Чтение 13–й страницы книги ~Жесткий контакт~

- Кабы так, и одного околоточного хватило, без юнкера-жандарма. Ступай вниз, Тима. И бди. Бегом арш!

Юноша сиганул вниз по ступенькам полутораметровыми прыжками. В два прыжка миновал лестничный пролет, в один преодолел площадку ниже этажом и пропал с глаз.

- Умеете вы, ротмистр, заставлять людишек служить вам не за страх, а за совесть, - позавидовал поручик Приловский, в последний раз затягиваясь скуренной до фильтра сигаретой. - Досужему служаке покажется, что теряете драгоценное время в зряшных беседах с подчиненными, ан нет. Собачью преданность в людишках будите мастерски, приятно понаблюдать.

- Спасибо за комплимент, поручик. Слава богу, на вас и без моего программирования можно положиться.

- Будьте покойны. Остаюсь за дверью вторым эшелоном обороны. Многого не обещаю, но десять минут удержу за порогом и английскую королеву, и китайского императора.

- Эх, кабы королева с императором пожаловали, да хоть и хан с ордой, еще полбеды... - махнул свободной от трости рукой Евграф Игоревич, входя вслед за штабс-капитаном Котосовым в двадцать девятую квартиру. Дверь за спинами Карпова и Котосова закрылась, поручик Приловский остался часовым на лестничной площадке.

- Куда? - спросил ротмистр.

- Жертвы в комнате справа, - показал штабс-капитан.

Прихожая, слабо освещенная подслеповатой электрической лампочкой, продолговатый холл с ответвлением-аппендиксом на кухню и по дороге в сортир. Комната справа открыта. С порога не видно трупов в ней, но стоит пройти в холл, и картина убийства как на ладони.

Шесть трупов. Все убитые - мужчины примерно одного возраста, лет тридцати пяти - сорока. Одеты единообразно, в темные костюмы, в белые рубашки, все при галстуках. Все шестеро рослые, стройные, подтянутые. Во всяком случае, при жизни были таковыми. У всех огнестрельные ранения, как пишут медэксперты, "несовместимые с жизнью". На белой ткани сорочек подсыхают кровавые пятна, на темных пиджаках кровь видна хуже. У одного пиджак расстегнут, пуля пробила галстук, оставив аккуратную дырочку в бежевом шелке.

- Сфотографировали? - уточнил на всякий случай ротмистр.

- А то как же? - в голосе штабс-капитана прозвучала нотка обиды.

- Проверили?

- Естественно. У всех на груди ЗНАК. В него и стреляли... в смысле - стрелял...

- С порога, беглым огнем?

- Да. Из пистолета системы Макаров. Музейная редкость. Показать?

- Лишнее.

- Отнюдь. Пистолет тяжелый, в руке лежит неудобно, полезно его попробовать...

- Оставьте, штабс! И без пробы ясно, что ни вы, ни я с шести выстрелов точно в цель по шести движущимся мишеням не попадем. Сноровка надобна, тренировка и... - ротмистр в задумчивости огладил подбородок, - ...и уверенность, что ЗНАК не спасет от пули. Сумасшедшая убежденность.

- По статистике в двадцати процентах случаев ЗНАК...

- Ах, оставьте! Какая статистика, право слово?! Вот она, перед вами, ваша статистика, любуйтесь. Стопроцентный результат! Как и в прошлом году в Петербурге. Там, правда, было пятеро убитых, но какая разница?! ЗНАК не сработал ни здесь, ни там.

- В Питере убили пятерку "Стрелков"...

- Застрелили "Стрелков". Каламбур получается Аналогичный каламбур, я уверен, и в нашем случае.

- Подозреваете, что наша шестерка - члены Ордена "Белой Стрелы"?

- Уверен!

- Следуя уставу Ордена, "Стрелки" формируют группы по пять бойцов в каждой. Факт неоднократно проверенный, подтвержденный документально.

- Заблуждение! Дезинформация "Белой Стрелы". Просмотрите сводки пограничников. За минувший квартал погранцы заарканили несколько карательных троек "Стрелков".

- С чего вы взяли, что это были обязательно тройки? "Стрелки" пробивались в Д.З. с боями, теряли людей...

- О пленных или убитых "Стрелках" в сводках ни слова. Эти шесть трупов, я уверен, составляли две боевые тройки. Орден вербует в основном бывших и действующих службистов, привыкших работать по трое. Жандармский патруль - трое офицеров. Опергруппа СГБ - опять же три спеца. Скаутов учат работать в тройке, армейское отделение - арбалетчик, гранатометчик, связист.

- Гм-м... А мысль интересная. Цепляет мозговые извилины, как тот крючок рыбку.

- Вот и зацепите мыслишкой-крючком мозги гостей, когда они нагрянут. Леску-болтовню потуже натяните и помотайте гостюшек подольше, выиграйте для меня лишних минут пятнадцать, договорились?

Штабс-капитан Котосов беззвучно рассмеялся, мотнул головой, состроив презабавную рожу.

- Восхищаюсь вами, Евграф Игоревич! Плут вы этакий! А я, дурачок, недоумеваю: чего это вдруг ротмистр со мной лясы точит, время теряет! А он, оказывается, его не теряет, а подсказывает, как времечко отыграть!

- Уже теряю. Посмеетесь без меня, когда покажете, где задержанный. Во второй комнате?

- Нет, вон в ту дверцу пожалуйте, в ванную. Квартира старинная, нестандартная. Сортир возле кухни, а ванная в другом конце, в жилом, так сказать, секторе.

Евграф Игоревич двинулся к крашенной маслом дверце, которую при беглом осмотре холла посчитал за дверь кладовки.

Приблизительные временное прикидки обнадеживали. Раз гости еще не объявились, минут десять есть изначально. Плюс пару минут подарит околоточный Влас. Пяток отыграет юнкер. Подъем по лестнице - две минуты. Поручик обещал выстоять десять минут, штабс-капитан продержится пятнадцать. Итого, без малого, три четверти часа. Скромно для настоящего допроса, однако и на том спасибо, не до жиру.

Ванная комната поражала нелепостью конфигурации и обстановки. Все здесь было чересчур и слишком. Чересчур узко при слишком высоких потолках. Зеркало над чересчур розовой раковиной слишком маленькое. Кафельная плитка на полу чересчур дорогая, а на стенах слишком дешевая. Продолговатая лохань чугунной ванны чересчур старая, и лампочка под потоком слишком яркая. И человек в холодной ванне слишком, чересчур живописен.

Задержанный лежал в ванне, будто покойник перед мумификацией, будто недобитый египетский фараон в саркофаге без крышки. Перестарался дубина Влас с тумаками. Глаза задержанного заплыли синим, нос распух красным, голые телеса пестрят свежими царапинами. Задержанный лежит на спине, рук не видно, они скованы у копчика наручниками. Тугая цепочка вьюном обмотала ноги, соединила браслеты на запястьях с кандалами на щиколотках. Изо рта задержанного ботвой торчит тряпочный кляп. Глаза его открыты, зрачки следят за Евграфом Игоревичем.

Ротмистр закрыл замок-щеколду, повесил шляпу на крючок для полотенца, присел на чугунный край ванны, пристально всмотрелся в лицо задержанного. Секунд тридцать жандарм и арестант играли в древнюю, как мироздание, игру "кто кого переглядит". На тридцать первой секунде жандарм в штатском одержал убедительную и безусловную победу над задержанным в синяках и лохмотьях. Зрачки человека с кляпом во рту дрогнули, сфокусировались на лампочке, сузились от яркого света. Задержанный засопел в две ноздри, дыхание его участилось, он предпринял безуспешную попытку выплюнуть кляп, замычал.

- Извини, братец, тряпочка останется у тебя во рту, а то, чего доброго, ты откусишь себе язык и дезертируешь на тот свет, - вымолвил Евграф Игоревич неспешно, как бы нехотя, и вроде бы потерял к задержанному всякий интерес.

Задержанный мычал, бился затылком о чугун ванны, а господин ротмистр флегматично расстегивал пуговицы на черном плаще, блуждая взглядом по комнате. Расстегнув плащ, Евграф Игоревич залез вялой рукой во внутренний карман пиджака. Затылочная кость задержанного особенно гулко стукнулась о дно ванны, но ротмистр как будто оглох. С прежней неторопливостью Евграф Игоревич вытащил из внутреннего пиджачного кармана серебряный портсигар, открыл коробочку с сигаретами, задумался, замер на минуту, улыбнулся, хлопнул себя ладошкой по лбу и полез в карман плаща за зажигалкой. Мычания задержанного поутихли и прекратились совсем. Затылок в последний раз опробовал на прочность себя и ванну, задержанный сдался, окончательно обессилев.

Евграф Игоревич раскурил сигарету, сладко затянулся, выдохнул колечко дыма.

- Отменные сигареты, "Кишинев" называются. Контрабандный товар... - Новое колечко всплыло к потолку и растаяло возле вентиляционной решетки. - Послушай, братец, если ты действительно хочешь сбежать, стукнись еще разик головушкой. Подай звуковой сигнал, и я открою кран, напущу воды в ванну. Поверь, братец, утонуть в хлорированной водичке куда приятнее, чем погибнуть от потери крови, откусив собственный язык, или захлебнуться в рвотных массах, вызванных сотрясением мозга.

БОМ-м... - висок задержанного боднул край ванны.

- Прекрасно. - Евграф Игоревич привстал, сместил общий с раковиной кран к ванне, дотянулся до вентилей. - Я пущу водичку похолоднее, ладно? Не совсем ледяную, разумеется, но и не горячую, чтоб твои ссадины охладились, хорошо?

Вода потекла тонкой струйкой из крана на боковину ванны и вниз, к скованному телу.

- Ты поелозь слегка, дырку водостока заткни, - проинструктировал Евграф Игоревич арестанта. - Вода будет медленно набираться, а я буду долго говорить, ладно? Раздумаешь умирать - поднимешь зад, и вся вода мигом утечет в канализацию. Решишься на смерть, слово офицера - мешать не стану... Ах да! Я же не представился, извини. Жандармский ротмистр Карпов, Евграф Игоревич, честь имею!

Карпов отрегулировал температуру и напор струйки из крана, сел поближе к стенке на краю ванны, облокотился на кафель. Покуривая, разглядывая трещину в потолке, заговорил после долгой паузы:

- Дубина околоточный порвал на тебе одежду. Искал НОВЫЕ ЗНАКИ, простофиля. Ты прости его, братец. Дубина, она дубина и есть. Не дано понять дуболому, что ЗНАК необязательно носить, как татуировку, слово "акупунктура" дубинушка сроду не слыхивал. Привык, понимаешь ли, околоточный видеть ЗНАК как печать лояльности меж сосков у граждан, а у тебя на коже искал АНТИЗНАК, отметину диссидента. Что касаемо меня, так я ни крошки не удивлен отсутствием особых меток у тебя на теле. Стандартный-то ЗНАК, вижу, синеет на твоей груди. Такая же, как и у меня, наколка, как у всех, кроме ЧИСТЫХ.

Столбик серого пепла упал с сигаретного кончика в ванну, растворился в мелкой лужице. Задержанный внял инструкции жандарма, заткнул водосток задницей, и вода мало-помалу начала скапливаться.

- Ты, братец мой НЕЧИСТЫЙ, расстрелял карателей "Белой Стрелы", как будто они ЧИСТЫЕ. Нонсенс! Убитые тобой именовали себя "Стрелками", подразумевая благородную стрельбу из боевого лука, коей необходимо учиться годы, и презирая огнестрельное оружие. Во времена, воспетые вестернами, револьвер нарекли "великим уравнителем". "Стрелки" ненавидят равенство пред ликом смерти, а ты их пиф-паф. Ты - мерзкий слизняк из Общества "Детей Авеля", смерд поганый, недостойный плевка члена Ордена "Белой Стрелы".

Скуренную до фильтра сигарету Евграф Игоревич щелчком отправил в раковину. Промахнулся. Изжеванный фильтр угодил в зеркало, отскочил, упал на пол. Карпов шлепнул по окурку набалдашником трости, по плиткам пола рассыпались тлеющие табачинки.

- Извини, братец, отвлекся... Так-с, о чем бишь я говорил? О том, что ты "Дитя Авеля". Интересует, как я это вычислил?.. Ах, какая разница! Интересно тебе или нет, все равно расскажу. Вычисления элементарны. Арифметика для подготовишек-гимназисток. В прошлом году в славном граде Святого Петра убили посредством пуль пятерых "Стрелков". Боевая тройка "Белой Стрелы" на то и тройка, что в ней три человека. Пять минус три, остается два. Где, спрашивается, еще один "Стрелок" для полного комплекта, каковой мы имеем в сегодняшнем случае? Отвечаю - сей выживший питерский "Стрелок" являлся вовсе не "Стрелком", а шпионом общества "Детей Авеля" в стане Ордена "Белой Стрелы". Я понятно излагаю? По моему разумению, год назад шпион "Детей" укокошил пятерых "Стрелков" и смылся, шельмец. Припоминаешь, что потом началось в Питере? Вся свора цепных псов Державы сообща ловила Сына Белого Кахуны, ибо, по слухам, оный Сын проповедовал среди "ленинградцев", сиречь - среди "Детей Авеля" города на Неве. Аналитики силовых ведомств имеют все основания полагать, что именно вышеупомянутый Сын обучил подобных тебе, братец, той хитрости, которая делает носителя ЗНАКА уязвимым для пуль.

"Дитя" в ванне затопило по грудь. Сухими оставались пока островки коленок, ключицы, плечи и голова. Евграф Игоревич неторопливо закурил новую сигарету, вдохнул дым, выдохнул через ноздри.

- Белый Кахуна, Белый Лес, "Белая Стрела", кругом все в бeлoм, а ты, братец, в дерьме. Фигурально выражаясь, конечно. Питерский шпион "Детей Авеля" замочил "Стрелков" и ушел, а ты попался. В Питере в прошлом году "дитятя"-убивец успел, полагаю, предупредить Сыночка Кахуны. Пришелец из Белого Леса пожурил "дитятю" за самодеятельность и оперативно смылся из города. А ты никого предупредить не сможешь.

Чуткое ухо Евграфа Игоревича уловило посторонний шумок. Мусоля сигарету губами, Карпов незаметно для убийцы в ванне прислушался. Точно - возбужденные голоса. Слышно плохо, но голоса различимы. Спорят на лестничной клетке, возле дверей квартиры. Поручик старается, сдерживает нервных гостей. Лежа на дне ванны, безусловно, ничего, кроме журчания ручейка из крана да речей господина жандарма, не услышишь. Однако время поджимает.

- Я, братец, уверен - расстрелы членов Ордена происходят без санкции Сына Кахуны. Бедняга истинно чистый знать не знает, где ты сейчас и чего ты натворил. Классическая ситуация - ученик, сам того не желая, обрекает Учителя на полон, позор и публичную казнь в итоге. Ежели ты, братишка, покончишь с собой, дезертируешь на небеси, нам, жандармам, ничего другого не останется, как учинить тотальную облаву в столице. Схватим всех, кто, по нашему мнению, имеет касательство к московскому филиалу "Детей", всех подозреваемых в контактах с московской "Рукой Авеля", оцепим город по кольцу МКАДа, прочешем пригород. Жандармерия мечтает взять Сыночка Кахуны, но шило в мешке не утаишь. Начнется тотальный шмон, и другие ведомства тоже вступят в игру. Шмон породит гам, и все, кто надо и не надо, все узнают, что Сын Кахуны в Москве. Я не верю всем подряд слухам, однако сексоты докладывают, якобы твоего Учителя по пулевой стрельбе заказали "Ткачам". Или сами "Ткачи" жаждут его прихлопнуть, подробности доносов сейчас не вспомню. Признаюсь тебе, братец, я лично в "Ткачей" не очень-то верю. Трудно поверить в существование неуязвимой для спецслужб организации с амбициями на мировое господство, с разветвленной сетью резидентуры во всех ветвях власти и с целой армией неуловимых убийц. Скорее всего, "Ткачи" всего лишь банда хорошо организованных наемников или вообще миф, страшилка для обывателей. Но, братец, я могу ошибаться. Представь, начинается охота на Сына Кахуны, об этом узнают "Ткачи" и подключаются к травле. А? Каково? Правда здорово? Очень хотелось бы взять Истинно Чистого живым, однако боюсь, не получится.

Евграф Игоревич расслышал скрип открывающейся двери, шаги в холле, услышал бас штабс-капитана Котосова и заговорил громче:

- Если ты отважишься жить, братец, в санкции на облаву, скорее всего, начальство мне откажет. Меня обяжут допросить тебя с пристрастием, раскаленными клещами вытянуть из тебя все секреты. Я, братец, не дурак, я понимаю - разговорить тебя будет трудно. К тому же, верь - не верь, но мне противны пытки. Поэтому я честно поведал тебе, братец, оба варианта развития дальнейших событий. Не знаю, братец, право, не знаю, что для тебя лучше - умереть немедленно или мучиться в подвалах Жандармерии. Не знаю, что лучше для меня, заниматься тобою или ловить Истинно Чистого, а главное, ума не приложу, что выгоднее для Державы - призрачный шанс выведать тайну Белого Леса или покойник Кахуна-младший?

В ответ прозвучало смачное "ХЛЮП". Задержанный передумал тонуть, вода под его задницей, хлюпнув, весело зажурчала, закрутилась водоворотом. Ефграф Игоревич вздохнул с облегчением.

- Вот так, да?.. Раз ты решил доживать отпущенное судьбою время в муках и страданиях, раз выбрал скорбную судьбу жертвы заплечных дел мастеров, значит, моя догадка верна и Сын Белого Кахуны в настоящее время ДЕЙСТВИТЕЛЬНО находится в Златоглавой. Что ж, спасибо за помощь, братец. Не бойся, информацией о местопребывании твоего Учителя я не собираюсь делиться со своими коллегами. Клянусь всем, что для меня свято. Верь мне, братец, я не лукавлю ни капли...

В дверь ванной комнаты деликатно постучали. Оплошал штабс-капитан, вместо пятнадцати сумел удержать незваных гостей всего восемь с половиной минут. Евграф Игоревич, опершись на трость, вскочил, повернулся спиною к задержанному, снял с крючка для полотенец свою шляпу и, приосанившись, отодвинул засов щеколды. Дверь открылась.

- Здравия желаю, сударь. - За дверью стоял, широко расставив ноги, сцепив руки на круглом животике, лысоватый, пухлый господинчик. Этакий простачок-недотепа в засаленном пиджачишке, в мятых брюках с пузырями на коленках, в белых носках и лакированных черных штиблетах.

- Честь имею, господин майор. - Евграф Игоревич склонил подбородок к груди, вскинул голову, улыбнулся. - Весьма рад вас лицезреть.

- Шутить изволите, ротмистр?

- Нет, правда рад. - Карпов надел шляпу, прижал освободившуюся руку к груди. - Всем сердцем! Ожидал-то я господина Яков Лукича в гости, а явились вы, Павлин Григорич. Я счастлив.

- Отчего ж такие радости, Евграф Игорич?

- Как же, Павлин Григорич? Неужто позабыли, как в прошлом году, после аналогичного происшествия в Питере, Яков Лукич вашего покорного слугу, меня, несчастного, повелел задержать и подвергнуть допросу? Двенадцать часов кряду с вашими следователями беседовал. Расплачивался за сомнительное счастье быть лично знакомым в младые годы с Сашкой Таможиным. А я, как вам, должно быть, известно, лично я сомневаюсь, что Сашка и есть тот самый разыскиваемый Сын Белого Кахуны. Погиб Таможин в Белом Лесу, сгинул много лет тому. Другого Сына надобно искать, если хотите знать мое мнение.

- Мнение ваше известно, и задерживать вас я не собираюсь...

- Сердечно рад!

- ...Хватит с меня и одного задержанного.

- Неужто майор СГБ отберет у жандармского ротмистра законную добычу?

- Ваньку валяете, любезный. За тем и приехали и соответствующими бумагами запаслись. Показать распоряжение министра?

- Пустое. Долго ехали, майор. Что? Новобранцев посадили на прослушку телефонных линий Жандармерии? Или пустых бланков с подписью министра под рукой не оказалось?

- Ваша правда, ехали долго. А как прибыли, воевать пришлось с околоточным. И когда вы только успели этого битюга приручить, диву даюсь. Встал в дверях, к бумагам ноль внимания, одно твердит: "Не велено пущать". Околоточному дали по сопатке, юнкер тут как тут, за ним поручик, последним штабс-капитан голову морочил. А вы, голубчик ротмистр, тем временем проводили дознание...

- Помилуйте! О каком времени разговор?! О нескольких несчастных минутах моего монолога со скованным душегубом?

- Так уж и монолога? - Павлин Григорьевич приподнялся на цыпочки, через плечо ротмистра заглянул в ванну. - Смеете утверждать, что кляп у него изо рта не вынимали?

- Смею! Он бы язык себе откусил. Форменный фанатик попался, верьте слову! Голову себе хотел размозжить. Я ему пыл водой остужал, уговаривал сотрудничать, и вдруг вы пожаловали.

- Негоже нам, Евграф Игоревич, продолжать лясы точить рядом с этим, в ванне. Пройдемте отсюда...

- А разве мы еще не закончили, Павлин Григорич? Пистолет системы Макарова, трупы убиенных и убийца, согласно бумаге министра, отнимает у Жандармерии Служба государственной безопасности. Господа жандармы раскланиваются и удаляются восвояси. Околоточный...

- Околоточный останется с нами.

- Вы его не обижайте, пожалуйста. Чего еще? Кажется, все. Разрешите откланяться?

- Приятной ночи, Евграф Игоревич!

- И вам того же, Павлин Григорьевич! Вы, главное, берегите ноги, любезный, помните о пословице: "Кто Кахуну догоняет, после с палочкой хромает". Ваш покорный слуга являет собой живое подтверждение сему народному суеверию.

Резиновый набалдашник на конце трости Евграфа Игоревича ударился об пол, ставя последнюю точку в затянувшемся разговоре двух офицеров.

Глава 2

НОЧЬ

"Ангара" рванула с места, едва светофор мигнул желтым. Тимур выжал из мотора максимум. Правильно говорят знатоки про "Ангару": движок тянет, а корпус не держит. Евграф Игоревич в мягком кресле рядом с водительским чувствовал себя, будто на вибростенде. Тимур за "баранкой" плотнее стиснул зубы, чтоб не стучали, вцепился в рулевое колесо, словно утопающий в спасательный круг, зашипел по-змеиному:

- С-сейчас-с с-сделаем-м...

Поворот! Машина на полной скорости сворачивает с проспекта в метастаз переулка. "Дворники" не успевают размазывать по стеклу хлопья мокрого снега. Юнкер гонит машину, ориентируясь исключительно на интуицию и опыт мастера спорта, автогонщика. Что-что, а управляться с автомобилями Тимур Ахметов умеет, нынешней зимой взял "серебро" на ведомственных соревнованиях.

- Евграф Игоревич, оглянитесь. Нет "хвоста"?

- Есть.

Сквозь подтеки на заднем стекле отчетливо различим свет фар джипа марки "Зубр". Прилипчивый джип мотается за "Ангарой" вот уже скоро час.

- С-с-сейчас-с-с..

- Сбрось скорость, Тима.

- Евграф Игоревич, я с-сей...

- Сбрось, кому велено?!

- Господин ротмис...

- Выполняйте, юнкер!

Послушная мастеру автоспорта "Ангара" плавно замедлила ход. Исчезла противная вибрация в салоне, поутихли фонтаны брызг из-под колес. Настырный "Зубр" сократил дистанцию до пяти метров и нагло мигнул фарами.

- Издеваются над нами господа СГБисты, а мы их, Тима, обманем. Езжай пока как едешь, юнкер. Запоминай инструкции...

- Разрешите последнюю попытку, господин ротмистр! Впереди развилка, я...

- Отставить, юнкер! Езжай на улицу маршала Скачкова. Знаешь, где такая?

- Так точно, недалеко, но...

- Отставить всякие "но", юнкер! Заедешь на Скачкова со стороны бульвара. Улица Г-образная, с поворотом в девяносто градусов посередине. За сто метров до поворота газуй. Умри, а отрыв от "Зубра" обеспечь. Как свернешь, я выпрыгну.

-В каком смысле? - юнкер посмотрел на Евграфа Игоревича, как врач-психиатр, внезапно заподозривший в тихом пациенте суицидальные наклонности.

- В смысле открою дверцу и прыгну на полном ходу. И не вздумай притормаживать, братец, на гауптвахте сгною.

- Господин ро...

- Отставить! Я, Тима, хоть и калечный, однако бывший скаут. Кувыркаться с негнущейся ногой хоть и сложно, однако сумею, будь уверен. Сбросишь меня, езжай на всех парах в Управление. На всех парах, Тимурчик! Господа гонщики в "Зубре" не должны приметить отсутствие пассажира в "Ангаре", не давай им расслабляться. Можешь сирену включить, дабы дорожный патруль не цеплялся, гони к Жандармерии на полном ходу под сирену. Позвони заранее, чтоб ворота отворили, заедешь прямо во двор и до утра в Управлении сиди, понял? Надобно, чтоб СГБисты поверили - я сдался и велел отвезти меня на работу, отложив городские дела до лучших времен.

- Вопрос разрешите, Евграф Игоревич?

- Отвечаю заранее на все вопросы, юнкер. Внимай и мотай на ус. СГБисты правы - кое-что от задержанного я узнал. А именно - в деле замешаны "Дети Авеля". Штабс-капитан и поручик мною с патрулирования сняты и отправлены в Жандармерию готовить прошение на имя министра об активизации действий в отношении "Детей". Уверен - мы первыми подадим прошение, обгоним СГБ. Дабы отвлечь внимание СГБ от канцелярской работы господ жандармов, я взял тебя, и мы учинили комедию под названием "Гонки за ротмистром". Павлин Григорич сейчас голову ломает относительно конечной цели моего маршрута, пусть думает, что я отчаялся сбросить "хвост" и скрылся за стенами Управления, пусть! А я тем временем вернусь домой...

- Домой?!! К себе домой?!.

- Точно так, юнкер. Выпрыгну, отряхнусь, поймаю такси - и к дому. Моя обитель под надзором СГБ, однако есть у меня потайные лазейки в собственную берлогу. Дом мой стерегут олухи, их обмануть бывшему скауту сплошное развлечение. Вообрази, Тима, завтра, около полудня, выхожу я на балкон с сигаретой, и олухи СГБэшные по каналу экстренной связи сообщают Павлину Григорьевичу: ротмистр Карпов-то домой телепортировался! Вот будет, фигурально выражаясь, пощечина СГБ от калечного жандарма!

- Стоит ли ради фигуральной пощечины рисковать шеей?

- Тима, дружок, давно пора и тебе, мальчик, усвоить - аппаратные игры в нашей действительности порою важнее важного. Сами же подчиненные Павлин Григорича, злые языки, донесут в министерство про пощечину СГБ. Плюсик интриганы министерские запишут жандармам, а после сей плюсик зачтется при распределении бюджетного финансирования, не ради поощрения наших хулиганств, а дабы СГБистов приструнить. Сообразил?

- В аппаратных игрищах я не ахти какой специалист...

- А ты учись, Тима, учись у старших. Кнут и пряник, иной политики не существует. Следовательно, надобно давать почаще повод власти стегать кнутом конкурента, и методом исключения пряник достанется тебе.

Ветви деревьев на бульваре трепал ветер. Атмосфера совершенно взбесилась. Невротик март мучился, выбирая между дождем и снегом, и в этих муках родился монстр непогоды о двух головах: с одной сыпалась перхоть снега, другая плакала дождем. Встречная "Волга" окатила "Ангару" фонтаном брызг из-под колес. Вода волною смыла с боковых стекол "Ангары" снежный пунктир и дождевую рябь. В салоне авто было тепло и сухо, и происходящее за стеклами казалось ирреальным.

"Ангара" сбавила скорость до пешеходной, как бы стесняясь, свернула на улицу маршала Скачкова. "Зубр", будто маньяк за красавицей, повернул вслед за "Ангарой" на улицу имени военачальника, отличившегося во времена Всемирной Трехдневной. Массивный бампер "Зубра" едва не касался багажника "Ангары". Пружины нервов водителей обеих машин сжались до предела. Тимур переключил скорость, вдавил педаль газа до упора. "Ангара" понеслась, помчалась, полетела по пустынной улице скоростным болидом. Ротмистр Карпов скинул с груди портупею ремня безопасности, сняв шляпу, взял ее в ту же левую руку, что держала трость, правой рукой дернул за рычажок автомобильной дверцы.

- Евграф Игорич, а может, не на...

- Спокойно, юнкер. Делай свое дело. Дверцу за мной не забудь закрыть.

"Ангара" вписалась в правый поворот, оторвав от взмокшего асфальта колеса по левому борту. Ротмистр толкнул дверцу плечом, оттолкнулся гнущейся ногой от рифленой резины на полу. Карпов вылетел из салона сгруппировавшимся комком плоти, с оттопыренной ногой и торчащей в сторону палкой. Евграф Игоревич крутанулся в воздухе, упал на покатый газон, покатился боком вниз, под откос.

Эту крутую горку за поворотом Евграф Игоревич приметил давно. Прогуливался как-то осенью по улице Скачкова, обогнул жилой дом-кирпич и аж присвистнул! Вспаханный газончик будто специально придуман для того, чтоб скатиться и таким образом оторваться от наружки, отставшей всего-то шагов на десять.

Джип "Зубр" отставал от легковушки "Ангары" на два с четвертью корпуса. Всего-то! Кабы не мастерство гонщика Тимы, хрен бы катапультирование ротмистра осталось незамеченным. Рисковал юнкер, удерживая педаль газа на повороте, а водила в "Зубре" все же поубавил скорость, прежде чем крутануть руль, и отчаянная задумка Карпова удалась.

Слава богу, на улице маршала Скачкова тротуары уже стандартных. Хвала всевышнему, в ночное ненастье тротуары-тропинки пустынны. Свечку за здравие дворнику, который не озаботился отгородить заборчиком обрыв газона.

Скатываясь бревном под откос, ротмистр слышал рев "Зубра", видел мелькнувшие наверху, над головой, лучики фар, и все равно, как только тело-бревно коснулось щебенки в кратере детского дворика под откосом, как только вращение закончилось и Карпову удалось сесть, первым делом он рванул штатный излучатель из подмышечной кобуры. Вестибулярный аппарат работал на полную, тормозил, цеплялся всеми органами чувств за карусель перед глазами, сдерживал подступившую к горлу тошноту, но указательный палец правой руки уверенно лег в ложбинку идентификатора на корпусе излучателя, и большой палец безошибочно нашел кнопку активизации оружия. Колесико настройки заранее совмещено с риской рабочего режима "4,2". Раструб излучателя "смотрит" вверх, на вершину горушки газона. Повезло ротмистру - СГБисты в "Зубре" его проморгали, но еще больше повезло обманутым СГБис-там. Остановись сейчас джип, выйди из него служивые, и подушечка большого пальца Карпова нажмет красную кнопку, инфразвуковые колебания частотой 4,2 Гц войдут в резонанс с биением сердец господ из Службы госбезопасности, и господа дружно покинут сей суетный, жестокий мир, узнав напоследок, каково это, когда рвется сердечная мышца. Соврал юнкеру ротмистр - вовсе не победа по очкам в пресловутой аппаратной игре заботила сегодня Евграфа Карпова, гораздо весомее ставки в нынешнюю ночь, несоизмеримо весомее...

Крутой склон. У подножия склона устроена детская песочница, качели и теремок на курьих ножках. Фонарный столб недалече освещает дворик жидким неоновым светом. Снег, дождь, ветер. Свинцовое низкое небо. В грязной луже на краю детского дворика сидит, вытянув левую ногу и согнув колено правой, седовласый человек. Весь заляпанный грязью, взмокший, встревоженный. В руке у человека излучатель системы "Вий". Рядом валяются трость с серебряным украшением и смятая фетровая шляпа. Все вместе: склон, погода, качели, трость, излучатель, седой мужчина - картина совершенно сюрреалистическая. Кто случайно увидит, сразу побежит вызывать патруль. Засиживаться ротмистру никак нельзя. Срочно трость в руку, излучатель за пазуху, шляпу поверх седых волос, и как можно скорее... да вот, хотя бы в детский теремок, в избушку на курьих ножках.

Забравшись по лесенке на крылечко сказочного теремка, ротмистр, согнувшись в три погибели, втиснулся в игрушечную комнатку. Пространство полтора на два метра, окна без стекол; спину не разогнуть, макушка упирается в крышу. Зато можно не спеша охлопать себя по карманам. Ничего не потерялось, не вывалилось? Нет, все вещи и вещички на месте. Ребро болит. Сноровка скаутская осталась, но акробатической практики в последние годы не было. Практика - критерий истины, а истина в том, что, как бы ни болело ребро, все одно дела придется делать, срочные и неотложные. Карпов пощупал пальцем левое подреберье сквозь одежду, огладил бок. Спасибо судьбе, переломов нет. Ерунда - ушиб. И шишка на затылке - пустяк. Плечо ноет, так и пусть с ним, не до него, проблемы с одеждой. Пуговицу от плаща оторвало, плохо. Хорошо, что самую нижнюю, не так заметно. Грязный весь, так и что? На улице-то ненастье, упал человек с тростью, замарался. С лица и рук грязь стереть, и можно идти. Нужно идти.

Тропинка от избушки на курьих ножках мимо качелей, в обход песочницы вывела Евграфа Игоревича к подножию фонарного столба. Блеск луж на асфальте указывал дальнейший путь через расположившиеся в низинке дворы, между домами брежневской застройки. Бетонная лестница с перилами вывела ротмистра на проспект Первых Побед. С другой стороны широкого проспекта шумел ветвями бульвар, по магистрали катились, слепя фарами, редкие в столь поздний час авто.

Встав на обочине, Карпов взмахнул тростью, стараясь держать ее таким образом, чтобы водитель в приближающейся машине заметил дорогостоящую нашлепку из серебра. Водитель заметил. Двухместная развалюха "Яуза" предусмотрительно сбросила скорость, боясь обрызгать господина, остановилась. Карпов потянул на себя скользкую ручку автомобильной дверцы, плюхнулся на потертое кресло и распорядился вальяжно:

- Гони на Рублевку, братец. Замерз я, продрог, весь мокрый. Гони на полную, не обижу.

- До Рублевки далече, - медлил шофер с лицом пожилого интеллигента и руками грузчика. Выдающиеся ручищи, форменные клешни. - О цене надо бы заранее договориться.

- Не обижу, братец. Право слово, я ж не враг себе. С такими-то кулаками чего тебе меня, калеченого, бояться? Это мне надобно трепетать, братец.

- Хм-м... - Водитель грустно улыбнулся, трогая машину с места. - Было дело, за кулаки мои с каждым патрулем приходилось объясняться. Всем приходилось корочки дружинника предъявлять.

- Так ты, братец, что ж? Слоном был, да?

- Ага. Толкачи нас слонами обзывали. Золотые были времена, барин! Где теперь эти толкачи? Где слоны? Бывает, полдня по Москве колесишь, и ни одного патруля.

- Да уж, времена были золотые, - согласился Евграф Игоревич, снимая шляпу. - Позволишь снег под ноги стряхнуть? Ты не бойся, чистку салона оплачу при расчете.

- Спасибо, от лишней денюжки не откажусь.

- А ты, значит, теперь частным извозом живешь, братец?

- Не. Я курсы окончил, учителем в школе работаю. Историю преподаю. В гимназию не взяли, рылом не вышел, пашу в школе рабочей молодежи.

- Рылом-то как раз ты, братец, на профессора похож. Руки - да, подкачали, а физия подходящая для педагога.

- Ага. Без умной рожи, спасибо папе с мамой, и в школу хер бы я устроился.

- Ой, братец! Право, стыдно, ругаешься. Хорошо, мы вдвоем, а то разве не знаешь: за площадную брань жандармы на пятнадцать суток нынче сажают.

- Мне по херу! Я, барин, отчаянный человек. Днем в школе по-заученному талдычу про Трехдневную, ночами халтурю без лицензии.

- И как? Обходится без неприятностей?

- Ага! Срал я на жандармов.

- За что же ты их так не любишь, мил-человек?