Чтение 13–й страницы книги ~Энциклопедия мифов~

- Я опять дурак и ничего не понимаю? Или ты действительно пытаешься мне втолковать, что работаешь Смертью? На полставки?

- Я не пытаюсь. Я просто говорю.

- Погоди-ка. Ты убиваешь здесь, в Нижнем городе?

- Ну что ты ерунду метешь? Как маленький... В Нижнем городе нельзя ни жить, ни умереть. Здесь можно только быть. Чувствуешь разницу?

- Чувствую... наверное. То-то со мной все как-то не так!

- Конечно. Ты просто не привык быть. Или отвык. Тебе виднее...

- Слушай, - говорю. - Если ты - смерть, расскажи мне, что бывает после тебя. А то живу дурак дураком...

- Всякое бывает, - уклончиво отвечает Ада. - Каждому свое, знаешь ли...

Глава 90. Тиртханкара

Создатель брода.

Мы сидим на низкой скамье у фонтана, извергающего не воду, а тягучий, молочно-белый свет. У меня кружится голова; Ада спокойна и сосредоточена. Повинуясь мягкому, но настойчивому требованию, я кое-как пересказал ей свою-чужую историю.

- Тебе со мною повезло, - наконец, изрекает она. - Мне с тобой, конечно, тоже. Но, честно говоря, тебе повезло больше. Ты начал служить своему призванию задолго до того, как впервые осознал, что оно существует.

- Я, по-моему, так до сих пор ни хера и не осознал.

В признании моем нет ни сожаления, ни растерянности, ни даже особого любопытства. Объяснит она мне, что имела в виду - хорошо. Не объяснит - тоже ладно. Толку от объяснений, как я успел убедиться - чуть. Пустышка для орущего разума. Но мой-то, кажется, в последнее время все больше спит. Чудовища, порожденные его дремой, за редким исключением, прекрасны. Ничего мне не нужно, лишь бы они оставались со мной.

- Неправда твоя. Ты ведь рассказывал мне, как увел за собой трех женщин - неведомо откуда, неведомо куда. Это и есть - осознать призвание. А ты думал, как? Сесть, поскрести в затылке и сказать: "О! Теперь понятно, как я буду жить!" Но так не бывает...

- Моему организму нужны все же четкие формулировки, - вздыхаю. - Я без них, как без витаминов чахну.

- Единственную и неповторимую формулировку ты и без меня знаешь. Ты - Ключник. Тот, кто открывает двери. Потому и говорю, что со мной тебе повезло: мою дверь ты открыл почти нечаянно. Рассказал мне про улицу Маяковского. Из нескольких миллиардов человек, обитающих на планете, выискал дуру психованную, которой этот самый Нижний город с детства снился. Я, конечно, не одна такая, но нас не слишком много, смею тебя заверить... Ты случайно указал мне путь, а я сумела и, что особенно важно, захотела им воспользоваться. Потому и говорю, что тебе со мной повезло. Ключник, хотя бы единожды исполнивший свой долг, почти бессмертен, какие бы глупости не творил... Ты ведь, по правде говоря, крепко влип. Ну, или не ты, а тот парень, который хозяйничает сейчас в твоем зачарованном горном городке... Вы оба влипли в историю. В увлекательную книжную историю.

- Да уж... - морщусь невольно. - Читал я ее. Ничего особенного, но завораживает. Впрочем, еще бы она меня не завораживала!..

- Не только тебя... Знаешь, в чем проблема? Ты им чертовски мешаешь. Живешь наперекор чужой выдумке. Сопротивляешься, путаешь карты. Если бы ты умер, всем стало бы хорошо. И авторам, и читателям. И, что особенно важно, тексту. Но ты не умрешь. Теперь уже точно нет. Жизнь Ключника почти священна. Знаешь, как я рада?

- Приятно услышать такое признание именно от тебя, - смеюсь.

Ада тоже улыбается. Но как-то невесело. Словно бы что-то ее тяготит. Она настороже: прислушивается, вглядывается в темноту, отбивает ладошкой рваный ритм на коленной тверди. Наконец, удовлетворенно кивает.

- Сюда идут, - говорит она. - Будь внимателен, Макс. Думаю, это по твою душу. Ты ведь у нас нынче особый гость, новичок. Самые важные события случаются именно во время первого визита в Нижний город. Проверено путем задушевного анкетирования братьев по оружию.

- А разве не ты - самое главное событие?

- Обожаю грубую лесть. Тем не менее, вынуждена признать, что я - всего лишь увертюра. Или эпиграф - как тебе больше нравится.

Глава 91. Тлоке-Науаке

"Тот, кто содержит все в себе".

К нам, и правда, направляется малорослое существо в широкополой шляпе и просторном плаще - пока я могу разглядеть лишь общие очертания. Впрочем, существо стремительно приближается: у него легкий шаг, удивительно широкий для такого коротышки.

- Это дядя Мик, - одними губами говорит Ада. - Он тут что-то вроде старьевщика. Важная персона.

Адресую ей недоумевающий взгляд. Почему, дескать, "важная"? Ада молчит, зато незнакомец поспешно отверзает уста. Отвечает на мой немой, несформулированный, невысказанный вопрос.

- Потому что, - густым басом говорит маленький человечек, - я возвращаю каждому утерянные им вещи. За символическую плату. Сгодится любая вещь, которую ты достанешь из кармана.

- А как выкручиваются те, у кого нет карманов? - спрашиваю.

Мне, и правда, интересно.

- Я в свое время оторвала пуговицу от пиджака, - вдруг вспоминает Ада.

- Вот, примерно так и выкручиваются, - кивает дядя Мик. - Один юноша отдал мне золотые часы, другой - шнурок от ботинка. Оба получили свое. Все всегда получают только свое. Не было еще такого случая, чтобы кто-то получил чужое. Уж я-то свое дело знаю...

Достаю из кармана Венин телефон. Ничего не попишешь, дружище, плакал твой мобильник. Уж не знаю, с кем тебе придется говорить, когда ты наберешь знакомый номер. Но вряд ли со мной. Надеюсь, у тебя еще будет случай сообщить мне, что я - козел. Эта надежда придает мне силы. Господи, как же мало мне, оказывается, надо...

- Символический обмен, - старьевщик доволен. - Аппарат для пустой болтовни в обмен на твой собственный ключ. Вот он.

Действительно, ключ. Кажется, я отлично справляюсь с невнятным заданием обитателей дома в Остаповском проезде. Поехал на юго-запад, и вот он, обещанный ключ.

Верчу в руках маленькую блестящую штуковину. Я, и правда, не знаю, как с нею поступить. Не цеплять же, в самом деле, чудесный этот дар на автомобильный брелок...

- Проглоти, - совершенно серьезно советует старьевщик.

- Ка... как это?! - я не верю своим ушам.

- Ну, ты и смешной! Впервые вижу Ключника, который не знает, как поступать с ключами. Вот так, - дядя Мик достает из кармана пыльный леденец, кидает в рот и глотает, не жуя.

Гляжу на него почти с ужасом. Глотать железяку?! К чему угодно был я готов, отправляясь в путешествие по улице Маяковского, но только не к этому. Что за нелепый, шутовской подвиг требуют от меня совершить?

- Единственная дверь, к которой подходит этот ключик, внутри тебя, - объясняет старьевщик. - Больше не для чего он не годится: хоть в карман его клади, хоть на шею вешай, хоть в задницу суй.

Зачарованный его речью, кладу ключ в рот. Языком ощущаю металлический привкус и, совершив над собой нечеловеческое волевое усилие, проглатываю вещицу. Почти сразу, где-то на полпути в пищевод ключик перестает быть вредным для здоровья инородным предметом, угодившим в недра нежного организма, и становится чем-то иным. Чем - не знаю. Но, мгновение спустя, не представляю уже, как жил прежде без этой таинственной штуковины.

То есть, понятно, как: считай, не жил вовсе.

Глава 92. Тот

... Тот отождествлялся с богом Гермесом, который считался <...> "ведущим души".

- Ну что, вопросов больше нет? - дружески ухмыляется Ада. - Одни ответы остались?

Гляжу на нее, словно бы впервые увидел. И то правда: все теперь для меня впервые. Про себя отмечаю, что на Аду приятно смотреть. Мне нравится ритм, в котором пляшут языки ее внутреннего огня. Прочих подробностей я словно бы не вижу. Точнее, вижу, но не придаю им значения. Бесполезная информация.

- Идем, - говорю, наконец. - Проводишь меня до ближайшей закрытой двери. Мне пора.

- Возвращаться?

- "Вернуться" - значит оказаться в некой исходной точке. В этом смысле, возвращаться мне некуда... Хочу попробовать себя в деле и выяснить, что я теперь такое. Мне кажется, это будет славно.

- Да? Ладно, будем считать, что мне тоже так кажется.

Ада берет меня под руку, и мы отправляемся на прогулку. Прикасаться к ней - редкостное удовольствие, настолько острое, что я почти теряю рассудок. Ничего не вижу, ничего не слышу. Бреду на автопилоте, но и тот, кажется, постепенно слетает с катушек.

- Кажется, ты все же изобрел какой-то диковинный способ меня трахнуть, - вдруг хохочет моя спутница. - И ведь за руку тебя не поймаешь!

- За руку, - эхом повторяю я. - Именно что за руку. Пожалуйста, не отбирай ее, если это не идет вразрез с твоими аскетическими принципами. Очень приятно за тебя держаться. Никогда бы не подумал...

Ада насмешливо хмурится, но руку не отбирает. Сильный великодушен. Впрочем, через несколько минут я сам прихожу в чувство. Волевым усилием перевожу себя с программы "экстаз" в режим "трезвость".

- Я уже почти знаю, как все теперь будет, - говорю я, останавливаясь у запертой двери.

Медная табличка оповещает, что хозяин дома носит французское имя Антуан и длинную, сложносочиненную фамилию, разбирать которую я поленился. Ада испытующе меня разглядывает.

- Ждешь, когда я спрошу: ну и как? Я не спрошу. Достаточно того, что ты знаешь.

- Я же говорю: почти. Кажется, запертых дверей для меня больше нет. Есть лишь двери, ведущие неведомо куда. И, как я понимаю, мой гражданский долг сманивать туда братьев-человеков, заплутавших в трех соснах унылого бытия.

- Сам смотри, не заплутай, - сурово говорит Ада. - Поумерь восторги, соберись. Ты пока в самом начале пути. Не забывай об этом, ладно?

- Я буду стараться. Уже стараюсь, как видишь. Спасибо тебе.

- Для себя хлопочу, как ты понимаешь. Иногда я все-таки сплю, и в такие моменты ты совершенно необходим мне живым.

Киваю. Мне вполне ясна сейчас мудреная логика Ады. Именно поэтому я не порываюсь поцеловать ее на прощание, даже пробормотать нечто проникновенное не пробую. Просто дружески подмигиваю сероглазой обитательнице Нижнего Города и берусь за дверную ручку. Сейчас проверим, исправно ли работает мой новенький внутренний голос. Он твердит, что это - самый простой способ попасть в гостиничный номер, где меня ждет душ и чистое белье, сменить которое мне, честно говоря, не мешало бы - после такого-то денечка...

Глава 93. Тригумцэнпо

... все цари спускались на землю по веревке "му", ночью возвращались на небо...

За дверью меня ждет вспышка молнии, на мгновение осветившая бездонную пропасть, разверзшуюся под моими ногами. Но я легок, как тополиный пух, а потому бесстрашен. Я знаю, что преодолевать пропасть между сбывшимся и несбывшимся - и есть мое призвание.

Шагаю вперед, и меня обступает знойный полумрак гостиничного номера. Я не удивляюсь, не возношу хвалу первому попавшемуся божеству, наверняка равнодушному к перипетиям моей замысловатой судьбы. Так и должно было случиться. Все в порядке вещей. Порядок, конечно, новый, непривычный пока, но где наша не пропадала?! Правильно. Нигде. Но пасаран.

Веду себя, как если бы вернулся после долгой прогулки по раскаленному историческому центру курортного города. Первым делом включаю кондиционер. Потом устремляюсь в душ. Манипулирую кранами, терзаю тело то огненными, то ледяными струями. Оно сладко содрогается и благодарно хрустит суставами. Наконец, заворачиваюсь в гостиничное покрывало, как в тогу, и устраиваюсь на подоконнике. Мне чертовски нравится быть живым, чистым, мокрым и голодным. Еще больше мне нравится думать, что текущая реальность для меня - как этот гостиничный номер. Временно оккупированная территория. Кажется, я в восхищении от такого поворота дел.

Ада была права: я, конечно, в самом начале пути. И надо бы держать себя в руках, поумерить восторги, повысить бдительность. И я непременно последую ее мудрому предостережению. Но сначала просто побуду счастливым. Всего пять минут. Время пошло.

Глава 94. Тушита

"Удовлетворенный", "радостный", "довольный".

На следующее утро я отправился к морю. Валялся на раскаленном песке, жрал мороженое, плескался в теплой прибрежной воде, обедал на веранде пляжного ресторана, даже на катере прокатился вдоль побережья, как самый настоящий, заправский курортник. А в сумерках, когда спал дневной зной, покинул город, совершенно удовлетворенный исходом своей поездки.

Проглоченный ключ к этому моменту, очевидно, окончательно прижился в моем организме. Давешний щенячий восторг не то чтобы поубавился, но сменился радостным спокойствием. В кои-то веки я чувствовал, что все идет абсолютно правильно. Нельзя сказать, будто я ожидал, что существование мое теперь станет сплошным волшебным праздником. Просто знал, что всякое событие в моей жизни - часть причудливого замысла, все еще неясного, но, несомненно, восхитительного. Ощущал себя новеньким, тугим узелком на таинственной изнанке бытия. И был заранее готов безропотно завязываться и развязываться столько раз, сколько потребуется неведомому ткачу.

Глава 95. Тхагьямин

... дети бога Брамы попробовали на вкус землю и превратились в людей. Их тела перестали испускать свет, и в темноте они кричали от страха.

Вениамин места себе не находил в стране антиподов, в прекрасном городе Дарвине, где, согласно туристическому справочнику, удивительно сочетаются современность и древние традиции аборигенов. Хер их знает, может, и правда, сочетаются. Он не дал себе труда составить собственное мнение по этому вопросу, поскольку практически с момента приезда почти не осознавал, где находится. Бродил, как неприкаянный по этому самому Дарвину, заботясь лишь о том, чтобы дать гостеприимным хозяевам хоть немного отдохнуть от его присутствия. Нелегкая это работа: быть гостем. Ох, нелегкая...

Причин его смятению было, как водится, несколько.

Во-первых, конечно, сама Раиса. На чужбине его старинная подружка похудела, подстриглась и перекрасила волосы, но стала не соломенной блондинкой, как в студенческие годы, а этакой солнечно-рыженькой хитрой лисичкой. В результате похорошела необычайно, почти до неузнаваемости.

Муж и сын словно бы осознали, что обладают необычайно ценным сокровищем, и стерегли ее почти неотлучно, по очереди. Стоило одному из них отбыть по делам, как на застекленной веранде, где в плетеных креслах коротали вечера бывшие совладельцы книготорговой фирмы "Харон", появлялся второй. В те редкие минуты, когда домашние стражи теряли бдительность, Раиса мягко, но решительно пресекала все его попытки затеять судьбоносную беседу о переменах их общей участи. "Потом, Веня, - говорила она. - Не сегодня. Сначала мне нужно заново привыкнуть к самому факту твоего существования."

"Я хуею, дорогая редакция, - бурчал в таких случаях Вениамин. - Какие мы, оказывается, нежные, деликатные натуры! - И покорно добавлял: - Ладно уж, привыкай, если не шутишь..."

Такие сцены имели место примерно раз в два дня. В перерывах Вениамин, человек деятельный и, следовательно, совершенно не приспособленный к длительному отдыху, с ошалелым видом болтался по Дарвину и методично наполнял себя виски в местных питейных заведениях. Особого облегчения это не приносило: он так давно научился обуздывать воздействие зеленого змия на свой железный организм, что теперь никак не мог расстаться с этой полезной, но неудобной в сложившихся обстоятельствах привычкой. Ну, хоть досуг было чем заполнить...

Спиртное не спасало его даже от сумбурных сновидений, каковые служили прекрасным дополнением к бредовой действительности. Чаще всего Вениамину снилось, что он спешно завершает свои московские дела, поскольку в ближайшее время ему придется принять деятельное участие в организации конца света. Битва богов - так казалось ему во сне - нуждается в умелом кризисном менеджменте, а потому нет ничего удивительного, что организаторам потребовалась помощь столь выдающегося практика. Иногда, впрочем, Вениамину доводилось обнаруживать себя в неуютной, не по его мерке сшитой шкуре одного из богов, занятых подготовкой все к той же битве. Такие сны были хуже всего: после них он просыпался в холодном поту и до утра ворочался на жестком диване в комнате для гостей, не решаясь сновать по дому и беспокоить друзей: все же им с утра на работу идти, это он, бездельник, дурью мается...

К тому же, Макс не звонил. Вениамин несколько раз порывался проявить инициативу, брал в руки телефонную трубку, начинал набирать номер, но обрывал процесс на середине. Почему - бог весть.

Для того чтобы набрать номер полностью, ему потребовалась примерно неделя. К этому времени Вениамин окончательно одурел от своих снов, австралийского виски и молчаливых посиделок на веранде в обществе неприступной Раисы. Долгие гудки рвали его сердце на части, но он утешался тем, что аппарат, по крайней мере, не отключен. Не берет трубку - подумаешь! Может быть, человек душ принимает, или спит, или... Да мало ли занятий, которые не позволяют подойти к телефону? Большинство из них, к слову сказать, приятные. Так что и беспокоиться не о чем.

Но после десятого, кажется, гудка раздался, наконец, жизнерадостный мужской голос; Вениамин так и не смог определить, Макс это, или кто-то другой.

- Хорошо, что ты позвонил. Слушай меня внимательно, это очень важно. Неподалеку от Дарвина, где ты сейчас болтаешься, есть такое славное местечко, Lost City называется. Затерянный город, если по-русски. Возьми с собой Раису, съездите туда. Только не в выходные. Лучше всего - в какой-нибудь понедельник. Чем меньше народу будет шляться в окрестностях, тем лучше.

- Макс, это ты? - на всякий случай уточнил Вениамин. - Как у тебя-то дела?..

- Это... Считай что это Белый Кролик, - его собеседник рассмеялся, явно довольный собой. - А какие дела могут быть у Белого Кролика? Только одно: забота о бегущей за ним Алисе, правда? Не майтесь херней, поезжайте в Lost City. Другого шанса я тебе не обещаю. Шансов вообще много не бывает.

Вениамин полагал, что разговор только начинается, но в ухо его пролился поток коротких гудков. Он тут же снова набрал номер и услышал ненавистную песню про отключенного абонента. Последующие попытки привели к тому же результату. Он терзал трубку, пока на веранде не появилась Раиса.

- Раечка, здесь где-нибудь рядом есть Затерянный город?

- Что-о-о? - она выглядит сбитой с толку.

- Lost City, - без особой надежды поясняет Вениамин.

- А, теперь понимаю. Действительно есть. Ну, не то чтобы рядышком, а возле Алис Спрингс. Но это не город. Просто очень много огромных камней, напоминающих древние развалины, купола и прочую красоту. Так говорят: я-то там не была...

- Ну вот, собирайся. Поедем.

- Сейчас? - изумляется она.

- Да хоть сейчас. Ну, или завтра утром. Чем скорее, тем лучше. Я, видишь ли, только что звонил Максу. И он говорит, нам с тобой обязательно нужно туда поехать. Вдвоем.

- Опять, что ли, на книжках стал гадать?

Раиса насмешливо кривит рот, но Вениамин с удовольствием отмечает, что она, кажется, не собирается отказываться. Выходит, из уст Макса она готова принять еще и не такой совет. Вот и славно.

- Не знаю, на книжках, или нет. Но он говорит, что это - шанс. Возможно, единственный.

- Странно. Впрочем, прежде он нас ни разу не подводил, правда? Значит, надо слушаться. Только поедем завтра. Я что-нибудь придумаю...

Глава 96. Тэгам

... самый хлопотный из шаманских обрядов.

Они уехали утром, в Раисином автомобиле. Приближаясь к Алис Спрингс, эти двое уже предчувствовали, что не смогут - и вряд ли захотят - вернуться. В Затерянный город беглецы вошли в сумерках, не испытывая ни страха, ни сомнений. Они держались за руки, как дети. Впрочем, единственный свидетель их прибытия, фотограф по имени Александр, нередко наезжавший в Lost City, чтобы пополнить свою личную коллекцию диковинных изображений, действительно принял их за влюбленных подростков.

Вечером следующего дня муж Раисы обнаружил в своем бумажнике записку, в которой его жена пространно сообщала, что всю жизнь любила другого человека и вот, решилась, наконец, уехать с ним туда, где их обоих никто не знает, и начать новую жизнь, бла-бла-бла. Она многословно извинялась перед мужем и сыном и обещала в ближайшее время прислать все документы, необходимые для развода. Забегая вперед, можно отметить, что упомянутые бумаги действительно прибыли в срок; на конверте стоял штамп острова Мадагаскар. Столь причудливый обратный адрес почему-то окончательно отбил у ее родных всякую охоту разыскивать беглянку.

Куда более объемный пакет получил владелец юридической конторы, клиентом которой Вениамин числился еще задолго до официального открытия. Среди его содержимого не было ни одного лирического письма, зато указаний, расписок и выполненных по всей форме доверенностей с лихвой хватило, чтобы уладить те немногочисленные дела, которые Вениамин не успел завершить перед отъездом в неизвестном даже самым близким друзьям направлении.

Несколько месяцев спустя разговоры о внезапном исчезновении Вениамина и Раисы перестали казаться их друзьям самой увлекательной темой застольных бесед. А через несколько лет о них забыли окончательно.

Глава 97. Тюр

Кладет в пасть волку свою правую руку.

Я, как ни странно, ведаю, что творю. Осознаю собственную ответственность за всякое ненароком брошенное слово, за каждый нечаянный жест. Знаю, что любой эпизод моего сумбурного предутреннего сновидения может возыметь столь разрушительные последствия, что изобретатель атомной бомбы по сравнению со мною покажется мелким, безобидным хулиганом. Я сам теперь - бомба. А потому долг мой - сохранять спокойствие и безмятежность. Пусть все идет, как идет, но под моим неусыпным контролем.

Вот именно - неусыпным.

Засыпая на заднем сидения собственного автомобиля, в десятке метров от оживленной трассы, я бдителен, как вор, обшаривающий чужой комод. И когда мне снится, что звонит телефон, я прекрасно помню, что отдал эту дорогую вещицу старьевщику, в обмен на проглоченный ключ. Но трубку все же беру. На то ведь и существуют сны, чтобы дать нам нежданную, никем не обещанную, но желанную возможность воспользоваться растранжиренными сдуру сокровищами.

Мне, конечно же, нужно поговорить с Веней. Я собирался сделать это сразу по возвращении в Москву. Но сейчас, когда мне снится, что он сам до меня дозвонился, я понимаю, что разговор этот должен состояться прямо сейчас. Это - единственный шанс для нас обоих. Или почти единственный.

Потому что пока я сплю, Веня не является моим другом. У спящего вообще не может быть друзей: отношения такого рода связывают лишь бодрствующих. Пока я сплю, у меня нет никаких обязательств перед Веней, я не считаю себя его должником, не стремлюсь сделать для него что-то особенное, из ряда вон выходящее, спасти и осчастливить; зато и печали при мысли, что мы никогда больше не увидимся, я не испытываю. Мне абсолютно все равно.

И именно поэтому я сейчас ясно вижу единственный и неповторимый маршрут, словно бы специально созданный для людей, с которыми судьба когда-то свела везучего дурака по имени Макс. Знаю, что им будет легко воспользоваться моим советом: они растеряны, обескуражены, измучены неопределенностью. В таком состоянии люди обычно бегут на край света, или стреляются. Я же предлагаю им промежуточный вариант: не на край, за край света, тьмы и сумерек заодно. За край всего, что только можно вообразить.

Говорю торопливо, но внятно. Слушаю Венин голос: не то с бодуна человек, не то обескуражил я его своей деловитостью.

- Макс, это ты? - недоверчиво переспрашивает он.

- Это...

Я и сам не знаю правильного ответа на его вопрос. А врать напоследок не хочется.

- Считай что это Белый Кролик, - говорю, наконец, вспоминая забавное Венино признание: "бегу за тобой, как Алиса за Белым Кроликом".

Смеюсь, довольный собственной находчивостью. Прощаюсь. Кладу трубку. И просыпаюсь. Проснувшись, плачу, по-детски размазывая слезы по щекам. Никто ведь не требует от меня сохранять внешнее спокойствие. Только внутреннее.

Глава 98. Уака

Личная Уака была как бы духовным двойником человека...

Вернувшись в Москву, беспардонно вламываюсь в Венину квартиру. У меня довольно много времени в запасе. Пока еще его хватятся... Впрочем, мне почему-то кажется что формальности, связанные с Вениным исчезновением, каким-то образом уладятся сами собой. Всякая настоящая тайна способна хранить себя совершенно самостоятельно. Тут важно вовремя отступить в сторону и не мешать реальности латать свежие прорехи. Она хорошая хозяйка, она справится.

Брожу по дому, курю, включаю и выключаю музыку. Мне, признаться, немного не по себе. Вспоминаю наши с Веней посиделки при занавешенных зеркалах и его шутливую просьбу: ты хоть вызов-то пришли, если вернешься в свой зачарованный город. С удовольствием думаю, что проблем с небесным ОВИРом у Вени не возникло, да и зачарованных городов, очевидно, хватит на всех... Хотелось бы, конечно, хоть краешком глаза поглядеть: как он там? И какие, интересно, бездны таит в себе короткое слово "там", звучное, как удар африканского барабана...

Сейчас, когда я утомлен поездкой, обольщен сентиментальными воспоминаниями и по-человечески слаб, мне здорово не хватает Вениной дружеской лапы. Да и дом, в который никогда не вернется хозяин - печальное зрелище. Но, по большому счету, я очень доволен. Ощущаю себя юным демиургом, который только что выдержал ответственный экзамен в каком-нибудь заоблачном ПТУ.

Так или иначе, но я, пожалуй, поживу тут еще несколько дней. Веня официально числится в отпуске - вот и славно. А мне сейчас требуется уединенное место для сна и почти неотличимого от него бодрствования. Выждать несколько дней, поглядеть, как теперь будет вытанцовываться моя новая жизнь; выяснить опытным путем, на что я способен, и что мне пока не по зубам. Перекантоваться - вот как это называется.

Искупавшись, закинув дорожные вещи в стиральную машину и проделав еще несколько приятных, повседневных человечьих дел, решаю вдруг, что надо бы побриться. Ритуал, ввергающий меня в трепет, ибо бриться следует перед зеркалом. В последний раз мое отражение вовсе не соизволило явиться на свидание. В лом ему стало, видите ли. Дескать, какие могут быть формальности между своими? Только равноправные отношения, основанные на взаимном уважении к личной свободе партнера. Так что ты уж перетопчись, друже, пока я там, за стеклянной твердью, своими делами занимаюсь... Зараза.

Вот мне и любопытно: что оно сегодня выкинет?

Отражение появляется, как ни в чем не бывало. Поначалу ведет себя вполне пристойно. Вертит головой, надувает щеки, скребет одноразовым станком щетинистый подбородок. Может ведь, когда хочет...

- Ты молодец, - вдруг говорит мой зазеркальный двойник.

Я к этому моменту как раз закончил издеваться над левой щекой и вознамерился приступить к правой.

Еще пару недель назад я бы, несомненно, порезался, заорал благим матом, убежал бы куда глаза глядят, и наложил бы строжайшее табу на все отражающие поверхности. Но сейчас я воспринимаю дружескую реплику собственного отражения как должное. Мне тоже кажется, что я молодец. Чего уж там...

- Я бы обосрался, наверное, на этой улице Маяковского, - вздыхает отражение.

- Ну и я, считай, почти обосрался, - признаюсь. - Только знаешь, делать ведь не так страшно, как думать. Стоит начать, а дальше все само идет, сколько уж раз проверял...

- Все равно ты молодец, - улыбается он.

- Ты-то как? - спрашиваю.

- Лучше, чем возможно вообразить. За это тебе отдельное спасибо. Мне нравится в твоей шкуре.

- У нас одна шкура на двоих. Странно, что ты это еще не понял.

- А до меня все довольно медленно доходит, - отмахивается мой двойник. - Ну и, потом, теория меня не слишком интересует, честно говоря. Только концентрированная экзистенциальная мука.

- Ишь ты! - удивляюсь. - Учимся говорить по-русски? Неужели сам придумал?

- Не-а, - беззаботно признается он. - У приятеля слямзил... Я тебе побриться не даю, да?