Чтение 13–й страницы книги ~Враг за Гималаями~

- Мне шутковать по должности не положено. - Он предъявил удостоверение.

- Ты мне свои книжки не подсовывай! - отмахнулась Таисия Мироновна. - Малограмотная я. Инвалид по зрению к тому же.

- Малограмотная она, вы только послушайте! - восхитился Шкурдюк. - А нашу клинику по одному только штампу на халате нашла. Сыщик!

Выяснилось, что квартирантка Таисию Мироновну в свои дела не посвящала и даже место работы хранила в тайне, но, уходя, забыла на вешалке белд>ш больничный халат (поступок Тамарке-санитарке вовсе не свойственный, скорее всего, жадная старуха просто присвоила полезную в хозяйстве вещь). Изучив имевшиеся на халате казенные штампы, Таисия Мироновна вычислила, куда ей идти за справедливостью.

- Сейчас мы отправимся к вам в гости и осмотрим комнату, в которой проживала квартирантка, - сказал Донцов. - Мне она никакая не родственница, если вы это ещё не поняли. Она опасная преступница.

В последней из съёмных квартир, где обитала Тамара Жалмаева перед тем, как снова стать Доан Динь Тхи, Донцова вновь ожидало разочарование.

Ушлая девка не оставила о себе никакой памяти, если не считать того самого халата, в краже которого Таисия Мироновна в конце концов созналась.

Ни в прихожей, ни в ванной, ни в спаленке, где сейчас стояла голая, лишённая белья койка, не нашлось ни одной принадлежащей ей вещи.

Зато допрос хозяйки дал кое-что интересное.

Выяснилось, что квартирантка, кроме как на работу, никуда из дома не выходила, да и Таисия Мироновна не позволяла ей затемно отлучаться - долго ли до беды. То есть что в ночь убийства Тамарка-санитарка не покидала свою девичью постель, а следовательно, имела алиби.

- Это точно? Вы уверены? - продолжал допытывать её Донцов.

- Куда уж точнее, - отвечала хозяйка. - Я, помимо всяких там защёлок, дверь ещё на ключ запираю, который у себя под подушкой прячу. Знаем мы эту современную молодежь. Одна шантрапа, даже если и порядочными прикидываются. Пустишь человека переночевать, а он сбежит под утро и всё твое добро с собой прихватит.

- К двери другой ключ подобрать недолго. - К двери, может, и недолго, да только к моему сну никаких ключей не подберёшь. Я ночью вполглаза сплю, всё слышу. И как соседи за стеной храпят, и как коты на крыше орут, и как тараканы шуршат.

Донцову вдруг припомнилась легенда об одном буддийском святом, который медитировал десять лет подряд, глядя на стену и внимая воплям муравьев. Силен был, конечно, мужик, но до Таисии Мироновны ему далеко.

- И как же вы её при таком контроле упустили?

- Очень даже просто. Пошла на почту за пенсией, она и выскользнула. Уже потом я приметила, что её вещичек нет. Моего, правда, ничего не взяла. Зря грешить не буду.

- Ну, хорошо. Допустим, ваша квартирантка никуда не выходила. А её кто-нибудь навещал? Или, может быть, звонили?

- Звонить мне сюда можно только через колокол, который на церкви Успения висит. - Таисия Мироновна кивнула в окно, где среди серой хмури можно было разглядеть золочёные купола с ажурными крестами. - При моей инвалидности почему-то никакие льготы от власти не положены. Ни на телефон, ни на лекарства. А ходить к ней ходили, было такое. Один человек ходил. Нечасто, правда. Три раза за всё время. Это когда она болела.

- Так она ещё и болела? - удивился Донцов, в представлении которого Тамарка-санитарка была кем-то вроде несгибаемого Буратино.

- Случалось. Вроде как паралич на неё нападал. Она тогда пластом лежала. Даже бредила иногда.

- Как бредила? Маму с папой звала или матом ругалась?

- Бормотала что-то невразумительное. Да я особо и не прислушивалась...

- Хорошо. А что это за человек был? Описать его можете? - Донцов подумал, что от инвалида по зрению нельзя требовать чересчур многого, но ведь есть же такие слепцы, которые любого зрячего за пояс заткнут, например бабка Ванга или Сёко Асахара.

- Описать? - задумалась Таисия Мироновна. - Можно и описать, если нужда имеется... С виду он дед старый. Но ещё бодрый. По лестнице как молодой шастает. Рожа страхолюдная. Я его из-за этой рожи вначале даже в квартиру пускать не хотела, да она упросила. Говорит, родня моя дальняя, троюродный дедушка. Я и сдалась. Думаю, человек деревенский, уважительный. К тому же всегда трезвый.

- Почему вы решили, что он деревенский? -насторожился Донцов, в лучшие свои годы бравший след ещё до появления запаха.

- Так он в валенках с галошами приходил! Ты когда последний раз человека в валенках с галошами видел?

- Совсем недавно, - признался Донцов.

Похоже, что ниточка от Тамарки-санитарки всё же протянулась к дворнику Лукошникову. Недаром этот тип вызывал такую антипатию. Друг воронов и враг рода человеческого... Впрочем, это был ещё не криминал. Два одиноких существа, пусть и разные по всем статьям, вполне могли сойтись. Примеров тому сколько угодно. Сцилла и Харибда. Квазимодо и Эсмеральда. Маугли и питон Каа. Цимбаларь и Кондаков.

Вот только почему Лукошников скрывал свою дружбу с молоденькой санитаркой? Не хотел делиться душевной тайной? Стеснялся? Или причиной тому преследующие старика провалы памяти?

А если здесь бывал вовсе не Лукошников? Валенки с галошами - это ещё не особая примета.

- Как он хоть с вами разговаривал? - поинтересовался Донцов. - Хамил, наверное, на каждом слове?

- Какие могли быть с ним разговоры! Он ведь немой. Только кивал головой да лыбился. Он с фронта такой, после контузии. Квартирантка меня об этом сразу предупредила.

Вот так номер! Представить себе Лукошникова немым да ещё и улыбающимся, было весьма и весьма затруднительно. Тем не менее дворника (теперь, наверное, уже экс-дворника) нужно обязательно прощупать. Уж очень любопытная фигура.

И тут Донцова осенило! На одной из фотографий, позаимствованных в клинике, присутствовал и Лукошников, по-видимому, угодивший в кадр чисто случайно. И как он мог забыть про это! Да, с головой в последнее время что-то явно не в порядке...

Стоило только Донцову вытащить бумажник, как Таисия Мироновна сразу оживилась (что ни говори, а власть вещей над людьми велика!), но каково же было её разочарование, когда вместо вожделенных купюр на свет божий появились обыкновенные фотографии, реальной коммерческой стоимости не имеющие.

- Посмотрите, нет ли здесь человека, который навещал вашу квартирантку. - Донцов стал поочередно передавать хозяйке снимки, безымянный автор которых и предположить не мог, что со временем они будут использованы для опознания потенциального преступника.

- Да вот же он, касатик! - Таисия Мироновна немедленно ткнула кривым пальцем в скорбную фигуру Лукошникова, весьма контрастирующего с общей оптимистической атмосферой снимка. С края стоит, пригорюнился.

- Вы не ошибаетесь?

- Как можно! Я хоть и инвалид по зрению, но такую рожу среди тысячи других узнаю. И вот это я тоже видела!

- Что? - Голова Донцова сблизилась с головой Таисии Мироновны, словно на популярной в свое время открытке "Люби меня, как я тебя".

- Вот эти загогулинки. - Палец Таисии Мироновны елозил по намалёванному на стене третьего корпуса загадочному символу, ради которого, собственно говоря, эти снимки и были конфискованы из архива клиники.

- Где вы их видели? - За мгновение до того, как это было сказано, что-то словно толкнуло Донцова изнутри.

- Кто-то из них двоих намалевал. Или пень глухой, или квартирантка. Я этот рисунок в мусорной корзине нашла. На скомканной бумажечке. Ещё, помню, удивилась - какой ерундой взрослые люди занимаются.

(В квартире осуществлялся, мягко сказать, тотальный контроль и, надо полагать, что Таисия Мироновна искала в мусорной корзине не скомканные бумажки, а нечто более существенное - использованные презервативы, например.)

- Бумажку ту вы, конечно, выбросили, - вздохнул Донцов.

- Нет, хранить такое дерьмо буду! - брезгливо скривилась всевидящая инвалидка по зрению.

- Ну что же, и на том спасибо. А по поводу погашения долга вам следует обратиться в суд. Вменить, так сказать, гражданский иск. Не знаю, какими средствами располагает ваша бывшая квартирантка, скорее всего никакими, но вы надейтесь, надейтесь.:.

В тот же день, узнав через адресное бюро координаты Лукошникова, Донцов отправился к нему с визитом. Увы, времена наступили такие, что гость облачался не в визитку, а в бронежилет, и брал с собой не бутылку шампанского, а пистолет с досланным в ствол патроном.

Лукошников проживал в доме, который пятьдесят лет назад по праву считался элитным, но из прежних преимуществ сохранил нынче только высокие потолки, художественную лепнину (частично) и нестандартную планировку.

Элита, вселившаяся сюда в первые послевоенные годы, успела последовательно пройти по крайней мере два новых престижных уровня быта - модерновые башни семидесятых годов и коттеджи девяностых, - а тот, кто здесь задержался, числился уже не элитой, а так, плебсом.

Лифт в этом доме хоть и напоминал музейный экспонат, но функционировал вполне нормально, что несказанно обрадовало Донцова, которого, как всегда, ожидал один из самых верхних этажей.

Лестничная площадка была так просторна, что какая-нибудь неприхотливая семья вполне могла жить на ней, используя вместо туалета мусоропровод, а вместо душа водосточную трубу. Да, всё здесь было просторно, основательно и даже художественно, но какая-то печать древнего запустения лежала на каждой вещи, на каждом архитектурном элементе. Это был не жилой дом, а развалины античного Колизея.

Дверь, ведущая в квартиру Лукошникова, целиком и полностью гармонировала с общей атмосферой запущенной архаичности и даже обита была не банальным дерматином, а выцветшей от времени кожей, в свое время, наверное, составлявшей часть интерьера какого-нибудь прусского замка.

Однако долгие звонки и даже стук в эту дверь оказались безрезультатными. Замок, правда, был простенький, поддался бы даже кривому гвоздю, но нарушение неприкосновенности чужого жилища, гарантированное Конституцией, не входило в планы Донцова. Во-первых, особо не приспичило, а во-вторых, мешали люди, постоянно шаставшие вверх и вниз по лестнице.

В соседних квартирах получить информацию о Лукошникове тоже не удалось. Если на звонок и отзывались, то двери не открывали и беседовать на отвлечённые темы отказывались. Люди здесь жили по большей части тертые, битые жизнью, и своих после пятьдесят третьего года уже не сдавали.

Пуст оказался и почтовый ящик Лукошникова. Полковнику (или генералу) никто не писал.

И тем не менее Лукошников оставался единственной перспективной фигурой, если, конечно, не считать профессора Котяру, неуловимого, как легендарный колобок.

В очередной раз услышав по телефону, что Донцов ищет встречи с его шефом, Шкурдюк натурально запаниковал.

- Что вы, что вы, это невозможно. Профессор на днях отбывает в Осло на съезд Международного общества психиатров. Ему даже пришлось отложить встречу с представителями патриархии.

- Но с вами-то он видится?

- Не больше пяти-десяти минут в сутки.

- Вот и выделите из этих пяти-десяти минут одну для меня. Скажите, что следователь, занимающийся убийством Олега Намёткина, настаивает на личной встрече.

- Хорошо, я постараюсь.

- Примерно то же самое вы мне однажды уже обещали. А воз, как говорится, и ныне там. - Донцов, не прощаясь, оборвал разговор, демонстрируя тем самым Шкурдюку свое полное неудовольствие.

Следующий визит к Лукошникову тоже оказался безрезультатным, более того, волосок, приклеенный поперёк дверной щели (старый сыщицкий трюк) остался неповреждённым.

- Ладно, - сказал сам себе Донцов. - Если человека нет дома, будем искать его на рабочем месте. В клинике подтвердили, что Лукошников накануне получил полный расчёт, откровенно высказал всё, что он думает о людях в белых халатах, и ушёл, хлопнув дверью.

С дворницким трудом было покончено, но существовало ещё и основное место работы, ведь, по собственным словам Лукошникова, он "сторожует в научном заведении, где всякую дрянь космическую изобретают".

Благодаря Кондакову список организаций и учреждений, занятых разработками, связанными с космической тематики, был вскоре добыт. Состоял он без малого из пятидесяти наименований. "Опытная лаборатория Научно-исследова-I тельского института мясо-молочной промышленности", "Экспериментальные мастерские театрального общества", "Государственный протезный за вод", -с расстановкой читал Донцов. - Какое, интересно, отношение они могут иметь к космосу?

- Самое прямое, - ответил Цимбаларь. - Лаборатория мясо-молочной промышленности разрабатывает консервы для космонавтов. Чтобы легко усваивались и не порождали метеоризма, весьма нежелательного в условиях невесомости. Мастерские театрального общества делают парики для оплешивевших ветеранов освоения космического пространства. Ну а протезный завод оставляю без комментариев. Тут и дебил догадается.

- Вполне возможно, что ты, Саша, опять заблуждаешься, - глубокомысленно заметил Кондаков. - На протезном заводе могут монтировать посадочные опоры для спускаемых модулей космических аппаратов.

- Скорее всего, там изготавливают подарки для инопланетян, - вмешался Донцов. - Проблема в том, как найти человека, работающего в одной из этих контор.

- Садись за телефон и обзванивай всех по списку. Донцова такое решение вопроса не устраивало.

- Во-первых, закрытые учреждения информацию о своих сотрудниках по телефону не дают. - Он для наглядности стал загибать пальцы. - Во-вторых, сторож, а я ищу именно сторожа, может и не состоять в штате, а числиться во вневедомственной охране или в частном охранном агентстве. А в-третьих, не исключено, что отдел кадров проявит гнилой либерализм и стукнет разыскиваемому о нашем звонке. Потом ищи-свищи этого типа.

- Что ты тогда предлагаешь? - поинтересовался Кондаков, так окончательно и не восстановивший водно-солевой баланс своего организма, о чём свидетельствовал графин с водой, опорожненный за несколько приемов прямо из горлышка.

- Придётся объехать все эти конторы поочередно, предварительно составив оптимальный маршрут движения. Если на каждый из адресов потратить по десять минут, то получится около восьми часов, то есть полный рабочий день. Лично я надеюсь, что удача улыбнется нам не в учреждении под номером пятьдесят, а по крайней мере двадцать пять.

- Насчёт удачи это ты к Цимбаларю, - замахал руками Кондаков. - Я здесь - пас. За долгие годы совместного существования мы с удачей друг другу успели опротиветь.

- Цимбаларь останется на хозяйстве. А в путь-дорогу придётся отправиться нам с вами, Петр Фомич, - произнёс Донцов сочувственным тоном.

- Где тогда транспорт взять? - Кондакову очень не хотелось сегодня покидать кабинет. - Не на такси же ездить. Разоримся вконец...

- Транспорт сейчас будет. - Донцов набрал номер служебного телефона Шкурдюка. - Алло, Алексей Игнатьевич! Прошу вас срочно прибыть по известному вам адресу... Да, придётся поработать... К концу дня, возможно, и не управимся... Опасность вам не грозит, это я гарантирую... Конечно, заправиться не помешает... Нет, продукты питания брать не надо... Хорошо, жду...

- А кого, собственно говоря, мы ищем? - полюбопытствовал Шкурдюк, когда позади осталось уже три или четыре учреждения, так или иначе причастных к космической тематике. - Ведь Жалмаева уже задержана.

- На свободе у неё остались соучастники. Одно го из них мы сейчас и ищем, - пояснил Донцов.

Список Кондакова во многом оказался устаревшим. В ателье, где прежде шили белье для космонавтов, теперь изготавливали исключительно кружевные пеньюары. Лаборатория, проектировавшая аварийные парашюты, благополучно закрылась. Мастерская, делающая уплотнители для герметичных конструкций, целиком переключилась на выпуск сверхроскошных гробов (на пребывание здесь вместо запланированных десяти минут ушли все полчаса, и виной тому был Кондаков, пожелавший поближе познакомиться с продукцией).

- Зачем тебе такая красота? - поинтересовался Донцов, сам помимо воли присматривающийся к лакированному великолепию. - Нас в казённых похоронят. Без кистей и без глазета.

- Да я не себе, - ответил Кондаков. - Для тёщи присматриваю. Если я ей такую шикарную вещь пообещаю, она удавится в буквальном смысле слова.

Уже начало смеркаться, когда они подкатили к скромному заведению, значившемуся в списке как "Экспериментальное бюро по разработке нетрадиционных средств эвакуации".

- С такими темпами мы и за два дня не управимся, - посетовал Кондаков. - Давай лучше до завтра отложим.

- Управимся, - успокоил его Донцов. - Можно сказать, уже управились.

На унылой проходной, окрашенной в цвет вдовьих слез, ниже надписи "Курить на территории категорически воспрещается" и рядом со знаком "Ограничение скорости до десяти километров в час" был нарисован тот же символ, что и на стене третьего корпуса психиатрической клиники - кружки, линии, закорючки, которые с одинаковым успехом можно было принять и за буквы, и за цифры, и за китайские иероглифы...

Глава 13

ПОВЕЛИТЕЛЬ НАГАНОВ

Едва зайдя на проходную, они нос к носу столкнулись с Лукошниковым.

Старик восседал за деревянным барьерчиком, мимо которого полагалось проходить всякому, имеющему право на посещение экспериментального бюро. Для тех, кто этим правом не обладал, но на территорию режимного объекта тем не менее стремился, существовал турникет, сваренный из толстых стальных труб.

При появлении Донцова и Кондакова турникет громко лязгнул, встав на стопор.

- Предъявите пропуск, - произнёс старик тем тоном, которым обычно говорят: "Осади назад, зараза!"

- Такой не подойдёт? - Донцов продемонстрировал своё удостоверение.

- Нет, - отрезал старик.

- Почему, интересно?

- Если интересно, так ознакомься с "Порядком доступа на территорию".

Донцов, которому уже некуда было спешить, не поленился пробежать глазами этот самый "Порядок...", помещённый в рамочке под стеклом, как какой-нибудь важный документ. Кроме служащих бюро на территорию допускались только депутаты всех уровней, члены правительства, представители городской администрации, пожарные расчёты, бригады "Скорой помощи" и работники силовых ведомств, непосредственно закреплённые за объектом.

- Строго! - изрёк Донцов.

- А ты думал! - буркнул Лукошников. - Тут, чай, не проходной двор и не распивочная. Привыкли шастать туда-сюда безо всякой нужды...

- По нужде мы, по нужде. Можно даже сказать, по большой нужде, - с нажимом произнёс Донцов. - А вы меня разве не узнали?

- Узнал, не слепой, - огрызнулся Лукошников. - Чего надо?

- Поговорить с вами надо.

- Выписывай повестку.

- Да мы ведь просто так, без протокола. По душам.

Эти слова почему-то вывели Лукошникова из себя. Вполне вероятно, что для скандала ему было достаточно малейшего повода. Таких людей раньше называли бузотерами. Существовала даже поговорка: "Пьяного бузотера - на полати, трезвого - на цепь".

- Про душу свою ты лучше хрюшке казанской расскажи! Нашлись мне тут, понимаешь, душеведы вшивые! Я вот сейчас багром вас огрею! - Лукошников кивнул на полностью укомплектованный пожарный щит, находившийся за его спиной.

Тут Кондаков незаметно толкнул Донцова локтем в бок - уступи, дескать, инициативу мне. Между двумя ветеранами состоялся следующий обмен любезностями.

- Как вас по имени-отчеству? - поинтересовался Кондаков.

- Асфальт Тротуарович, - охотно ответил Лу-кошников.

- Очень приятно. Я тогда с вашего разрешения буду Уксусом Хреновичем. Давай-ка, земляк, перестанем друг на друга бочки катить.

- Не я первый начал. Ворвались, понимаешь, как к себе домой... А я так привык - с культурными людьми по-культурному, с хамами по-хамски, - в устах Лукошникова это признание можно было расценивать, как акт доброй воли.

- Наше вам глубокое извинение, если что не так. - Кондаков приподнял свой малахай. - Ошибки загладим... Службу скоро заканчиваем?

- Через полчаса, - Лукошников покосился на электронное табло, наряду со временем сообщавшее также и наружную температуру.

- Вот и прекрасно. Подвезем вас домой, заодно и поболтаем.

- На черном вороне небось подвезете?

- Как можно! На джипе "Гранд Чероки". С полным комфортом, эскортом и... йогуртом, - брякнул Кондаков, так и не подобравший подходящей рифмы.

- Подвезите, если делать нечего, - согласился уже немного отмякший Лукошников. - Только предупреждаю заранее, по дороге говорить не буду. Зайдём ко мне домой, тогда и поговорим.

- А если заодно по сто грамм сообразим? - предложил Кондаков.

- Крепче чая ничего не употребляю.

- Что так? Здоровье?

- Принципы. Отпил своё. Во как хватило. - Он провёл ребром ладони по горлу. - Всего попробовал. И наливочки винной, и кровушки невинной.

Пока старики балагурили подобным образом, Донцов вышел наружу и из таксофона позвонил Цимбаларю, велев немедленно подъехать к дому Лукошникова. При пистолете и с наручниками.

Экс-дворник, которому было предоставлено почётное место на переднем сиденье, паче чаянья радушно поздоровался со своим бывшим шефом.

- Добрый вечер, Алексей Игнатьевич. На ментов, значит, ишачите?

- Попросили, знаете ли... - стал неловко оправдываться Шкурдюк. - А мне как раз по пути оказалось.

- Ну-ну. - Лукошников стал трогать руками всякие цацки на панели управления. - Давно хочу у вас спросить... Это сколько же психов надо признать нормальными и сколько нормальных людей превратить в психов, чтобы собралось денег вот на такой броненосец?

- Машину я приобрёл давным-давно, ещё до работы в клинике. А вас попрошу впредь воздержаться от столь оскорбительных инсинуаций, - от возмущения голос Шкурдюка, и без того дефектный, стал вообще срываться.

- Не вижу здесь ничего оскорбительного, - возразил Лукошников. - У каждого свой источник дохода. Кто-то аборты вязальной спицей делает, кто-то мертвецов в морге гримирует, а кто-то на дурачках деньги куёт. Профессор-то ваш, поди, не с зарплаты такую ряшку наел.

- Профессор Котяра - специалист международного класса. Светило в своей области. Он каждый год за океаном лекции читает.

- Скажите, пожалуйста! - удивился Лукошников. - Дураков, значит, и за океаном хватает.

- Беседовать с вами дальше в таком тоне я не намерен... Надеюсь, правоохранительные органы по достоинству оценят ваше вызывающее поведение.

Неизвестно до чего бы они так договорились, но прямо по курсу замаячил дом Лукошникова, благодаря многочисленным архитектурным излишествам похожий на старый фрегат, навечно пришвартованный к пирсу. Заранее прибывший сюда Цимбаларь загнал служебное авто в укромное место и теперь с независимым видом околачивался возле подъезда.

Пока Лукошников под присмотром Кондакова вызывал лифт, Донцов успел шепнуть коллеге пару слов - посматривай, дескать, чтобы старик ноги не сделал, только не забудь, что в таких домах имеется черный ход.

Скромная однокомнатная квартира Лукошникова напоминала монашескую келью - кровать заправлена серым больничным одеялом, абажур вырезан из бумаги, занавески на окне отсутствуют, вещей мало, и каждая из них занимает свое строго определённое место. О более или менее длительном присутствии здесь постороннего человека не могло быть и речи.

Но одно живое существо (кроме хозяина, конечно) в жилище всё же имелось. На специальной жердочке, натопырив перья, сидел здоровущий, как селезень, ворон, возможно, один из тех, с которыми вёл бесплодную борьбу Алексей Игнатьевич Шкурдюк.

Перехватив дотошный взгляд Донцова, Лукош-ников сказал с неоджиданной теплотой:

- Вот, сдружились... Самая неприхотливая тварь на свете. Собаку выгуливать надо, кошка есть просит, попугайчики сквозняка боятся. А этот в форточку влетает и вылетает. Жратву сам себе добывает. Не надоедает. Хочу ещё научить его говорить. Хотя бы пару слов. Тогда будет полный порядок.

Поняв, очевидно, что разговор идёт о ней, умная птица расправила крылья и хрипло прокаркала, угрожающе кивнув клювом в сторону Кондакова.

Что ни говори, а при всей своей внешней грубости Лукошников вызывал искреннее сочувствие. До какой же степени нужно было разочароваться в людях, чтобы выбрать себе в приятели ворона, существо не самое симпатичное и отнюдь не компанейское.

Донцов уже собрался начать допрос по заранее приготовленному плану, но Кондаков лёгкой гримасой дал понять - не торопись, мол, сначала надо расположить человека к себе.

- А чем это таким секретным ваше бюро занимается? - начал он, как всегда, с вопросов для дела несущественных, но собеседника расслабляющих, вселяющих в него иллюзию собственной безопасности.

- Ерундой всякой. - Лукошников стал разливать по кружкам спитой, жиденький чай. - Методами спасения космических экипажей, когда иными средствами их спасти невозможно.

- Это что имеется в виду? Катапультирование?

- Катапультирование, - кивнул Лукошников. - Только не тела, а, грех говорить, души. Считается, что вся человеческая личность записана вот здесь с помощью электрических сигналов. - Он постучал себя по макушке. - И вот когда никакой надежды на спасение не остаётся, специальный аппарат эти сигналы спишет, как адаптер списывает звуки с пластинки, и пошлёт их на приемник, расположенный неподалёку - на космодроме, скажем, или на самолёте сопровождения. Про это даже в газетах писали. Хотя идея, конечно, спорная - но раз финансирование идёт, почему бы и не попробовать.

- Выходит, человек погибает, а его сознание в этом приёмнике будет жить. Одно, без тела?