нет, прицелился в него взглядом - а потом снова отвел глаза, кивнул
кому-то, взъерошил какому-то мальчугану волосы.
него в голове был тут ни при чем. Холодно - иногда это бывает даже кстати.
Вот только надо следить, чтобы от этого холода не превратиться в ледышку.
было свернуть налево - и вдруг зажал рот рукой.
кабины, которая слегка загораживала дверь в передний отсек первого класса,
и открыл дверь туалета справа.
когда Эдди открывал дверь туалета. - Уже...
ботинки, - сказал Эдди. - Да и на мои.
что-то говорил. Эдди не мог разобрать, что именно, он не хотел разбирать.
Главное, что тот говорил спокойно, а не орал. Эдди был прав, никто не
станет орать, когда около двухсот пятидесяти пассажиров еще ждут своей
очереди, чтобы выйти из самолета через единственную переднюю дверь. Он в
туалете, временно - в безопасности, но какой ему от этого толк?
побыстрее, кто бы ты ни был".
короткая секунда, но в сознании Эдди Дийна она растянулась, казалось,
почти до вечности, как "Турецкие Тянучки Бономо", которые Генри иногда
покупал ему в детстве; если он вел себя плохо, Генри лупил его, как
сидорову козу, а если хорошо, то Генри покупал ему "Турецкие Тянучки".
Таким образом Генри во время летних каникул справлялся со своей возросшей
ответственностью.
таким сума..."
могу ВЫДВИНУТЬСЯ ВПЕРЕД, но не могу заставить тебя ПРОЙТИ НА ТУ СТОРОНУ.
Ты должен сделать это вместе со мной. Повернись.
нервов (но не все нервы этого другого были на месте; у другого не хватало
каких-то частей тела, он потерял их недавно, ему было больно до крика),
чувствовать десятью чувствами, думать двумя мозгами, гнать кровь двумя
сердцами.
дверной проем. Через нее Эдди увидел морской берег с крупным серым песком
и разбивающиеся на нем волны цвета старых физкультурных носков.
немедленно покинул самолет.
другой мир.
ракушки. Он тупо смотрел на кровь, заливающую линию жизни, потом увидел,
что справа от него медленно встает с песка какой-то человек.
внезапно вытеснил острый ужас: этот человек был мертв, но не знал этого.
Лицо у него было изможденное, кожа лица обтягивала кости, как полоски
материи, обернутые вокруг острых металлических углов так туго, что,
казалось, еще чуть-чуть - и они разорвутся. Он был иссиня-бледен, за
исключением пятен лихорадочного румянца высоко на скулах, красных пятен на
шее, под углами челюсти с обеих сторон, и одного круглого пятна между
глазами, словно нарисованного ребенком, пытавшимся изобразить индусский
знак касты.
безумные, полные грозной и упрямой жизненной силы. На человеке была темная
одежда из какой-то домотканой материи - черная, выгоревшая почти до серого
цвета рубашка с закатанными рукавами, синие штаны, похожие на джинсы. Он
был накрест опоясан патронными лентами, но почти все гнезда были пусты. В
кобурах лежали револьверы, вроде бы сорок пятого калибра - но невероятно
старинные. Гладкое дерево их рукояток, казалось, светилось собственным
внутренним светом.
сказать, - но, тем не менее, услышал свой голос: "Ты кто - привидение?"
Или как ты его называешь. Снимай рубаху.
какой-то нелепый стрелок, какого можно увидеть только в самом паршивом
вестерне, были испещрены яркими, зловещими багровыми полосами. Эдди
отлично знал, что это за полосы. Они означали заражение крови. Они
означали, что дьявол не просто дышит тебе в задницу, а уже ползет по
канализационным трубам, которые ведут к твоему насосу.
Снимай рубаху и отцепляй эти штуки!
преград; видел этого умирающего безумца, а кроме него - только запустение;
но позади себя он слышал негромкие голоса пассажиров, выходящих из
самолета, и непрерывный глухой стук.
чтобы он в этом сомневался; он просто старался вбить это себе в голову,
как вбивают гвоздь в толстый кусок красного дерева. - Вам все-таки
придется...
боги, неужели ты не понимаешь, что здесь я должен разговаривать? А это
больно! И времени же нет, болван!
убить этого человека ему будет не так-то просто, хотя вид у него такой,
словно убийство, возможно, пошло бы ему на пользу.
делал ненужными все вопросы.
сорвать ее, как сделал Кларк Кент, когда Лоис Лэйн привязали к рельсам или
к чему-то такому, но в реальной жизни это никуда не годилось: рано или
поздно пришлось бы объяснять, почему столько пуговиц оторвано. Так что он
стал расстегивать их, а стук позади него продолжался.
открыв обмотавшую грудь клейкую ленту. Он был похож на человека на
окончательном этапе выздоровления после тяжелого перелома ребер.
край прочертил на сером песке веерообразный след, когда кто-то - надо
полагать, этот умирающий - ее открыл. Сквозь проем двери Эдди был виден
туалет первого класса, раковина, зеркало... а в нем - его собственное
лицо, полное отчаяния, черные волосы, упавшие на лоб, на зеленовато-карие
глаза. На заднем плане он увидел стрелка, берег и парящих над ним морских
птиц, которые галдели и дрались неизвестно над чем.
его охватила растерянность и безнадежность. Так, наверное, чувствует себя
олень или кролик, когда до половины перейдет шоссе и повернет голову - и
оцепенеет в безжалостном ослепительном свете приближающихся фар.
двадцать минут, чтобы обмотать его липучкой. Чтобы открыть дверь в туалет
первого класса, им понадобится пять минут, самое большое - семь.
стоял перед ним. - Я не знаю, кто ты и где я, но я тебе говорю - ленты
слишком много, а времени слишком мало.
его слова, начал колотить в дверь, Дийр, второй пилот, посоветовал ему
бросить это дело.
унитаз сам себя спустить? Крупноват он для этого.
только не табак). - Но не думаю, чтобы это имело значение. Можно
растворить в бачке столько, сколько войдет, но сделать, чтобы его там не
оказалось, невозможно.
надпись ЗАНЯТО; все говорили вполголоса. "Ребята из УБН [Управление по
борьбе с наркобизнесом] сольют из бачков воду, возьмут пробу - и малый
спекся".
штуку, - возразил Макдоналд. Голос у него становился все более
раздраженным. Ему хотелось не разговаривать об этом, а что-то с этим
делать, принимать какие-то меры, хотя он отчетливо сознавал, что пассажиры
все еще выходят гуськом, и многие с особенным любопытством поглядывают на
пилотов и стюардесс, собравшихся у двери туалета. Экипаж, со своей