Чтение 13–й страницы книги ~Ученик~

К сожалению, а может быть, к счастью, Юрик Воронин имел возможность заработать себе и своей семье на баклажан, не ковыряя мотыгой свой участок земли. Поэтому не только полностью отучил своих домочадцев от земледелия, но и сам из всего многообразия сельскохозяйственных работ прилично владел только вождением электрической газонокосилки. Его соседи по даче, неспособные привыкнуть к чудачествам Воронина, водили своих гостей осматривать его участок, с ужасом и возмущением повествуя им о том, что в этом хозяйстве не выращивается ничего, кроме травы! Вот этой самой коротенькой травки! Ничего! Более того, и этой ничтожной травке не дают достойно расти, срезая ее еженедельно почти под корень. Я думаю, что окружающие Воронина фермеры уже давно линчевали бы его, а землю национализировали в свою пользу, если бы Светлана не выращивала совершенно потрясающие розы. Причем делала она это с такой удивительной легкостью, что создавалось впечатление, будто эти чудесные цветы растут, не требуя ухода, радуя хозяйку своими красками и ароматами просто потому, что она им очень нравится и ее необходимо порадовать.

Повторить Светкин розарий на своем участке, несмотря на непрекращающиеся попытки, никому из ее соседей не удавалось, так что, оставаясь бельмом на крестьянском глазу активных членов садового товарищества, эти враги мотыжно-грядочного времяпровождения пользовались определенным уважением среди местных пеонов.

Поэтому, если вы приезжали к Ворониным на дачу, вы точно знали, что будете по своему желанию купаться, загорать, любоваться великолепными цветами, ходить босиком по прекрасному газону, читать или дремать, лежа в гамаке, разводить костер и жарить шашлыки, пить хорошее вино, которое привезете сами, бродить по лесу, играть в настольный теннис, запускать воздушного змея, в общем, релаксировать на полную катушку, позабыв заботы и печали своего городского унылого быта.

А еще у Ворониных был замечательный маленький сын по прозванию Данила. Этот курносый, белобрысый мальчуган, которому шел четвертый год, был на удивление спокоен, молчалив, внимателен в разговоре, умел потрясающе слушать, а затем задавать такие вопросы, что общение с ним превращалось в увлекательное шоу, в ходе которого взрослый собеседник удивлялся своим обширным знаниям в различных отраслях науки, техники и искусства, а маленький задумчиво сопел, раскладывая полученную информацию в уголках своей необъятной памяти. И вы могли не сомневаться, что однажды он поймает вас на противоречии и припомнит, что прежде вы утверждали совсем другое.

Так что вы понимаете, что провести уик-энд на фазенде дона Юрика было для меня восхитительным удовольствием, предвкушение которого успокаивало мою растревоженную душу и настраивало меня на весьма оптимистический лад.

Быстро наступал теплый летний вечер. Субботний, поэтому на кольцевой автотрассе было относительно пусто. Хорошо отлаженная "восьмерка", ведомая твердой Юркиной рукой, уверенно пожирала километры. Пока мы мчались по кольцу, Юрка помалкивал, часто поглядывая в зеркало заднего вида и передергивая рычаг коробки скоростей. МКАД начали расширять, и строители во многих местах заузили дорогу, что требовало от водителя повышенного внимания. Только когда мы свернули на Ленинградское шоссе, Юрка прибавил скорость и, взглянув на меня, спросил:

- Ну рассказывай, что там у тебя случилось. Кто помер? Кого ты хоронил? Вообще, где ты пропадал почти неделю?

Мне тут же пришло в голову, что последние пять дней, будучи в бредовом состоянии, я постоянно отвечаю на вопросы, ответить на которые очень сложно. А что будет, если рассказать Воронину все так, как я это сам пережил? В конце концов пусть он почувствует то, что чувствовал я. И выводы он будет делать на основе самой полной информации.

И я рассказал ему все, начиная с того момента, как получил в свои руки странную, так и не прочитанную книгу, как оказался в теле рыжего здоровяка, убитого за несколько часов до моего появления в том чудном мире, как путешествовал в компании говорящей змеи и здоровенного черного котяры, как на меня охотились с применением грубой физической силы и злодейской изощренной магии, как я сам отвечал и отточенной сталью, и удивительными фокусами. Я в красках описал свой последний бой в замке Холма и свое прощание с Вечником и Леди. Закончил я свой рассказ тем, как очнулся у себя дома за письменным столом, и описанием своих ощущений, после того как узнал от диктора ОРТ Анны Прохоровой сегодняшнюю дату. По мере развития повествования я все больше и больше верил, что все эти приключения действительно со мной произошли.

Когда я закончил свой рассказ, мы уже свернули с Ленинградского шоссе, проскочили прокол под Октябрьской железной дорогой и въехали в подмосковный поселок под названием Покровка. Магазин на повороте еще работал, и я попросил Юрку притормозить. Он прижал машину к обочине и, щелкнув замком, улыбнулся:

- Давай, только не долго... Поэт-сказочник...

Я выскочил из машины и поспешил к открытым дверям знакомой торговой точки.

Когда я вошел, в магазине уже мыли пол, готовясь к закрытию. Я подошел к кондитерскому отделу и сразу вспомнил лавку на базаре в славном городке Мох. Да, моя корзиночка, брошенная в президентских апартаментах Бармалея, мне сейчас пригодилась бы - и Светка, и Данила были известные сластены. Вздохнув, я приобрел большую и толстую плитку шоколада, а затем еще пять брикетов мороженого с изюмом - два для Данилы. Тетка, зевавшая за прилавком, положила мороженое по моей просьбе в полиэтиленовый пакетик.

Вернувшись в машину, я бросил шоколадку к заднему стеклу, а пакет с мороженым, придерживая его за узелок, повесил между своих ног. "Ехать осталось недалеко, - подумал я. - Постараемся, чтобы оно не растаяло!" Мне очень не хотелось угощать Данилу чуть прохладной молочной кашицей, поэтому я сосредоточился на сохранении в пакете пониженной температуры. Узелок, за который я держал пакет, вдруг как-то странно потеплел.

Мы петляли по улочкам Покровки, приближаясь к конечной цели нашей поездки. Юрка сосредоточенно молчал, да я и не ожидал от него немедленных соображений и комментариев к моему рассказу. До него, похоже, хорошо дошло, что никаким розыгрышем тут и не пахнет, и к этому делу необходимо отнестись со всей серьезностью. Только однажды он оторвал глаза от дороги и, подняв бровь, удивленно спросил:

- Что это ты там все бормочешь?

- Что бормочу? - в свою очередь, удивился я.

- Как уселся со своим мороженым, так все что-то бормочешь.

- Да нет. Это я так, про себя мысли вслух, - успокоил я его, хотя был уверен, что ничего вслух не говорил.

"Может, задумался и сам не заметил, как вещать начал..." - пронеслось у меня в голове.

Наконец мы подъехали к небольшому белому каменному домику, крытому металлическим шифером. Участок был огорожен металлическим забором. У калитки в одних трусиках, уперев руки в боки, стоял Данила. Дождавшись, когда мы остановились у ворот и выбрались из машины, он повернулся к дому и пронзительно закричал:

- Мам! Папка плиехал и дядю Илюху пливез! - а затем неторопливо двинулся в нашу сторону.

Сначала он поздоровался со мной, по своему обыкновению шлепнув с размаху по моей протянутой ладони своей маленькой, растопыренной пятерней и пробормотав: "Пливет", а затем подошел к отцу и, схватив его за штанину, выжидательно поглядел на него снизу вверх.

Юрка положил ему на белобрысый затылок руку и спокойно сказал:

- Я ничего не забыл. Сейчас все достанем. Давай я сначала поставлю машину, а ты проводи гостя.

Данила молча кивнул головой и направился ко мне. Ухватив мой палец своим маленьким кулачком, он также молча потянул меня в калитку, из которой как раз в этот момент показалась Светлана. Вытирая мокрые руки переброшенным через плечо полотенцем, она приветливо улыбнулась мне, как человеку, который настолько близок семье, что ему не требуется особенное внимание. Я торжественно протянул ей пакетик с мороженым и произнес:

- Кроме того, для молодого человека у меня припасена большая шоколадка, а для прекрасной хозяйки - бутылочка настоящего кагора!

Светка, улыбаясь моему пафосу, протянула руки и подсунула ладошки под пакет. И тут же. громко воскликнув: "Аи!!!", она отдернула руки и сунула ладони себе под мышки. Я недоуменно приподнял свой презент и уставился на него. Снизу пакет был покрыт толстым слоем инея, от которого явно исходил морозный парок. Юрка тоже уставился на пакет в моих руках. Несколько секунд длилась немая сцена, а затем он покачал головой и, улыбнувшись, произнес:

- Ну и зачем ты насовал в пакет сухого льда? Боялся, что за пять минут твое мороженое потечет?

Я молча вернулся к машине, достал свою сумку и поставил ее перед калиткой. Затем аккуратно развязал пакет и вывалил его содержимое на стоящую сумку. Пять брикетиков в ярких обертках замороженно стукнули друг о друга, но никакого льда в пакете не было. Юрка задумчиво потер нос, а Данила ткнул пальчиком в один из брикетов и спокойно заявил:

- Это холосо, сто моложеное холодное. Мне два!

- А не многовато для твоего горла? - тут же пришла в себя Светка. - На сегодня хватит и одного. Второе съешь завтра.

- Ластает! - Данила недовольно сморщил нос.

- Ничего, не растает, - вмешался в спор глава семьи, почему-то задумчиво глядя на меня.

Я побросал пачки обратно в пакет, завязал его и снова протянул его Светке, ухватившись за узелок.

- Сверху бери, - пояснил я.

Она осторожно, щепотью взялась за узел пакета и удивленно подняла глаза:

- Теплый!

Держа в вытянутой руке пакет, словно кусачую зверушку за шкирку, она двинулась к калитке. Я снова вернулся к машине и достал шоколадку. Протянув ее Даниле, спросил:

- Сам донесешь или помочь надо?

Тот энергично помотал головой и, ухватив плитку двумя руками, потопал следом за матерью к скрытой в глубине участка кухне. Я поднял свою сумку и двинулся за ними, бросив взгляд на Юрку, который как-то отрешенно начал ковырять ключом в замке, державшем створки ворот.

Пока Воронин загонял "восьмерку" во двор, я отнес свой багаж в давно облюбованную чердачную комнату. Свет заходящего солнца, струясь сквозь высокое окно, ложился на аккуратно застеленную узкую койку. В обитой светлым деревом комнате было тепло и сухо, пахло воском и какими-то травами. Спокойствие и дрема, казалось, были разлиты по этому небольшому помещению. Спокойствие и дрема. Именно то, что мне сейчас было необходимо.

Потом мы шумно смыли городскую и дорожную пыль в маленьком душе, весело приготовили ужин и съели его за столом, установленным под открытым небом, на свежем газоне в окружении цветущих розовых кустов. Пока Светка мыла посуду и укладывала Данилу спать, мы молча сидели с Юркой за столом. Он курил сигарету, пытаясь дымом отогнать собиравшихся над нами комаров, я наслаждался вечерней тишиной и прохладой, неспешно ковыряя ложкой остатки своего мороженого.

Наконец Данилка угомонился, и Светлана спустилась к нам. На столе появилась привезенная мной длинная бутылка кагора, три высоких стакана и большая коробка конфет. Юрка открыл бутылку и плеснул в стаканы на два пальца.

- Пить будем без тостов, но с интересом, - улыбнувшись, заявил он.

- С каким интересом? - вернула улыбку Светлана.

- Да вот Илья по дороге рассказал мне очень занимательную историю. Я сначала решил, что наш поэт слегка загулял, а теперь придумал сказку, чтобы к нему не приставали с расспросами. Что возьмешь с шизофреника, которому привиделось невесть что - пожалеют и забудут. Но после его фокуса с мороженым даже не знаю, что думать.

- Какой там фокус! Ну, попросил Илья в магазине мороженое потверже, оно и не подтаяло. Тоже мне фокус. - Светлана насмешливо сверкнула глазами.

- Да нет! - Юрка задумчиво поглядывал на меня. - Я видел, какое мороженое он вынес из магазина, и когда ехали до дома - держал пакет на весу между ног да все поглаживал, боялся джинсы закапать. И при этом он еще что-то бормотал. А ты взять в руки его не смогла - холодно.

Я сидел молча. Только сейчас до меня дошло, что это я сам сделал с этим треклятым пакетом что-то такое, от чего он замерз. Только что? И как?

- Вообще, - продолжал, не торопясь, Юрка, - судя по его рассказу, наш Илюха последние пять дней активно упражнялся в фехтовании на мечах и разных колдовских штучках.

- Ты же мне сказал, что он уехал в Нижний на похороны. Помнишь, когда звонил прошлый раз. - Светка была заинтригована.

- За что купил, за то продал. Он сам мне заявил это по телефону во вторник. А теперь утверждает, что не помнит, где и с кем был эти пять дней. Вернее, помнит, но такое, во что и поверить-то невозможно.

Они замолчали и уставились на меня. А что я мог им сказать, кроме того, что я уже рассказал Юрке? Я молчал. Юрик снова задумчиво почесал свой нос, а Светлана, отхлебнув глоток вина, обиженным голосом спросила:

- Так, может, все-таки расскажете, что там с Ильей произошло? А то "...пять дней неизвестно, где был... поверить невозможно...", в конце концов в чем дело?!

Юрка поглядел на меня и, увидев, что я не собираюсь повторять свой рассказ, коротко, но достаточно точно и без эмоций, пересказал то, что услышал от меня в дороге. По мере его изложения глаза у Юркиной боевой подруги становились все круглее, а вопросов, как я понял, все больше. Когда Юрка закончил излагать конспект моих похождений, Светлана повернулась ко мне и, глядя мне прямо в глаза, спросила:

- Роман пишешь? На нас решил сюжетец обкатать? Я аж задохнулся от обиды и возмущения. Значит, я к ним, как к самым близким, родным людям, в надежде если не на помощь, то хотя бы на понимание, а они решили, я их подло разыгрываю, использую, как тест-аудиторию для проверки занимательности придуманного сюжета.

- И это называется - друзья! - скривил я рожу. - Если бы я начал писать роман, я просто дал бы вам почитать и спросил ваше мнение. С какой стати мне вас разыгрывать? Да и какой это розыгрыш - шизоида из себя строить? Тоже мне, нашли хохмача!

- Ой-ой-ой... Какие мы обидчивые, прям униженные и оскорбленные в лучших чувствах. - Светланка хитро прищурила свои глазищи. Я, открыв рот, уставился на нее, а затем, не отрывая от ее взгляда, начал осторожно ощупывать свое левое плечо. Голос, которым только что заговорила Светка... Голос... Это же точная копия голоса Леди. А уж обороты и интонации...

- Ты чего? - Юрка, похоже, почувствовал что-то неладное. Я судорожно сглотнул и помотал головой, отгоняя призрак золотистой змейки. А Светка, не обращая внимания на мое изумление, продолжала:

- Ну раз ты утверждаешь, что все, что рассказал этот лопух... - она ткнула пальцем в сторону мужа, - ...было на самом деле, давай, покажи, чему ты научился за эти пять дней! Давай! Наколдуй чего-нибудь эдакое! Ну!

Она довольно вскинула голову и торжествующе уставилась на нас.

- Вот щас как превращу тебя в кобру, которая ты и есть на самом деле, - зловеще произнес я, пытаясь все обратить в шутку, - не будешь больше приставать к почтенному магу с глупыми требованиями!

- Ага, напугал. - Светка энергично кивала головой, но голос ее вдруг зазвучал как-то неуверенно. - Так вот прям упаду на землю и поползу на пузе...

- Может, поползешь... - продолжал я еще более зловеще. - А может, просто валяться будешь. Ползать-то ты по-змеиному не умеешь! Только все тяпнуть норовишь! Ха!

Я начал медленно подниматься со своего стула.

- Слушай, давай что-нибудь попроще... - обеспоко-енно вмешался Юрка.

- Пусть колдует, пусть... - Светкин голосок явно дрожал. Похоже, она сама была не рада своему предложению, и от его немедленного отзыва ее удерживали только гордость и упрямство.

Я повернулся к Юрке:

- Попроще, говоришь...

Я почувствовал, что настолько рассвирепел от Свет-киных нападок, что действительно поверил в свою способность немедленно сотворить что-нибудь ну совершенно чудесное.

Вообще-то мне всегда было свойственно быстро загораться какой-либо идеей и верить в ее очень простое и, что особенно важно, немедленное осуществление. Моим друзьям, как правило, приходилось долго, с фактами и цифрами в руках, доказывать мне неосуществимость моей очередной идефикс. Вот и сейчас я, выпрямившись во весь рост, грозно озирался по сторонам, выбирая, что бы такое кардинально видоизменить одним волшебным движением руки.

Однако в темноте сада, среди неясных теней розовых кустов, ничего подходящего не находилось. Луна еще не взошла, а уличный фонарь, горевший метрах в тридцати от дома, нисколько не рассеивал густой ночной сумрак. И тут мне пришла в голову мысль.

- Сделаем совсем просто, - заявил я замершим в непонятном испуге супругам холодным замогильным голосом. - Как сказал Господь: да будет свет!

Я сложил ладони ковшиком и уже знакомым движением легко толкнул их вперед и вверх...

И из моих ладоней ударил вверх метровый оранжевый факел, высветив ярким беспощадным светом пораженные ужасом маски, в которые превратились лица моих друзей.

Я развел руки в стороны и прилепил оставшийся в левой ладони лепесток пламени к горлышку стоявшей на столе бутылки.

Несколько минут мы молча сидели за освещенным переливающимся пламенем столом, уставившись на изготовленный мною новый оригинальный осветительный прибор. А затем раздался неуверенный, какой-то надломленный Светкин голосок:

- У него зажигалка в руке... - Она явно не хотела верить в увиденное.

- Тогда уж огнемет, - задумчиво и совершенно спокойно отозвался Юрка. - И специальная бутылка из горючего стекла. - Он помолчал и добавил: - И только затем, чтобы нас разыграть ..

Мы еще несколько минут посидели молча. А потом Юрик выдал резюме:

- Может, ты действительно уходил на пять дней в какой-то другой мир. Не знаю зачем. Не знаю как. Но если это и произошло, то, по-моему, из-за той самой книги. Я думаю, тебе стоит попытаться еще раз ее прочитать... А потом позвони деду, про которого ты рассказывал. Пожалуй, если кто и может что-то объяснить, то только этот дед, - и, опять помолчав, прибавил: - Ишь ты, книжки читать раздает. Единственные в своем роде.

Светка поднялась и каким-то тусклым голосом устало пробормотала:

- Поздно уже. Пойдемте спать.

Внутри у меня было пусто и темно. Ярость и возбуждение улеглись, оставив после себя темную усталость.

- Вы, ребята, простите меня, что я вас напугал. Я правда не хотел.

Огонек на бутылке помигал: "Хотел... хотел..." На мое плечо легла Юркина рука:

- Так нам и надо. Я же видел, что ты не выдумываешь, что тебе страшновато и ты растерян. Нечего было тебя дразнить. - Мы еще помолчали. Светлана стояла возле стола, не поднимая головы. - Ладно. Завтра смотаемся на Сенеж, искупаемся, успокоимся. Для спокойствия нет ничего лучше купания. Все наладится. - Юрка похлопал меня по плечу. - Пошли спать. Как этот твой огонек загасить?

Я ухмыльнулся:

- Да как любую свечку...

Юрка наклонился и дунул. Огонек мигнул и погас. В темноте раздался его голос:

- Свет, бутылку на кухню отнесешь?

Темная неподвижная Светкина фигура вздрогнула, как от порыва холодного ветра, и отстранилась.

- Нет... ты лучше сам отнеси.

Юрка спокойно взял со стола бутылку и недопитые стаканы и шагнул в темноту ночи, по направлению к кухне. Яркие звезды помигивали в темном бархатном небе, в траве за изгородью не умолкая трещали кузнечики, покой летней ночи успокаивал и расслаблял.

- Илюш, это ты?.. - Светкин голос успокоился, но звучал слабо и неуверенно.

- Я надеюсь, - ответил я после паузы. - Во всяком случае никаких физиологических, психофизических и идеомоторных изменений я в себе не отмечаю. Так, вернулся человек из недолгого путешествия, обогащенный новыми впечатлениями и знаниями. Ну, скажем, как Сенкевич после путешествия на "Ра".

- Сенкевич что, после путешествия на "Ра" тоже из голых рук факелы пускал? - Светка быстро приходила в себя.

- Нет, этому учат в других местах. - Я улыбнулся в темноте. - Хотелось бы только узнать, кто, как и зачем меня в это место отправил?..

Юрка вернулся, и мы пошли в дом. В прихожей, пожелав друг другу спокойной ночи, мы разошлись по своим комнатам.

Однако на этом этот странный беспокойный день для меня не закончился. Несмотря на то, что возбуждение улеглось, и я успокоился, сон долго не приходил. Сначала я разглядывал в темноте неясные расплывчатые тени на стене, потом включил настольный светильник и достал "Волшебника земноморья". Не успел я прочитать и одной страницы, как в полной тишине дверь моей комнаты начала медленно открываться. Я не слышал, чтобы кто-то поднимался по лестнице, а она была достаточно скрипучей, поэтому невольно вздрогнул. Дверь неслышно и как-то торжественно распахнулась. На пороге моей комнаты в мятой полосатой пижамке, босиком стоял Данила, прижимая правый, крепко сжатый кулачок к груди. Я подскочил к двери и, подхватив его на руки, вернулся в постель. Данилка уселся на одеяле, поджав под себя ноги, и внимательно поглядел на меня. Затем он вздохнул и заговорил:

- Я тебе плинес один подалосек. Осень ценная стука.

Он разжал кулачок. На маленькой ладошке лежал небольшой ясный стеклянный шарик, державший внутри себя оранжевый отблеск светившейся на столе лампы. Я протянул руку, и Данила аккуратно переложил свое сокровище мне в ладонь.

- Слушай, это действительно очень ценная штука. Она и тебе пригодилась бы. Зачем ты мне ее отдаешь?

Я хорошо знал, что у мальчишки было немного дорогих для него вещей. Он не был жадным, но этот шарик, найденный им во дворе детского сада, был для него очень дорог. Мне не хотелось забирать у малыша ценную для него и совершенно не нужную мне игрушку.

Данила глубоко вздохнул:

- Он тебе сколо осень понадобится. Я тосьно знаю. - Он строго поднял вверх крошечный указательный пальчик. - Не потеляй!

Он начал кряхтя сползать на пол. Я встал с кровати и взял его на руки.

- Давай-ка, друг, я тебя отнесу в твою постель. Данила обнял меня за шею и, когда мы вышли на лестницу, зашептал мне в ухо:

- Мамка уговаливает папку, сто ты не дядя Илюха, сто ты сюжой дядька и колдун. А папка говолит, сто она сосиняет елунду. Они все сепсются и сепсются, спать мешают.

- А ты их не слушай. Спи. А то завтра с утра мы купаться поедем, а ты спать будешь.

- На Сенеш?

- На Сенеж.

- Здолово!

Я отнес его в детскую, уложил в постель, укрыл одеялом и посидел рядом, пока не понял по тихому сопению, что он уснул.

Только поднимаясь по лестнице к себе на чердак, я понял, что Данила спит довольно далеко от своих родителей и, конечно же, не мог слышать их шепот. Вернувшись к себе, я достал Данилкин подарок и задумчиво покатал его по ладони. Затем, тщательно спрятав шарик во внутренний кармашек сумки, я лег и погасил лампу.

3. ПОКРОВКА. УТРО. ДЕНЬ

23 июля 1995 года.

...бывают, казалось бы, случайные встречи, случайно подслушанные разговоры, случайно у виденные, не предназначенные для наших глаз, куски чужой жизни. Они порой неожиданно и круто меняют нашу жизнь. Я не фаталист, но в таких, случайностях чувствуется рука Судьбы...

Утро было солнечным и звонким от птичьего щебетания. Окно моей комнаты выходило на запад, и поэтому утром солнце в него не попадало. Это создавало отличные предпосылки для долгого, ничем не нарушаемого сна, часиков этак до ...дцати. Однако, если в доме обитает мальчишка в возрасте от трех до десяти лет, который считает вас своим другом, на продолжительный спокойный сон вы рассчитывать не должны. Иначе - прощай дружба. Так что уже в половине восьмого снизу из розовых кустов раздался нетерпеливый тоненький голосок.

- Дядя Илюха!.. Дядя Илюха!.. Вставай!.. Завтлакать пола!.. А то на озело опоздаем!..

Я не мог взять в толк, как можно опоздать на озеро, однако точно знал, что законы мужской дружбы требуют немедленного и достойного .мужчины ответа. Поэтому я кубарем скатился с кровати и, распахнув окно, выглянул во двор. Данила стоял под окнами, задрав голову и от нетерпения переступая ногами, обутыми в синие сандалии.

- Я уже давно встал и практически готов к выходу. Спорим, я первый буду на кухне?

Данила, не отвечая, дунул вокруг дома в сторону кухни.

Я натянул плавки, а поверх них шорты и, быстро накрыв смятую постель одеялом, рванул вниз по лестнице, зная, что за Данилой мне уже не угнаться. Настроение было прекрасное, я чувствовал себя отдохнувшим и полным какой-то веселой энергии. Выскочив на залитый солнцем двор, я внезапно осознал причину столь отличного своего состояния. Меня, как большинство гениальных людей, ночью осенило, и я понял, как мне надо себя вести в создавшейся ситуации.

Во-первых, никому ни при каких условиях, никогда больше не рассказывать, где я был эти несчастные пять дней. Если уж абсолютно доверчивая Светка и квазирационалист Юрик - мои самые верные и надежные друзья - пришли в полное смятение от моего рассказа и особенно от демонстрации моих новых способностей, то люди, знающие меня не столь хорошо, могут... Да что угодно могут. От собственного помешательства до, что более вероятно, насильственного определения меня в дом скорби. Доказывай потом, что ты не шизик. Это "во-первых" было легко выполнимо, поскольку мой неведомый покровитель, похоже, устроил мне на эти пять дней железобетонное прикрытие, которое было для всех абсолютно достоверным.

Во-вторых, никому ни при каких условиях более не демонстрировать своих вновь приобретенных способностей. А что такие способности у меня появились, я уже ни минуты не сомневался. Реакция моих друзей показала, что такая демонстрация ничего, кроме растерянности, страха и агрессии, не вызывает. Правда, это было легче сказать, чем сделать, учитывая мою способность быстро загораться, мой азарт и привычку действовать не раздумывая. Так что придется себя перевоспитывать.

В-третьих, мне обязательно необходимо разобраться, где же я все-таки находился эти пять дней, кто и как меня туда отправил, и можно ли еще раз попасть в этот чудесный и страшный мир. По правде говоря, я с удовольствием повидался бы там кое с кем еще раз. Перед моими глазами сразу возникла Лаэрта. Но в этом направлении у меня оставалась только одна малюсенькая щель в лице чистенького, прохладного, незнакомого деда. Если он мне не поможет, я никогда ничего не выясню.

В-четвертых, мне необходимо попробовать свои способности в магии и определить, что я смогу учудить здесь, на Земле.

И в-пятых, при всем при том мне необходимо вести себя... нет продолжать жить так, как будто со мной ничего и не произошло. Ну, съездил человек в Нижний Новгород, в котором и ранее бывал неоднократно. Ну, похоронил какого-то дальнего родственника, не оставившего ему никакого наследства. Ну, попечаловался на похоронах. И будя. Жизнь идет, и она прекрасна.

Поэтому, когда я ворвался на кухню, наступая на пятки визжащему от удовольствия Даниле, и увидел не выспавшееся, явно растерянное лицо Светланы и не менее не выспавшуюся, хмуро безразличную физиономию Юрки, я громко расхохотался, как человек, чей сложный, тщательно подготовленный розыгрыш блестяще удался. Данила ржал не менее довольно, да еще нахально тыкал пальцем в своих родителей, как будто был со мной в сговоре.

Мои бедные растерянные друзья сначала тупо наблюдали за нашим весельем, а затем сами стали неуверенно улыбаться. До них постепенно доходило, что их старый и хороший друг Илюха Милин просто подло их разыграл.

Короче, морально-психологическая атмосфера в "доме Облонских", то бишь Ворониных, пришла более или менее в норму, и мы дружно принялись за реализацию наших воскресных планов.

Вареные яйца и хлеб с маслом, изображавшие собой наш завтрак, были уничтожены в несколько минут. Мы еще, обжигаясь, допивали черный кофе, а Данила, прикончивший, не отрываясь, свой стакан молока, уже приплясывал возле машины в обнимку с огромной ярко-зеленой надувной лягушкой.

Пока мы с Юркой укладывали в багажник одеяла, полотенца, мяч и ракетки с воланами, Светланка собрала здоровенную корзинку харчей. Я думаю, в нормальных условиях такого количества продуктов нашей компании хватило бы на несколько дней, но Светлана заявила, что после купания аппетит всегда бывает очень хороший, и она будет рада, если закуски хватит для этих оголодавших крокодилов, - она обвела нас рукой. Самый главный крокодил - Данила - сразу заявил, чтобы на его долю отложили половину взятого запаса, чем привел свою мамочку в полный восторг и еще больше повысил наш общий тонус.

Короче, с первыми звуками электрорубанка и циркулярной пилы, раздавшимися со стороны трудолюбивых соседей, мы выехали за ворота и по пустой еще дороге понеслись к прекрасному озеру Сенеж.

Минут через двадцать пять мы в элегантных купальных костюмах уже погружались в пока прозрачную, никем не забаламученную, прохладную воду. Пляж был пустой, но любители раннего купания и утреннего загара активно подтягивались. Пару раз нырнув и энергично проплыв собачьим кролем метров сорок, я выбрался на еще не нагретый песок, бросил свое мокрое тело на расстеленное одеяло и блаженно закрыл глаза. Солнце уже набрало силу и припекало no-настоящему. Ребята затеяли на мелководье игру в мяч, а я расслабленно, прикрыв глаза, погрузился в какой-то полусон-полузабытье. И тут сквозь накатившую дрему я явственно услышал странный разговор.

- Глянь, разлегся вьюноша с чистой совестью, - насмешливо растягивая слова, проговорил густой мужской баритон. - И нет ему ни до кого дела. Смотри, смотри, как привычка не выполнять свои обещания разлагает современную молодежь.

- Да ладно... Современную молодежь... - ответил тоненький и странно знакомый женский голосок. - Можно подумать, что триста пятьдесят лет назад ты был не таким. Тоже небось только юбки да бутылки в голове-то были. Это ты сейчас стал таким праведником.

- Так у меня и сейчас есть время для юбок и бутылок. И возраст мой этому не помеха. Только я всегда знал, что на данный момент важнее всего. И не подводил людей, мне поверивших.

- Ага. Ты лучше вспомни, как Александра Данилыча подставил. Он поверил в твою брехню, кумпанство составил, тебя, голодранца, в него взял, денег тебе дал. А ты вместо пятизарядных мушкетов что ему послал? И на что ты деньги спустил? Хорошо еще, что он Петру Алексеевичу ничего не пообещал. Может, вовремя сообразил, с кем связался?

Мужчина довольно захохотал, а потом весело заметил:

- Ничего я Меншикову не обещал. Я его просто разыграл. И он это прекрасно понял.

- Ну да, ну да! Именно поэтому ты потом в Перу двенадцать лет отсиживался, на Русь носу не показывал?

- Да ладно. Хватит меня обсуждать, - добродушно прервал собеседницу мужской голос. - Сейчас речь идет не о моих проделках почти что трехвековой давности, а о сегодняшней безответственной молодежи. Смотри. Ведь слышит нас, но внимания не обращает, как будто не о нем речь.

- Может, он заснул?

- Ничего не заснул. Гляди, как уши шевелятся. Все слышит и знает, зараза рыжая, что о нем разговаривают.

Если даже я и был "заразой", то уж во всяком случае не "рыжей", поэтому я открыл глаза и, приподняв голову, огляделся. Пляж по-прежнему был полупустым, но недалеко от моего одеяла расположилась интересного вида парочка. На разостланном покрывале какого-то потертого, блекло-розового цвета спиной ко мне сидел моложавый еще мужчина в синих плавках. Рядом с ним на краю покрывала, прижатая старыми, изрядно потрепанными сапогами с отвернутыми голенищами, лежала его одежка, пошитая, похоже, из бархата когда-то золотистого, а теперь грязно-рыжего цвета.

Рядом с одеялом, на песке, лежала, подложив под голову руку, молодая девушка в красном бикини. Другой одежды ни на ней, ни рядом с ней не было.