и не сняв очки.
s Эдди фамилия. Ну у нее у самой фамилии тоже нет, если не считать Лизы, но
это скорее просто еще одно ее имя.
за птица. Мона подумала, что это, наверное, от того, что он англичанин.
Впрочем, и пиджаком его назвать трудно, во всяком случае, настоящим
пиджаком, за которого она приняла его в пассаже. И здесь он не просто так,
что-то у него на уме, только пока неясно, что именно. Порой он не спускал с
нее глаз, смотрел, как она упаковывает вещи в принесенную им голубую
дорожную сумку с надписью Люфтганза, но в его взгляде она не чувствовала
никакого зуда, никакого намека на то, что он ее хочет. Он просто за ней
наблюдал, постукивая солнечными очками по колену, смотрел, как курит Эдди,
слушал его брехню и говорил не больше, чем требовалось. Когда он говорил,
обычно это было что-то смешное, но Мону сбивало с толку то, как он это
делал: не понять, когда он шутит, а когда нет.
дохнула стимулятора, но полный кайф еще не пришел. Мухи трахались на окне,
ритмично ударяясь о пыльное стекло, но ей было плевать. Уехала, она уже
уехала!
Флориды, мочащийся теплой водой из ниоткуда. Раньше она никогда не бывала и
аэропортах, знала их лишь по стимам.
дорогу оглашала салон заводной музыкой из квадратных динамиков. Высадив их
вместе с багажом на голый бетон возле выхода на посадку, она укатила в
дождь. Если у Прайора и была дорожная сумка, то где-то в другом месте. У
Моны на плече висела ее Люфтганза, а Эдди стоял возле двух черных чемоданов
из кожи клонированных крокодилов.
туфли. Эдди явно наслаждался собой руки в брюки, плечи приподняты, чтобы
показать, что он занят чем-то важным.
приехал к ним на окраину посмотреть тачку, которую продавал старик, до
основания проржавевшую трехколесную шкоду. Старик выращивал сомов в бетонных
чанах, окружавших их грязный двор. Когда появился Эдди, Мона была в доме в
длинном просторном трейлере с высоким потолком, водруженном на бетонные
блоки. В одной из боковин трейлера прорезали окна прямоугольные дыры,
заделанные поцарапанным пластиком. Она стояла у плиты, над которой витал
запах помидоров и лука, подвешенных в сетках сушиться, когда почувствовала
его присутствие в дальнем конце комнаты, почувствовала мускулы и широкие
плечи, его белые зубы, черную нейлоновую кепку, которую он неуверенно комкал
в руке. В окна било солнце, освещая голую убогую комнату, пол выметен, как
заставлял ее это делать старик... но это было как надвигающаяся тень,
кровавая тень, когда она услышала биение собственного сердца... а он
подходил все ближе. Вот, проходя мимо, швырнул кепку на голый откидной стол,
уже не робко, а так, как будто жил здесь всегда, и прямо к ней, проведя
рукой с ярким кольцом на пальце по масленой тяжести волос... Тут вошел
старик, и Мона отвернулась, делая вид, что занята чем-то у плиты. Кофе,
бросил старик, и Мона пошла за водой наполнить эмалированную кастрюлю из
отводной трубы с крыши; вода булькала, стекая сквозь угольно-черный фильтр.
Эдди со стариком сидели у стола, пили черный кофе, ноги Эдди широко
расставлены под столом, колени напряжены под выцветшей джинсовой тканью.
Улыбался, жестикулировал, торговал у старика
тачку, если у старика есть на нее лицензия. Старик встает, роется в ящиках.
Глаза Эдди снова нацелены на нее. Она вышла за ними во двор и смотрела, как
он усаживается в потрескавшееся виниловое седло. Выстрел из выхлопной трубы
вызвал бешеный лай черных собак старика. Едкий, сладковатый запах выхлопных
газов от дешевого спирта, и рама дрожит между его ног.
совместить эту сегодняшнюю картинку с тем, почему на следующий день она
уехала вместе с ним в Кливленд на той самой шкоде. У шкоды было маленькое
встроенное радио, которое на ходу заглушал мотор, но его можно a{kn слушать
тихонько ночью в поле возле дороги. Настройка не работала, так что приемник
ловил всего одну станцию призрачную музыку с какой-то одинокой вышки в
Техасе. Стил-гитара то звенела, то растворялась в ночи. А она чувствовала
свою влагу, прижимаясь к его ноге, и жесткую сухую траву, которая щекотала
ей шею.
Мона полезла следом, слыша слабые испанские голоса из наушников кубинца-
водителя. Потом Эдди запихнул ей под ноги свои чемоданы, и они с Прайором
тоже сели. И покатили к взлетной полосе сквозь стену дождя.
совсем не походил на длинный роскошный автобус с рядами кресел по сторонам.
Самолет был маленький, с заостренными хрупкими крыльями и такими окошками,
что казалось, будто машина все время косит глазами.
с четырьмя креслами и однообразным серым ковром повсюду: и на потолке, и на
стенах тоже, все чистое, холодное и отчужденно серое. За ней вошел Эдди и
сел с таким видом, будто ежедневно это проделывал, распустив галстук и
вытянув ноги. Прайор нажимал кнопки у двери. Дверь со вздохом закрылась.
отражавшиеся в мокром бетоне.
пересадка.
фюзеляж.
оказывается, заснула, убаюканная протяжным гулом реактивного двигателя. Эдди
спал, полуоткрыв рот. Возможно, Прайор спал тоже, а может, он просто сидел с
закрытыми глазами она не знала.
вспомнить, ей почудились звуки того техасского радио тающие стальные струны,
вибрирующие, словно боль.
ГЛАВА 9. ЛЕЧЬ НА ДНО
глянцевую карту Лондона, которую дал ей Петал, и зябко ежилась. Холод,
исходивший от бетона платформы, проникал даже сквозь подошвы ботинок.
керамической плитки.
следующим словом изо рта у нее белым облачком вылетал пар.
станции наклеивают новый слои плитки, не сняв сперва старую, или
просверливают дыру в стене, чтобы провести какие-нибудь провода. Тогда ви
дишь все эти наслоения плитки...
там... Что означают их костюмы?
платформе. На них были неприметные черные дождевики и начищенные армейские
ботинки со шнуровкой до колен. Один из них повернулся, обращаясь к другому,
и Кумико увидела, что волосы у него стянуты назад и заплетены в косичку,
перевязанную маленьким черным бантом.
казни. От Джеков тебе лучше держаться подальше. Ненавидят любых
hmnqrp`mveb...
за мраморным бюстом в той комнате, куда Петал подавал еду, а тут еще подошел
поезд, ошарашив ее архаичным перестуком колес по стальным рельсам.
стеклах отражается путаница лондонских улиц и переулков, помеченных в каждую
эпоху экономикой, пожарами, войнами...
после их с Салли трех поспешных и, на первый взгляд, совершенно случайных
пересадок, безропотно позволяла тянуть себя из такси в такси. Они
выскакивали из одной машины, ныряли в двери ближайшего универмага, чтобы
воспользоваться первым попавшимся выходом на другую улицу и сесть в другое
такси.
украшенный зал, высокий потолок которого подпирали колонны из белого
мрамора. Кумико щурилась на толстые красные ломти вырезки и бараньи ноги,
разложенные на многоярусных мраморных прилавках, предполагая, что все это
пластиковые муляжи. Потом снова на улицу. Салли подзывает очередное такси.
снегом стеклянной крышей. Кумико пила шоколад.