делом ещё и не занимался толком. Митька там чего-то нащупывает, энергии у него хоть отбавляй, но с завтрашнего утра обязательно возьму всё под личный контроль. На мой взгляд, речь может идти всего о двух версиях – обычное преступление и политическая провокация. Второе кажется более интересным, учитывая, сколько иностранцев крутится сейчас на царском дворе. Что здесь, что в моём времени – работа дипломата всегда была на грани подкупа, шпионажа, лжи и вечной фальсификации фактов. Может быть, стоит ещё раз побеседовать с полковником Чорным и так ненавязчиво выяснить, кому играет на руку ослабление позиций запорожского войска в России?
На этот раз кот Василий дважды почесал в затылке, прежде чем утвердительно мурлыкнуть. Я столь же глубокомысленно хмыкнул, допил остывшее молоко и отодвинул кружку. Мой собеседник неопределённо махнул лапой, давая понять, что я могу отправляться на боковую, а со стола он уберёт сам.
– Таким образом, настоящая серьёзная проблема у нас пока только с царскими невестами. Если Горох прав, если бабкина версия трещит по всем швам, – то единственное, что мы имеем, так это очередной пролёт! Может быть, негритянская кудесница и в самом деле намеревалась посредством куколок вуду отправить на тот свет ненавистных соперниц, но девочка круто просчиталась! Увы… мы в России, а здесь о культе вуду никто и в газетах не читал, и в страшных снах не видел, и в деревенских сплетнях не трепался. Для того чтобы африканское колдовство сработало – жертва должна о нём знать! И то гарантийного талона на три года никто не даст, нет у нас таких специалистов. Знаешь, что меня обнадёживает в этом деле? То, что девушки до сих пор не умерли. Пребывают в анабиозе, но живы ведь! Просто мы неоперативно сработали… Яга поспешно впала в необоснованные подозрения, вцепилась в первую же попавшуюся жертву и с лёгким сердцем объявила о победном закрытии расследования. Надо эту ситуацию как-то обыграть… Потоньше, поделикатнее, чтобы… ну, ты меня понимаешь?
В общем, лёг я уже ближе к полуночи. Вопреки сложившейся традиции (памятуя наши прошлые дела), ночь прошла спокойно. Никто не прибежал в отделение с неотложными трагедиями, не будил, не писал заявлений и не рвался внести свою лепту в сохранение разлюбезного правопорядка. Даже особенно запоминающихся снов как-то не было. Вроде бы только лёг, едва коснувшись головой подушки, и всё… наутро разбудил дежурный стрелец. Вставать не хотелось, но и ругать парня тоже как-то было не с руки. Сам ведь предупреждал, если до восьми утра к завтраку не спущусь – будить нещадно! Жду не дождусь весны, когда курятник наконец-то откроют и мой любимый пернатый гад снова будет поднимать меня в четыре часа противным, до судорог, кукареканьем. А я буду метко кидать в него через окно тапочки, огрызки от яблок, абрикосовые косточки и прочие «снаряды». Как только появится свободное время, то и рогатку не грех было бы смастерить. Представляете, сидит он на заборе, пёрышки чистит, а тут я… спелой вишенкой да прямо по гребешку, по гребешку, по гребешку! Виноват, отвлёкся… До весны ещё надо дожить, и потом, резиновый жгут на лукошкинском базаре днём с огнём не сыщешь, так что рогатка отпадает.
…Вниз, в горницу, я спустился бодрым шагом человека, владеющего информацией. Принаряженная Яга праздно сидела у окошечка, выводя на замороженном стекле замысловатые фигуры. В мою сторону и не глянула, задрав нос к потолку.
– Доброе утро. Спасибо за ужин.
– Не за что, – нехотя бросила бабка. – От государя не был ли кто? А то ить я приглашения ждать не буду и передумать могу…
– Был, вчера, – тепло улыбнулся я. – Вот, доставил грамоту от Гороха. Там и про вас написано.
Доставалов Александр
Шломо Вульф
Бажанов Олег
Круз Андрей
Херберт Фрэнк
Орловский Гай Юлий