Чтение 13–й страницы книги ~Гиперборейская чума~

чтобы теплые воды пели, а черт умирал в горсти.

Любые печати из пепла, положенные на ладони,

для нас никогда не станут призраками короны

и ни за что не станут зарубками на бровях.

Яд и грубые когти, сдирающие покровы,

полные гнева чресла, готовые на все,-

вот наша ясность земная, вот наша

заемная карма, вот наш костер,

наша плаха - и ярость,

и честь пути.

Под кистью земного безумца, пытающего свой гений,

Сбегают строки по мрамору, по черепу, по глазницам.

Но на гравюрах древних в досмертном кругу причастий

пытаются спорить боги кто с болью, кто с любопытством,

кто с осознаньем, кто с кровью, кто с явью, а кто с кнутом.

Им никогда не подняться до цели высокой, честной,

что возглашается всеми, а ценится лишь никем.

Пыльная тряпка позора знаменем багровеет, и рассыпаются двери, окованные огнем, и рассыпаются врата, созданные не мною. Главное - перед смертью. После - уже ничто.

Он читал, и медленно гасло все освещение. В конце остался только луч, направленный из-под ног чтеца вертикально вверх. Бубен медленно колыхался, касаясь этого луча, и казалось, что он вздрагивает и постанывает от прикосновений к свету. В темноте зала родился крошечный огонек, осветил несколько рук, реющих вокруг него, подобно ночным совам, изредка попадающим в свет фонарей. Огонек распухал, превращаясь в язык пламени, который медленно, по кругу, облизывал выпуклое зеркальное дно какого-то котла...

Чтец - парящая в пустоте видимая половинка злодея, адская маска, намекающая на скрытое существование чего-то куда более страшного,- вновь начал речь. Голос его теперь доносился сверху.

Малиновый вельвет предвечного заката

Тяжел и вял, как мятый занавес

В театре старого балета, что

На бульваре серых кленов,

Грустящих пыльным летом

В песчаном граде. Глупый ор

Немудрых птиц на темных фонарях.

Песок в Венеции, песок и злая пыль, и мутный зной.

Полгода небо полнится звездами,

Полгода - солнцу продано. Бог мой!

Ты был не прав. Нам не достать до неба,

Не взять тебя за бороду,

За руку - но ты поверь своим

Смешным твореньям, что вынуждены

Ждать, скучать, пить воду, потеть, вонять, валяться...

Помилосердствуй! Истреби!

Несколько мягких лучей сошлись на котле, под которым кружился огонь. Над поверхностью воды в котле собирался горячий туман, предвестник кипения. Теперь четверо бронзовокожих обритых мужчин стояли по обе стороны помоста. Одеты они были в кожаные передники и большое количество черных цепей, своей массивностью производящих впечатление то ли якорных, то ли фальшивых.

Девушки в кольцах, приносившие жабу, теперь также на полотнище, но уже белоснежном, несли большого черного кота. Кот сидел неподвижно, зажмурив глаза, прижав уши и быстро-быстро подрагивая кончиком хвоста.

Доктор вдруг ощутил рядом с собой какую-то пустоту. Ираида исчезла. Впрочем, он тут же заметил ее вновь - она огибала кольцо зрителей, направляясь к оркестру...

Когда успел переодеться Эшигедэй, никто не заметил. Но теперь на нем был очень легкий, развевающийся халат с диковинным орнаментом, а голову венчала высокая цилиндрическая шапка с двумя помпонами у основания.

- Хотя до Вуди Аллена ему далеко... - начал было Сильвестр, но на него тут же зашикали, и он обиженно замолчал.

Эшигедэй завел бубен за голову. Натянутая кожа светилась, создавая нимб. Кажется, руки его были неподвижны, но бубен издавал рокочущие звуки, перемежаемые отзвонами бубенцов. Все тело шамана, облаченное струящимся шелком, тоже казалось струёй, потоком, братом огня. Рокот нарастал, отзвоны делались чаще и тревожнее. Не сдвигаясь с места, он плыл над помостом.

Терзаемый в зале обрывок вселенной, где правит молитвой волнующий газ, где тело твое, человек подземельный, готовый на все ради горсти опилок, своим воссозданьем грозящий погаснуть, как плавленый воск, как зеленая скатерть, как древо без сна, разбросавшее листья по кругу, по кругу, по кругу дерьма...

Величественным жестом Эшигедэй описал бубном полуокружность, а свободную руку вытянул вперед и положил на кота. Кот напрягся совсем уже судорожно, но остался сидеть на полотнище. Пальцы шамана медленно обняли кота за шею, он сделал шаг к котлу...

- Это ты что это - варить кота собрался? - вдруг громко спросил кто-то.

Публика возмущенно замахала на дикаря руками, зашипела. Но тут же раздалась в стороны, и перед шаманом встала Ираида.

- Ну?!

Шаман замер. И, наверное, забыл слова, потому что несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот.

- Женщина, не мешайте артисту! Где охрана? Что за безобразие? Мы за что платили?

- Отошли! - рявкнула Ираида и толчком ноги опрокинула котел. Кипяток хлынул на пол, пар взметнулся.

- Губимое чадо любоговых ланей, - продолжал декламировать шаман, пытаясь еще что-то изображать из себя. - Не шире угла твой распахнутый глаз, мерцаешь, как деготь...

Ираида дернула за край драпировки-кровли, что-то с паутинным звоном полопалось наверху, и плечи шамана накрыло белым шелком. Четверо "рабов", до того стоявшие неподвижно, бросились к Ираиде. Девушки в кольцах с визгом метнулись куда-то за помост.

Кот, все это время ведший себя смирно, вдруг забился; шаман сунул его под мышку и обхватил голову, будто готовясь оторвать... Кот заорал.

- Ну вот что! - закричала Ираида.- Дай сюда животное! Ты, чумазый!

Доктор и Сильвестр пытались пробиться на крик расталкивая плотно сбившихся зрителей, и опоздали, конечно же: раздался смачный удар, и один из "рабов", взмахнув кандалами, рухнул в толпу и повалил кого-то еще. Женщины завизжали. Эшигедэй, возвышаясь над всеми, сделал хищный руководящий знак.

Ираида рванула черное полотнище, застилающее помост, и шаман еле удержался на ногах; фаллическая шапка свалилась с его головы, бубен брякнул возмущенно и жалко.

Тут же над головами взметнулись кулаки.

-- Женщина, что вы себе позволяете!..

- Ах ты тварь!..

- Держите же ее!..

- Ой... о-у-у!..

- Заходи еле...

- Отпусти-и, су-ука... эп;..

- Ёпрст!..

Все эти возгласы перемежались короткими тугими звуками ударов, и когда доктор пробился наконец к месту побоища, то противников Ираиды он уже не застал.

Сама воительница, держа за шкирку спасенного кота (бедняга зажмурил глаза и поджал лапы и хвост), пританцовывала в боксерской стойке, неся правую руку на отлете. Платье ее было разорвано до пупа, и далеко не все прелести оставались доступны лишь воображению. Одним лишь взглядом она отшвыривала тех, кто не успел - а теперь уже и не стремился - вступить в бой. Поняв, что на этом фронте противников у нее не осталось, Ираида развернулась к шаману...

Тот дернулся назад, но взял себя в руки, положил жезл на сгиб локтя - и медленно зааплодировал ей. Висящий на согнутых пальцах бубен поддакивал. И тут же аплодисменты подхватили зрители.

- Вы великолепны,- гортанно проговорил шаман. - Вы незабываемы.

- А ты сволочь, чумазый,- презрительно сказала Ираида.- Сам лег, чтоб не били? Ну, до следующего раза... Ваня, подержи кота,- она сунула зверя доктору и попыталась запахнуть платье. Кот тут же взлетел из докторовых рук, описал параболу, врезался в толпу - и по головам, плечам, взметнувшимся локтям умчался куда-то с визгом. Доктор скинул пиджак, набросил на Ираидины плечи и повел ее к бару.

Ираида и у стойки, глотая большими глотками какой-то слоеный коктейль, мгновенно поданный восхищенным барменом, продолжала тихо бушевать, но тут вдруг раздался нарастающий рев мотора.

В слегка заадреналиненном сознании доктора этот звук ассоциировался с пикирующим вертолетом, он машинально поднял голову; в эту секунду размалеванное всякой всячиной витринное стекло за спиной бармена разлетелось со звоном, и в зал бешеным носорогом вперся громадный мотоцикл! Он разнес половину стойки, полуразвернувшись, затормозил юзом перед колонной - оба мотоциклиста, водитель и седок, медленно распрямлялись, подобно ежам, - публика оторопело замерла в невозможных позах - Эшигедэй тоже замер с воздетым бубном в руках - у седока в руке вдруг появился большой пистолет - и тут свет погас! Влетевшим следом за мотоциклом тугим комом ветра высадило оставшиеся стекла: они брызнули наружу смертоносным градом осколков, наружу, а не внутрь!

Весь кинотеатр взорвался, лопнул, как чрезмерно надутый мяч, от первого выдоха урагана, засыпав округу битым стеклом и тем самым спасши тех, кто укрывался в нем, хотя бы от этой главной опасности - но внутри пока еще ничего не поняли...

А потом вспыхнула ярчайшая мотоциклетная фара!

Луч презрительно скользнул по лицам и спинам и остановился на шамане. Эшигедэй стоял почти в той же позе, только бубен был у него в одной руке, а второй он как будто ловил перед собой муху.

Ударил оглушительный сдвоенный выстрел. Шаман распластался на своем помосте, потом вроде бы вскинулся - еще раз грохнул выстрел (запах горелого пороха вдруг волной ударил в лицо и сделался тошнотворен), - но оказалось, что это летит черная тряпка, на миг ставшая похожей на шамана, а сам шаман исчез.

А потом доктор услышал голос Криса:

- Дурак! - кричал Крис, пересиливая какой-то рев и грохот.- Дурак, вас же повяжут! Уходим, быстро!.. За мной держись!..

Все мгновенно переменилось, людей валило ветром, воздух ревел. Где-то рядом полыхали сварочные огни, выхватывая из темноты то силуэты, то лица. Город стремительно проваливался во тьму.

Время вновь исчезло...

Беззвучно рухнул огромный тополь. Сучья, похожие на руки, просунулись, дергаясь, в разбитую витрину.

Крис кого-то куда-то волок.

- Ира, со мной!!! И Хасановну!..

- Здесь она!!!

Сцепившись руками, они куда-то пробирались по фойе, ставшему вдруг немыслимо захламленным. Портьеры бились на ветру с пулеметным треском, рвались и исчезали. Какие-то коробки и банки сыпались с потолка.

Что самое непонятное: мигом пропала вся публика. Будто выдуло ее, легкую, ветром; будто была она лишь наваждением шамана и скрылась с ним вместе...

В найденной на ощупь раздевалке без окон, а потому и без ветра, доктор щелкнул зажигалкой. Но тут же за спиной его загорелся фонарик, покрыв тенями вздрагивающие стены.

- Я думаю, у нас есть время, - сказал Сильвестр. - В такую погоду милиция сразу делается невыездной. Дора Хасановна, позвольте...

Он обошел доктора, задев его жезлом с двумя змеиными головами, взял из рук Хасановны фонарь и посветил на кого-то. Незнакомое лицо с точным прищуром глаз. И рядом другое, незнакомое тоже - все как бы из запчастей.

- Я понимаю, это и есть те,, кого вы ждали увидеть, Кристофор Мартович?

- Больше некому, - сказал Крис - и вздохнул.

- Отец Сильвестр,- тихо удивился доктор, - откуда у вас эта штука?

- Обрел, - коротко ответил тот. Один из чужаков - тот, который из запчастей,- вдруг чихнул. Потом еще раз.

- А вы сами-то кто? - спросил он между чихами.

- Мы-то ладно,- сказала вдруг Хасановна, выступая вперед.- Значит, говоришь, с Марысичкой жалко расставаться было? А я тебе, значит, Фрида Абрамовна? - И с размаху залепила ему звонкую пощечину.

- Говорить буду я,- заявил Крис,- и вы меня не сбивайте, я и сам собьюсь.

Сидели в квартире отца Сильвестра, по счастью, расположенной не так далеко от злосчастного "Алмаза". Поднятая с постели попадья, худощавая и, наверно, очень красивая в нормальной обстановке женщина, обнесла всех крепчайшим чаем, выдала Ираиде длинную шелковую кофту в цветах и драконах - и удалилась, сочувственно погладив Сильвестра по плечу. После ее ухода Сильвестр извлек откуда-то плоскую дубовую фляжку и предложил желающим рому. Черный ром, как и чай, был из тех, какие давно уже не делают...

- Значит, так: в каком-то смысле можно сказать, что дело мы завершили. Я точно знаю, что Сережу Коростылева прямо и непосредственно, своей рукой, зарезал шаман, который только что кривлялся перед нами. Я точно знаю, что к этому убийству причастен Ященко, или Яценко, или как его теперь звать... со своими вудуистами, сатанис-тами, хрен, перец... не разберешь. Я точно знаю, что это Ященко убил Скачка и пытался убить меня - просто так, чтобы не мельтешили. Наконец, я точно знаю, что сами по себе они ни черта не значат и работают на кого-то другого...

Он помолчал и добавил:

- И не за деньги, гады. И не за страх. За что-то обещанное. За что-то очень большое...

И тут заверещал и замигал зеленым глазком телефон. Сильвестр взял трубку:

- Слушаю. Ну... Чего надо? Обслужить? Обслуживаю: сосешь ты болт, в натуре, понял? Сеанс окончен...

Он выключил трубку и развел руками:

- Секс по телефону им подавай... Доктор оглушительно захохотал. Крис досадливо поморщился.

- Теперь о другом,- продолжал он.- Наши гости из прошлого - и проездом из будущего - утверждают, что этот хренов шаман каким-то боком причастен к грядущему распаду России, новой гражданской войне и в итоге - иностранной оккупации. Он - и еще три десятка личностей, имена и должности которых им сообщил в две тысячи двадцать восьмом году некий аналитик из Сопротивления. Я лично не знаю, можно ли доверять этому аналитику, поскольку... Давайте сейчас пойдем спросим кого-нибудь: кто во всем виноват? Нам такого наотвечают, эпическая сила... Так и здесь: насколько этот аналитик владеет информацией, насколько способен к анализу... извините за тавтологию. Тем не менее...

- Тут это...- встал хронолетчик с лицом из запчастей, Терешков.- Пару слов можно? Дело в том, что список-то... в общем, вы его нам и передали. Через тридцать лет.

И сел.

- Коллизия,- тихо сказала Хасановна.

- Я? - не поверил Крис. Видно было, что он по-настоящему растерялся.

- Да,- кивнул второй хронолетчик, Марков.- Ну, вы постарше выглядели, конечно. Сильно постарше. Но узнать можно. И звали вас...

- Дедом звали, - прогудел Терешков. - Это надо запить, - веско сказал Сильвестр. Он встал и пошел к бару.

- Ух ты! - вдруг подскочила Ираида.- Крис, ведь получается что? Ты из будущего отправил сам себе послание! Ребята, именно так!..

- И чему тут радоваться? - сказал Крис. - Это ж не поздравительная открытка...

До Ираиды дошло мгновенно. Она в ужасе прикрыла рот ладонью и съежилась.

- Секунду,- сказал доктор.- Ребята, тот Дед, который передавал вам список,- он велел передать его нам?

- Нет,- сказал Марков, и Терешков подтверждающе покивал.

- А зачем это ему надо было? - вяло сказал Крис.- В смысле, мне. Если знал, что они так или иначе попадут сюда...

- Ерунда,- сказал доктор.- Если ты считаешь, что встреча была предопределена, то просто нет смысла пытаться что-то изменить. А если знаешь, что события изменяемы,- тогда примешь меры, чтобы письмо пришло по адресу.

- Что ты хочешь этим сказать?

- Что письмо попало тебе в руки случайно.

- Еще не попало, - напомнил Сильвестр, обнося всех коньяком.

- Да, действительно, - сказал Крис. - Ребята, прямо сейчас - продиктуйте этот список. На всякий случай. Хасановна...

Но Хасановна уже сама раскрыла сумочку, выложила, чтобы не мешал, свой "Браунинг № 2" с серебряной пластинкой на рукояти и достала блокнот с карандашом.

- Слушаю,- сказала она скрипучим голосом, и вдруг погас свет.

Хасановна деловито вынула из кармана фонарик, щелкнула кнопочкой. Пятнышко света, созданное подсевшими за эту ночь батарейками, было маленькое и тускло-желтое, но писать позволяло.

- Слушаю, - повторила она.

- А может, не надо? - с сомнением сказал Терешков.- Мы бы сами тут... потихоньку...

- Терешков, это тебе не диспут "Может ли комсомолка отказать товарищу?". Сами вы тут не сможете ни черта. Вы не знаете и не понимаете...

- Есть еще одно , соображение,- сказал Крис, - но я не готов его сформулировать. Впрочем, это сведется все к тому же: не сможете ни черта.

- В конце концов, что мы теряем? - пробормотал Марков.- Ладно, Дора...- Он задержал дыхание и продолжил: - ...Хасановна... пиши. Значит, номером первым идет...

В дверь заколотили - кулаками, локтями, коленями. "Соня, Сонечка, открой скорей! Открой, это я, Макаровна! Мать помирает, надо "скорую"!.." Сильвестр в два шага достиг двери. Хасановна сопроводила его дохлым лучом фонарика. Щелкнул замок. Ворвалась кругленькая растрепанная женщина в халате.

- Ой, телефон, телефон, телефон?!! Она упала, не дышит...

- Телефон? - ахнул Сильвестр.- Так он у нас - на электричестве... где-то старый аппарат валялся...

- Ведите к больной. - Доктор был уже у двери.- Ведите, быстро.

Хасановна с фонарем и пистолетом бежала рядом.

В душных нафталинно-камфорных недрах соседней квартиры слышался частый стук. У самого порога на полу растянулась крупная костистая старуха. Голова ее была откинута, грудь екала. Чем-то твердым старуха судорожно колотила по полу.

- Что-нибудь острое,- сказал доктор.- Нож, ножницы, стамеску...

Старухина дочь всплеснула руками и закружилась на месте.

- Подойдет? - И Хасановна наборной рукояткой вперед протянула узкую финку.

- Более чем... Светите сюда.

Доктор встал на колени, приставил острие ножа чуть ниже гортани, обтянутой пергаментной кожей, и ударом ладони по рукоятке ножа - пробил трахею. Повернул слегка нож. Воздух со свистом рванулся в легкие.

- Хозяйка! Принесите заварочный чайник! - и, когда чайник на дрожащих руках прибыл: - Крис. Слушай внимательно. Аккуратно отбей носик, ополосни этот носик коньяком и принеси сюда. И еще - найдите где-нибудь пару бинтов...

Несколько минут спустя старуха дышала через фаянсовую трубочку. Доктор одной рукой раскрыл ей рот, пальцы второй засунул поглубже и сосредоточенно там копался. Потом сказал: "Опа!" - встал и пошел в ванную.

В тот же миг вспыхнули все лампы. Заревел, разгоняясь, холодильник.

Старуха открыла глаза, хотела что-то сказать, не смогла и заплакала.

- Что это было? - прерывающимся голосом спросила Ираида.

Доктор мыл руки. Посмотрел на Ираиду, криво усмехнулся: