увидел, что он узнал меня и пытается собраться. Я дал ему нож бронзовой
маски и приставил к работе над цепями.
Те, кто был меньше одурманен, приходили в себя неистовыми толчками, рыча и
ища свое оружие, которое в большинстве случаев было при них оставлено. Их
глаза и ножи блестели в неясном свете. Снадобье, сделавшее их покорными,
теперь превращало их в неистовых, когда у них был путь к освобождению и
мести. На лицах и плечах многих красовались грубые украшения, оставленные
кнутом. У каждого было за что посчитаться.
на ногах, но восемь остались лежать навсегда, отравленные зельем или
забитые.
узнали меня, наконец, и узнали себя, и кровь их кипела.
вежливо дожидаясь нас. Почти семьдесят человек.
должно быть, прожил достаточно долго, чтобы доползти до их лагеря и
предупредить. Будучи осведомленными, они образовали небрежный кордон и
дали нам влететь в него, как мошкам в огонь свечи.
себе подобных. То, что стояло перед ними, казалось волшебством.
превращая их в черные сказочные фигуры с бронзовыми и серебряными
звериными головами, белыми кривыми мечами, и зеленые и пурпурные лучи от
их украшений вспыхивали, как будто их тела были унизаны глазами.
подобно сновидению, знание их языка начало ускользать от меня, потом я
разобрал снова то имя, что выговорил другой: _В_а_з_к_о_р_.
становясь людьми. На открывшихся побелевших лицах застыло выражение
потрясенного неверия. Трое упали на колени, как для молитвы, за ними
преклонили колени еще десять, и еще. Это все были люди старшего поколения,
лет сорока-пятидесяти. Среди остальных начались препирательства, крики
гнева и сомнения. В этой неразберихе, ничего не понимая, но ловя любой
шанс, мы прыгнули на них и стали рубить.
коленопреклоненных, чтобы добраться до стоявших позади разгневанных. Во
мне не было жажды боя; это была мрачная работа, которую надо было сделать.
Вскоре у меня был городской меч, по рукоять в крови, и сам я купался в
крови. Это было похоже на закалывание свиней. Превосходя нас вдвое по
численности, они едва сопротивлялись, как будто их настиг какой-то рок, и
мы были его орудием.
вызов.
источник оставил меня. Когда его действие кончилось, я обрадовался. Я
вытер свой новый меч о меха трупа и невесело усмехнулся, говоря себе: "Ну
что же, Тувек, в тебя вселился демон, в существование которого ты не
веришь. Поздравляю тебя". Я сплюнул, как будто мог выплюнуть древний язык,
которым так быстро овладел и так же быстро забыл.
платками и проделывали в них двери своими клинками, вытаскивая ветхие
бархатные подушки, вышитые жемчугом, и тому подобные заплесневелые чудеса.
Время от времени они натыкались на склад мечей или изящно отделанного
металла, и дикий вопль приобретателя эхом разносился по поверженному
форту.
любой из них, но какое-то непонятное чувство угнетало меня.
сразу поняв, что выбрал правильно.
спрятанный за выступом восточной стены. Десять черных лошадей стояли в
стойле. Около стойла на корточках сидел один из темноволосых рабов. Он был
похож на тех, что я видел раньше, только этот не спал. Я ни одного из них
не встретил в бою и думал, что они убежали, поэтому свирепо посмотрел на
него и потряс мечом, ожидая немедленно увидеть его улепетывающие пятки.
посторонился, чтобы пропустить меня. Его покорность насторожила меня, и я
повременил входить.
лагере, но число нападавших в долине было больше - семьдесят или
восемьдесят. Вероятно, кто то уехал вперед к другой стоянке, но здесь было
десять лошадей у большой палатки. Может быть, внутри меня поджидают десять
мужчин?
задавал ему вопросы, но я утратил волшебную речь, и он либо не понимал,
либо не хотел понимать язык племени. Наконец, я усыпил его кулаком,
совершив уже достаточно убийств и предвидя новые, и пошел к павильону
робко, как невеста.
настоящего очень тонко раскатанного золота, украшенное венценосной птицей
из эмали. Павильон был из багряного бархата, почерневшего от времени.
Позеленевшие золотые кисти каскадом спускались вдоль драпировки скрытого
входа, искусно указывая место, где можно попасть внутрь. Я обошел с другой
стороны и, вонзив острый городской меч прямо в бархат, вспорол его, как
сгнивший лен. Затем я ринулся в палатку, приготовившись сеять мгновенную
смерть. Но в этом не было никакой необходимости. Она побывала здесь раньше
меня, дама с косой в руке и голым черепом.
мельчайших подробностях.
разбросанные по полу палатки, укрепили свои клинки в неровном каменном
полу руин острым концом вверх и аккуратно и точно упали на них.
тому или иному позору, лишению или насилию. Однако слышать историю и
видеть своими собственными глазами - разные вещи. Меня это потрясло и
сразу заставило подумать с невольным отвращением о том, что может
послужить моим испытанием, моим пределом, невыносимым бременем, чтобы я
выбрал смерть от своего собственного кинжала, а не желание выстоять?
волосы, залитые кровью, - всадник в колючем лесу.
ямы и побили их? Но эти даже не вышли и не попытались сражаться.
вышивками и истонченной кисеей, колыхавшимися в свете янтарной лампы.
Затем кисея шевельнулась и отплыла в сторону, как пороховое облачко. И
что-то встало передо мной, серебристое свечение, яркая вспышка огнистого
света в драгоценном камне - я отскочил назад с мечом наготове. И опустил
меч, свинцовый в моей свинцовой руке.
женщины, мы не встретили ни одной; кроме того, сначала она казалась не
женщиной, а волшебницей, явившейся без предупреждения, так ослепительно и
внезапно материализовавшейся, и трое мертвых были между нами.
бледных изумрудов, оставлявший грудь обнаженной. Талия у нее была тонкая,
а груди полные, нежная осязаемая белизна теплым светом согревала темные
кружочки на концах, и они были круглые, как две маленькие луны. Именно ее
груди, может быть, убедили меня в том, что она человеческое существо,
такие умопомрачительные, что не могли быть лунной плотью. Но лицо ее было
скрыто под маской в форме серебряного оленя с глазами цвета
яблочно-зеленого кварца, волосы, струившиеся из-под маски, напоминали
другой род огня, холодно горящий огонь ледникового золота.
не понял слов, но смысл был передан точно: презрение короля к своему рабу,
нет, хуже, богини к человеческому отродью, оскверняющему райские луга.
никогда не считал это возможным. Я был настолько изумлен, что стерпел это,
как мул терпит свой груз, и мой рот, наверняка, был широко раскрыт,
соблазняя ночных насекомых.
сжалась на маленькой блестящей звезде, и я бросился в сторону в ту
секунду, когда она метнула свой кинжал. Он сверкнул над моим плечом и
врезался в драпировку палатки.
молодой, хриплый от горя, ярости и страха. Это вернуло мне зрение, и я
взглянул снова. Теперь я увидел всего лишь девушку, дрожащую от страха,
девушку в маске с обнаженной грудью, от вида которой у меня пересохло во
рту.
оленеголовая девица.
словесной коммуникации оставлял нам для общения один вечный символический
путь. Я был рад, что он был такой земной, рад, что у меня был предлог
забыть, как мне сначала показалось, что она выкована из серебра.
Максимов Альберт
Шилова Юлия
Гюго Виктор
Конан-Дойль Артур
Марко Джон
Никитин Юрий