Чтение 13–й страницы книги ~Нелимитированная орбита~

издавал какое-то индюшачье кудахтанье, затем, наконец, взял себя в руки и
сказал:

- Неужели вы всерьез полагаете, что имеете право оставить нас в этом
подобии ада, а сами затем вернетесь на Землю?

- Откровенно признаться, - улыбнулся Киви, - Я предполагаю, что
команда предпочла бы вернуться сразу. Лично я - без всяких сомнений.

- Я уже объяснял вам, как недальновидно это было бы с вашей точки
зрения, - вмешался Коффин. - Космические полеты всегда были невыгодны с
финансовой стороны. Они всегда оставались лишь научными достижениями,
открытиями, чем-то нематериальным, если хотите.

До тех пор, пока у людей не появится заинтересованность в их
использовании, полеты не будут осуществляться. Успешное развитие колонии
на Растуме станет стимулом для возрождения космического флота.

- Это ваше личное мнение, - сказал Киви.

- Я надеюсь, вы не забыли, - сказал молодой мужчина с глубоким
сарказмом в голосе, что каждая секунда, которую мы проводим в спорах,
означает удаление от дома на сто пятьдесят тысяч километров?

- Не дергайся, - успокоил его Локейбер. - Какое бы решение мы ни
приняли, все равно твоя девушка превратится в старую каргу еще до того,
как ты достигнешь Земли.

Де Смет все еще бросался на Киви.

- Ты, вшивый извозчик, если ты думаешь, что можешь поступать с нами,
как с пешками...

Киви в ответ огрызнулся:

- Если ты не будешь выбирать выражения, жирный болван, я сейчас приду
на твой корабль и запихну тебя в твою же собственную глотку.

- К порядку! - воскликнул Коффин. - К порядку!

Вторя ему, Тереза крикнула:

- Пожалуйста... ради жизни всех нас... разве вы не знаете, где мы
находимся? Всего лишь тонкая стенка в несколько сантиметров отделяет нас
от пустоты! Пожалуйста, не надо ссориться, иначе мы никогда не увидим
больше вообще никакой планеты!

Но в ее голосе не слышно было ни слез, ни мольбы. Он был подобен
голосу матери, (что было странно для незамужней женщины), и этот голос
подействовал на грызущихся мужчин лучше, чем окрик Коффина.

Наконец, адмирал флотилии сказал:

- Пока достаточно. Все слишком взволнованы, чтобы быть в состоянии
принять разумное решение. Прения откладываются на четыре дежурных периода,
то есть на шестнадцать часов. Обсудите проблему со своими товарищами по
кораблю, выспитесь и представьте согласованное решение на следующем
собрании.

- Шестнадцать часов? - взвизгнул кто-то. - А вы отдаете себе отчет,
какое расстояние это добавит при возвращении?

- Ну, вот что, - заявил Коффин. - Всем, кому хочется поспорить, я
могу предоставить такую возможность в тюремной камере. Все свободны!

Он выключил экран.

Киви, немного успокоившийся, доверительно ему улыбнулся.

- Такое обещание почти всегда действует успокаивающе, нет?

Коффин рванулся из-за стола.

- Я ухожу, - сказал он. Собственный голос показался ему грубым и
незнакомым. - Займитесь своими делами.

Никогда прежде не чувствовал он себя таким одиноким, даже в ту ночь,
когда умер отец. "О, великий боже, твой глас являлся Моисею в пустыне, яви
же сейчас свою волю". Но бог молчал, и Коффин слепо потянулся к
единственному другому источнику помощи, мысль о котором могла прийти ему в
голову.

Облачившись в скафандр, Коффин на секунду задержался в воздушном
шлюзе, прежде чем выйти в открытый космос.

Он уже двадцать пять лет как стал звездолетчиком - целая эпоха, если
учесть еще время, которое он провел в усыпленном состоянии, но до сих пор
так и не привык воспринимать открытое мироздание без чувства
благоговейного страха. Бесконечная тьма сверкала и переливалась: везде
звезды и звезды, доходящие до яркого водопада Млечного Пути и
устремляющиеся дальше, в другие Галактики и группы Галактик, до той
границы, где вблизи от Земли рождался свет, который сейчас можно было бы
уловить телескопом.

Глядя из шлюза вдаль, мимо паутины радиоустановок и мимо других
кораблей, Коффин почувствовал себя затерянным в этом огромном абсолютном
безмолвии. Но он знал, что на самом деле эта пустота пылала и грохотала от
смертоносных энергий, взбалтываемых потоками газа и пыли, более тяжелой,
чем планеты, что ее мучили родовые схватки при появлении новых солнц.
Вспомнив об этом, он вдруг поймал себя на ужасной мысли: "Я - ничто иное,
как я", и под мышками у него выступили темные круги от пота.

Такую картину человек мог наблюдать только в пределах Солнечной
системы. Полеты с полусветовой скоростью позволяли людям проникать дальше
в просторы космоса, но за это пришлось платить дорогой ценой: человеческое
сознание часто не выдерживало, оно разрывалось, словно материя, и тогда
очередного безумца усыпляли и запихивали в саркофаг. Помраченный разум
вновь рисовал небо, звезды, толпой бегущие навстречу кораблю, который,
наконец, погружался в облако допплеровской адской тоски.

На траверзе призрачно мерцали созвездия: Коффин вглядывался в
темноту. Если смотреть в направлении кормы, Солнце все еще было самой
яркой точкой на небе, но приобретало какой-то зловещий красный оттенок,
словно оно уже состарилось и словно блудный сын, вернувшись издалека,
должен был обнаружить свой дом погребенным под коркой льда.

"Кто такой человек, чтобы Ты, Великий Боже, заботился о нем?"

Подумав так, Коффин всегда успокаивался. Ведь создатель Солнца
сотворил также и эту плоть, атом за атомом, а в самом конце, вероятно,
решил, что душа стоит ада. Коффин никогда не понимал, как его
коллеги-атеисты могли выносить открытый космос.

Итак...

Он нацелился на корпус следующего корабля и выстрелил из своего
упругого маленького арбалета. Позади магнитной стрелы размотался светлый
леер.

Коффин проверил его надежность с привычной тщательностью, потом,
держась за него, двинулся вперед и вскоре достиг другого корабля. Рывком
освободив стрелу, он зарядил арбалет и выстрелил снова. Так он двигался от
одного медленно вращавшегося корабля к другому, пока не добрался до
"Пионера".

Неуклюжие, безобразные очертания "Пионера" напоминали стену,
ограждающую звезды. Коффин проплыл мимо ионных труб, которые сейчас были
холодными. Их скелетообразная структура выглядела такой хрупкой, что
казалось невозможным поверить, будто именно они вышвыривали наружу
оголенные атомы с 1/2 С.

Чудовищные резервуары громоздились вокруг корабля. Делая скидку на
замедление хода, плюс небольшой запас, среднеарифметическое равнялось
примерно девять к одному - девять тонн расходуемого топлива на каждую
тонну массы, летевшей к "Е" Эридана. На Растуме пройдут месяцы, прежде чем
они смогут очистить достаточно реактивного материала для полета домой. Тем
временем часть команды, не занятая этим делом, могла бы помочь колонистам
устроиться.

Если колония будет основываться...

Коффин добрался до переднего шлюза и нажал "дверной звонок". Наружная
створка открылась, и он проскользнул внутрь.

Первый офицер Карамшан встретил его и помог снять скафандр. Другой
дежурный офицер нашел какой-то предлог, чтобы не присутствовать на
церемонии встречи, потому что однообразие в космосе действовало так же
угнетающе, как расстояние и космический холод.

- Ах, сэр. Что привело вас к нам?

Коффин напустил на себя строгость. Стараясь скрыть смущение, он
сказал нарочито грубым тоном:

- Мне необходимо видеть мисс Дилени.

- Конечно... Но зачем вам было приходить самому? Я имею в виду
телесвязь...

- Мне нужно встретиться с ней лично! - рявкнул Коффин.

- Что? - невольно вырвалось у офицера.

Он попятился назад, ожидая взбучки.

Коффин не обращал на него внимания.

- Положение критическое, - сухо сказал он. - Пожалуйста, вызовите ее
по интеркому и подготовьте условия для конфиденциальной беседы.

- Почему... почему... да, сэр. Я сейчас. Подождите, пожалуйста,
здесь... я имею в виду... да, сэр! - Карамшан бросился вдоль по коридору.

Коффин мрачно улыбнулся. Он мог понять смущение этого человека.
Установленные им же самим правила, касающиеся женщин, были подобны стали,
но сейчас он же сам нарушал их.

Вся беда в том, подумал он, что никто не знает, нужны ли эти правила.
До сих пор в космических полетах участвовало довольно мало женщин, да и то
они летали только в пределах Солнечной системы на отдельных кораблях.
Поэтому случая для межзвездного романа еще не представлялось. Тем не
менее, казалось само собой разумеющимся, что мужчину, несущего годовую
вахту, нельзя было просить, чтобы он не проявлял излишней нежности к
спящим колонисткам (или наоборот!). И разве не был процесс приведения в
чувство произвольно перемешанных мужчин и женщин потенциально еще более
опасным?

Коффин, обдумав все это еще перед полетом, пришел к выводу, что