ей. -- Когда ты хочешь устроить нашу свадьбу?
через девять дней. Быстрее не получилось, так как требовалось выполнить
некоторые формальности. Все понимали, что это была свадьба солдата,
уходившего на войну, но церемонии на Уэреле имели первостепенное значение.
Тейео и Эмду любили друг друга семнадцать дней. Они бродили по холмам и
предавались любви, скакали вдоль реки и влюблялись еще сильнее, ссорились,
мирились и любили, засыпали, обнявшись, и, просыпаясь, любили, любили,
любили. А потом он улетел на другую планету, и она перебралась на женскую
половину дома, где жили родители ее мужа.
опытного офицера укреплялась с каждой новой битвой. Война на Йеове перешла
от беспорядочных атак и оборонительных операций в отчаянное и поспешное
отступление. В такой обстановке было не до отпусков, но военный штаб послал
на Йеове милостивое разрешение отозвать Тейео на Уэрел, поскольку его жена
умирала от берлота. Однако в тот момент на Йеове начался настоящий ад. Армия
отступала с трех сторон к старой колониальной столице. Подразделение Тейео
сражалось в приморских топях, прикрывая тылы отходящих частей. Связь с
Уэрелом была прервана.
оружием, громили армию обученных и дисциплинированных солдат, оснащенных
коммуникационной сетью, скиммерами, гондолами, современными приборами и
средствами уничтожения, которые разрешались конвенцией Экумены. Мощная
оппозиция в Вое Део объясняла неудачи на Йеове бессилием нынешнего
правительства и покорным соблюдением правил, навязанных пришельцами. "К
чертям собачьим конвенцию Экумены! -- кричали они. -- Надо нанести
массированный бомбовый удар и превратить жалких смердов в дерьмо, из
которого они сделаны! Почему не применяются биобомбы? Давайте уберем наших
воинов с этой дурацкой планеты и стерилизуем ее до первозданной чистоты!
Начнем все заново. Если мы не выиграем войну на Йеове, следующая революция
произойдет прямо здесь, на Уэреле, в наших собственных городах, в наших
собственных домах!"
проходил испытательный срок, и Вое Део желало влиться в союз Экумены.
Поражения приуменьшались, о потерях ничего не говорилось, а скиммеры,
гондолы, оружие и люди поставлялись на Йеове все в меньших и меньших
количествах. К концу седьмого года некогда грозная и мощная колониальная
армия была, по сути, уничтожена своим правительством. В начале восьмого
года, когда посланцы Экумены посетили Йеове, Вое Део и другие страны,
принимавшие участие в войне, остатки разгромленной армии начали отзывать
домой.
как вернулся на Уэрел. Он отправился в родное поместье, и седой отец
встретил его молчаливым объятием. Мать плакала, целуя сына в шею и лицо. Он
встал перед ней на колени и попросил прощения за то, что принес ей столько
горя.
стучало его сердце -- медленно и ровно, словно боевой барабан. Тейео не
чувствовал особой печали. Слишком велика была радость вновь оказаться под
отчим кровом и мирным небом. Однако где-то внутри, за броней спокойствия,
бурлили ярость и гнев. Он не привык к таким чувствам и даже не мог бы
сказать, что с ним происходит. Но какое-то мрачное зарево разрасталось в его
груди, высвечивая лица погибших товарищей. И Тейео лежал, вспоминая Йеове,
где он семь лет воевал то в воздухе, то на земле. Перед глазами возникали
картины долгого отступления, трупы людей, безумные атаки и моменты, когда
смерть лишь чудом обходила его стороной.
своих солдат, правительство не послало им подкрепление? Но нет, такие
вопросы задавать не стоило, как не стоило теперь и искать на них ответ. Он
мог сказать себе только следующее: "Мы делали то, что нам приказывали. Мы
выполняли свой долг, и поэтому нечего жаловаться". Новое понимание резало
душу остро, как нож, и затмевало собою прежнее знание. "Я сражался за каждый
шаг, -- думал он без всякой гордости. -- Но мы потеряли Йеове. И пока я был
там, моя жена умерла. Все оказалось напрасным --и здесь, и на Йеове". Тейео
лежал в холодной и молчаливой темноте, вдыхая сладкие запахи холмов.
меня. И я не знаю, что делать.
он слушал только из вежливости и любви. Ведь так легко было забыть
застенчивую милую девушку, которую он знал семь лет назад всего лишь
семнадцать дней. Но мать не позволила ему этого, и постепенно он узнал,
какой преданной и доброй женщиной была его жена. Со слезами на глазах мать
делилась с ним той радостью, которую она нашла в своей Эмду, в своей
любимице и подруге. Даже отец, суровый и молчаливый отставной военный,
однажды сказал:
прошла напрасно. Но что ожидало их впереди? Старость без внуков? Пустой
молчаливый дом? Они не жаловались и смиренно довольствовались тем, что
давала суровая тяжелая жизнь. Но между их прошлым и будущим пролегла
бездонная пропасть.
быть, у тебя уже есть на примете какая-то девушка(
стучали по кровле. Мать склонилась над своим шитьем, скрывая слезы, которые
покатились по ее щекам.
сына, перевела разговор на другую тему. -- Как думаешь, куда тебя отправят
служить?
голосом.
и снова сел напротив нее. Их спины были прямыми и неподвижными. Пальцы
матери продолжали штопать старую одежду, а руки Тейео лежали одна на другой
-- так, как его учили с двухлетнего возраста.
Словно не было войны на Йеове. Словно мы вообще не владели этой планетой. О
восстании рабов даже не упоминают. Будто его и не случилось. Будто мы не
сражались с ними в полувековой войне. Все по-новому. Все не так, как раньше.
По телесети говорят, что наступила новая эра -- эра мира и братства с
другими мирами. Зачем же нам теперь тревожиться о Йеове? Разве мы не
побратались с Гатаи, Бамбуром и Сорока государствами? Зачем нам тревожиться
о своих рабах( Но я их не понимаю. Я не знаю, чего они хотят. Я даже не
знаю, как мне жить дальше.
сейчас.
никогда не мог сидеть спокойно больше получаса. Подожди( Подожди, и ты все
поймешь.
подтачивало его терпение и гордость. Казалось, что солдатское ремесло стало
теперь позорным. В отчетах правительства, в новостях и сводках событий об
армии говорилось с язвительным презрением. Касту веотов называли
доисторическим ископаемым. Их считали дорогой и бесполезной роскошью,
которая мешала Вое Део вступить в союз Экумены. Тейео почувствовал себя
абсолютно никому ненужным, когда в ответ на прошение о новом назначении ему
предложили отставку с пенсией в пол-оклада. Да, так ему и сказали, что он
может идти на пенсию -- это в его-то тридцать два года!
найти себе жену. Но мать посоветовала ему поговорить с отцом. Он так и
сделал.
сам бы справился с хозяйством. Твоя мать считает, что ты должен отправиться
в столицу, в штаб армии. Они не посмеют отвергнуть тебя, когда ты посмотришь
им в глаза. Семь лет боевой выслуги( С твоими наградами(
дома ненужным. Отца сердили его идеи относительно обновления поместья, и
старикам не хотелось менять уклад, к которому они привыкли в течение жизни.
Родители были правы: ему следовало поехать в столицу и узнать, на какую роль
он мог претендовать в этом новом мире без войн и воинской чести.
Главном штабе и столичном гарнизоне. Его фронтовые друзья погибли в боях,
стали инвалидами или сидели по домам на половинном окладе. Молодые офицеры,
которые слышали о Йеове только по телесети, казались ему холодными и скупыми
на слова, а уж если и говорили, то только о деньгах и политике. Про себя он
называл их мелкими бизнесменами. Тейео догадывался, что они боялись его
заслуг и репутации. Сам того не желая, он напоминал им о проигранной войне,
о гражданском противостоянии, где класс шел на класс, где свои сражались
против своих. Эти молодые парни хотели забыть его войну, которая не имела к
ним никакого отношения. Они считали ее бессмысленной ссорой с каким-то
далеким-далеким миром.
делам своих хозяев, и удивлялся: чего они ждут?
дела каких-либо народов, -- повторяли в теленовостях послы и