сумасшедшим предводителем Лиф. Однако и все еще не покидающая его
лихорадка тоже вызывала у него опасения. Он предпочел бы сейчас просто
сбежать, именно сейчас, пока он хоть как-то держится на ногах. Если в зале
случится какая-то неприятность, то вряд ли он сможет помочь Моргейн или
даже самому себе.
использовать для собственной защиты, в конечном счете оказалось, что это
всего лишь ее единственный илин, владеющий одной лишь левой рукой.
она. - Ты даже не сможешь закрыть от них дверь. Ее можно было бы закрыть,
если бы я оставалась вместе с тобой в комнате, тогда никто не счел бы это
странным. Скажи мне, если ты нездоров, и я сама останусь здесь и сама
закрою дверь.
всего ты права относительно здешней прислуги. - Он подумал о Флис, которая
может, вероятно, нагнать на него лихорадку или наградить болезнью еще
более отвратительной. Он вспомнил близнецов, которые как крысы нырнули в
темноту коридора: непонятно почему, но они сами и их маленькие ножи пугали
его гораздо больше, чем вооруженные луками и стрелами люди Маай. Ведь он
не смог бы даже ударить их, потому что они все-таки были детьми. Это
всегда останавливало его руку, хотя в данном случае они были лишены
совести, а их маленькие кинжалы были опасней крыс, чьи острые зубы и
делают их устрашающими, несмотря на небольшие размеры. Теперь он боялся
даже и за Моргейн, если нечто подобное им может бродить по коридорам и
скрываться в темноте.
шага, что соответствовало этикету и обеспечивало ее безопасность. Он
обнаружил в этом обстоятельстве еще одну интересную деталь: как только
Моргейн начала свой путь по коридорам, на него перестали обращать
внимание: никто не хотел замечать слугу, тем более, что встречавшиеся им в
коридоре слуги Кесидри боялись его хозяйки. Этот страх отражался в их
глазах. В этом замке это была своего рода огромная дань, если не уважения,
то настороженного почитания.
местную знать, встретили ее с прежней опаской, которая чуть притупляло
блеск их горящих глаз, словно лед и холодный ветер мощной волной
накатились на них. Действие этой волны имело странную закономерность:
почтение, рожденное страхом, проявлялось в большей степени там, где волна
уже прошла, а там, куда она только надвигалась по мере того, как Моргейн
шла по залу, было лишь бесстрастие и безразличие.
любой из присутствующих, уважавших ее именно за это. Но он постарался
отбросить эти недостойные мысли.
улыбкой наблюдал за ней. В его глазах была страсть, не меньшая, чем в
горящих глазах окружавших его бандитов, но только она была холодна как лед
и смешана со страхом. Красота Моргейн была непревзойденной. Вейни старался
никогда не думать об этом, а если подобные мысли приходили ему в голову,
то он загонял их в самые дальние уголки своего сознания. Он не хотел
уподобляться кваджлинам. Но когда он увидел ее в этом зале, увидел ее
голову, подобную ослепительному полуденному солнцу, блестевшему в
опустившемся вечернем сумраке, увидел ее стройную элегантную фигуру в
черном тайхо, несущую меч-Дракон с элегантностью, которая была присуща
только истинному хозяину этого меча, то необычное видение неожиданно
пришло к нему: он, как в лихорадочном сне, увидел перед собой гнездо,
полное гниющих отбросов, где среди многих была одна самая живая, самая
быстрая змея, более опасная, чем все остальные, и безгранично прекрасная.
Она царила над ними и гипнотизировала окружающих глазами ящерицы, источая
смертельный сон и улыбки.
себя. Теперь он видел, как Моргейн кланяется Кесидри, и выполнил свой
собственный ритуал, стараясь не глядеть в бледное лицо безумца. После
этого он отступил на свое место, а когда было подано угощение, тщательно
исследовал и даже сам попробовал вино, которое им предложили.
могли противостоять яду или отраве, или спасти его, поскольку он сам явно
не мог этого сделать. Сам же он старался пить очень маленькими редкими
глотками, ожидая, по крайней мере, головокружения, однако ничего не
последовало. В конце концов, решил он, если бы их собирались отравить, то
сделали бы это более тонко.
понемногу и очень медленно. Поток вина, казалось, был нескончаем, поэтому
они пили очень умеренно и не торопясь. И когда наконец они разделались с
последним блюдом, сопровождая это взаимными улыбками, а слуги принесли еще
вина, Кесидри не выдержал.
головоломку и обещали разрешить ее сегодняшней ночью.
движением руки сделал знак писцу в заплатанном халате, который весь вечер
вертелся около него.
прошептала Моргейн, - особенно на те места в ней, где говорится о временах
моего отсутствия. Не могли бы вы, правитель Кесидри, великодушно разрешить
мне взглянуть на нее?
оставаться здесь еще?" Он до сих пор надеялся, что они смогут уйти отсюда
значительно скорее, но теперь лишь прикидывал толщину книги и оглядывал
окружавших их надоедливых людей, переполненных вином и посматривающих, как
дикие звери, истомившиеся по убийству, и думал, когда их терпению может
прийти конец.
единственный раз, когда в течение многих лет кто-то заинтересовался
покрытой плесенью веков Книгой Лиф, наполненной, как и должно быть,
убийствами и кровосмешением. Но уверяю вас, что помимо мрачных событий,
других полезных новостей там очень мало.
том, в то время как его создатель и хранитель, несчастный пахнущий вином
старик, сел у ее колена, покрытого парчовой накидкой, и глядел на нее
снизу вверх, сморщив нахмуренные брови и кося глазами. Его глаза
слезились, а из носа постоянно подтекало, и он все время вытирал лицо
рукавом. Она с треском раскрыла книгу, отделяя друг от друга слипшиеся
страницы ногтем, и начала внимательно просматривать их, отыскивая именно
те года, события которых интересовали ее.
вовлечены в разговор, который скорее напоминал самый разгар азартной игры.
Моргейн не обращала на это никакого внимания, хотя Кесидри был несколько
обеспокоен этим. Предводитель Лиф присел едва ли не на корточки, чтобы
лучше слышать ее, со страхом перенося ее долгое молчание. Она же в это
момент водила указательным пальцем по строчкам, будто боялась пропустить
нужное слово. Вейни мог видеть через ее плечо желтоватый пергамент,
исписанный бледными красно-коричневыми чернилами. Это было удивительно, но
по невнятному шевелению ее губ можно было представить, что она разбирает
эти старинные каракули. Ее губы постоянно двигались, когда палец
отслеживал новые слова.
есть упоминание о его смерти. Возможно, это было убийство? - Кесидри
склонил шею, чтобы разглядеть слово. - И его дочь, маленькая Линна,
утонувшая в озере. Это печальные события. Но Тоом правил действительно...
с беспокойством следили за ее лицом, как будто он со страхом ожидал
приговора.
Армвел, самое изящное, самое нежное существо. Она была из рода Кайя. Я
появилась в этом замке ночью... - Она перелистала несколько страниц назад.
- Да, вот здесь, видите: "...пришла она в замок, принеся печальные
известия с дороги. Правитель Эрелд..." - это брат Иджнела и моего друга
Лри, который отправился со мной в долину Айрен и погиб там, -
"...правитель Эрелд, путешествуя в ее обществе потерпел неудачу при
попытке спасти Лиф от Тьмы, которая надвигалась на него". - Да, да. Это
еще одно печальное сообщение об Эрелде. Он был хорошим человеком, но ему
не повезло. Стрела, пущенная из леса, настигла его, а меня преследовали по
пятам волки... "при этом она опасалась, что граница была уже окончательно
уничтожена и не было никакой возможности говорить о спасении всех
Срединных Царств. Можно было попытаться спасти только Лиф и Кайя, которые
потеряли много мужчин и были практически разбиты. Тогда, простившись с
землей Лиф, она оставила замок в большом трауре..." - Да, это должно быть
где-то здесь. Мне все время кажется, что я пропала где-то здесь, в Лифе. -
Ее пальцы продолжали листать страницы. - О, а вот здесь есть что-то
новенькое. Мой старый друг Зри, он был советником у Тифвая, вы знаете об
этом? Или нет? Хорошо, тогда послушаем. "...Кайя Зри явился в Лифе, и был
он другом королей из земли Корис". - На ее лице блуждала роковая усмешка,
как будто прочитанное сильно развлекло ее. - Друг, - она тихо рассмеялась.
- Он всегда был только другом жены Тифвая. Но закончим на этом сплетни.
напряженные лихорадочные глаза нервно перебегали от Моргейн к книге и
снова к Моргейн.