Чтение 13–й страницы книги ~Седьмое святилище~

Пожалуйста, скажите нам - что вы видите?

Но Валентин не ответил, как будто и не слышал. Он погрузился в
воспоминания. Это было восемь лет назад, в решающий час войны с /."ab -f ,(.

Тогда он держал в руке такую же вещь и чувствовал ее странную прохладу,
под которой ощущался раскаленный стержень, и слышал идущую из нее тихую
музыку, от которой кружилась голова.

То был зуб морского дракона. Его таинственная власть связала Валентина с
разумом дракона Маазмоорна, водяного царя далекого Внутреннего Моря. Это
Маазмоорн помог Валентину убить на расстоянии вождя повстанцев Фараатаа и
прекратить затянувшийся мятеж.

Кому же принадлежат зубы, лежащие здесь?

Валентин, кажется, уже понял, кому. Это Храм Крушения, алтарь Кощунства.
Когда-то недалеко отсюда, на платформах из голубого камня, были убиты двое
водяных царей. Это не миф. Это было в действительности. Валентин не со
мневался в этом, ибо Маазмоорн показал ему это событие как нельзя более
ясно. Он знал даже имена убитых царей: одного звали Низнорн, другого
Домситор. Один зуб, вероятно, взят у Низнорна, другой у Домситора.

Двадцать тысяч лет.

- Ваше величество! Ваше величество!

- Минуту, - словно с другого конца света ответил Валентин.

Он взял левый зуб, стиснул его в руке и зашипел, когда леденящий холод
обжег ладонь. Закрыл глаза и позволил волшебной силе овладеть его разумом. И
дух его полетел вдаль, на встречу с морским драконом - то ли с Маазморном,
то ли с кем-то другим из этих гигантских существ. Все это время ему слышался
колокольный звон, призывная музыка драконова разума.

И вот перед Валентином предстала картина жертвоприношения двух водяных
царей, известного как Кощунство.

Валентин знал еще с прошлой своей встречи с Маазморном, что это название
неверное. Не было никакого кощунства. Жертва была добровольной - таким
образом морские драконы доказали миру свою веру в Сущего, величайшую из всех
сил во вселенной.

Именно с этой целью драконы отдались в руки жителей древнего Велализьера.
Сами велализьерцы, возможно, и понимали, что они делают, но жители далеких
провинций этого знать не могли, поэтому происшедшее нарекли Кощунством.
Последний Царь Велализьера был предан смерти, Седьмая пирамида снесена, весь
город разрушен и проклят навеки. Но коснуться священных зубов никто не
посмел.

Валентин, держа зуб, еще раз увидел, как происходило жертвоприношение.
Морские драконы и не думали корчиться от ярости в своих путах, как
привиделось ему в кошмарном сне. Церемония приношения в дар живой плоти шла
благостно и торжественно. Когда же сверкнули ножи, и громадные существа
умерли, и их темные тела были преданы сожжению, волна торжествующей гармонии
достигла границ вселенной.

Валентин положил зуб на место и взял другой, сжал его в руке и отдался
его власти.

На сей раз музыка была менее стройной, и он увидел перед собой человека
средних лет, в старинных одеждах, выдающих сан понтифика. Он шел при свете
дымного, мерцающего факела по тому самому проходу, что вел в комнату, где
толпились теперь археологи Магадоне Самбисы. Валентин смотрел, как этот
понтифик былых времен подходит к белой, незапятнанной стене святилища, как
прижимает к ней ладонь и толкает ее, точно надеясь пройти сквозь камень. А
после, отвернувшись, делает знак рабочим с кирками и заступами.

Тогда из мрака возник метаморф, длинный, тощий и угрюмый, сделал
скользящий шаг вперед и вогнал свой нож снизу вверх прямо в сердце человека
в расшитых одеждах понтифика.

- Ваше величество, прошу вас!

Голос Магадоне Самбисы, исполненный муки.

- Да, - отозвался Валентин голосом человека, грезящего наяву. - Иду.

Довольно с него видений. Он положил фонарик на пол, направив его к
пролому в стене, чтобы осветить себе путь, и взял драконьи зубы. Держа их на
ладонях, чтобы не подпасть под влияние их чар, он двинулся к выходу.

Магадоне Самбиса смотрела на него с ужасом.

- Я же просила, ваше величество, ничего не трогать в святилище, ничего не
тревожить...

- Да. Я знаю. Но вам придется простить меня.

Археологи поспешно расступились перед ним, когда он направился к выходу
(' подземелья. Все взоры были прикованы к предметам, лежащим на ладонях
Валентина.

- Приведи сюда киванивода, - тихо приказал он Аарисииму. Дневной свет
почти угас, и руины стали еще таинственнее, как всегда по ночам, когда
лунный свет танцует на древних камнях.

Охранник поспешно удалился. Валентин не хотел допускать киванивода к
святилищу, пока ломали стену, и Торккинууминаада, несмотря на его громкие
протесты, оставили в лагере археологов под охраной других телохранителей
Валентина. Теперь двое огромных волосатых скандаров привели его к пирамиде,
держа за руки.

Шаман испускал гнев и ненависть, как болото испускает черный газ. И
Валентин, глядя в его узкое зеленое лицо, ощутил мощную волну древней магии,
зародившуюся в те времена, когда Маджипур был юным и метаморфы одни, никем
не тревожимые, бродили по огромной, полной чудес планете.

Понтифик поднял вверх драконьи зубы.

- Знаешь ли ты, Торккинууминаад, что это такое?

Резинчатые веки разошлись, и в узких глазах вспыхнул желтый огонь ярости.

- Ты совершил самое страшное святотатство из всех, какие есть, и за это
умрешь страшной смертью.

- Стало быть, ты знаешь, что это?

- Это величайшая святыня! Ты должен сейчас же вернуть их туда, где взял!

- Зачем ты убил доктора Гуукаминаана, Торккинууминаад?

Единственным ответом был очередной злобный взгляд.

"Он и меня убил бы своим колдовством, если бы мог, - подумал Валентин. -
Я знаю, что я такое в глазах Торккинууминаада. Я правитель Маджипура и
потому представляю собой весь Маджипур. Если бы он мог одним движением
обречь на гибель нас всех, он бы это сделал".

Да. Валентин был воплощением Врага, который спустился с неба и отнял у
пьюриваров их мир, настроил свои гигантские города на месте девственных
лесов и полян, вторгся своими биллионами в тонкую ткань пьюриварской жиз ни.
Поэтому киванивод охотно убил бы его, символически убив тем самым весь
заселенный человеком Маджипур.

Но магию можно побороть другой магией.

- Смотри, смотри на меня, - сказал Валентин шаману. - Смотри прямо в
глаза, Торккинууминаад.

И понтифик сжал в руках два талисмана, взятые из святилища.

Двойная мощь зубов нахлынула на него с ужасающей силой, и в мозгу
замкнулась цепь. Он разом испытал весь диапазон ощущений, усиленных даже не
вдвое, а многократно - но устоял на ногах и направил свой ум на встречу с
разумом киванивода.

Он вошел туда, проник в память шамана и быстро нашел то, что искал.

Полночная тьма. Слабый свет луны. На небе пылают звезды. Кто-то выходит
из палатки археологов - пьюривар, очень худой, движущийся с присущей
возрасту осторожностью.

Доктор Гуукаминаан, очевидно.

Тощая фигура поджидает его на дороге: тоже метаморф, такой же старый и
худой, одетый в причудливые лохмотья.

Это явно киванивод - такой, каким он себя видит.

Какие-то тени возникают позади него - пять, шесть, семь фигур. Все
метаморфы - рабочие, судя по виду. Старый археолог их как будто не видит. Он
беседует с киваниводом, который размахивает руками. Видно, что они о чем-то
спорят. Гуукаминаан качает головой. Новые взмахи рук. Спор продолжается.
Судя по жестам, они приходят к согласию.

Валентин смотрит, как они вдвоем идут по дороге, ведущей в сердце руин.

Рабочие выходят из мрака, в котором таились. Они окружают старика,
хватают его, затыкают ему рот. Киванивод подходит к ним.

В руке у него нож.

Валентину не было нужды видеть остальное. Он не имел желание наблюдать за
чудовищной церемонией расчленения тела на каменной платформе и за
последующим возложением головы в нишу святилища.

Он разжал пальцы и с величайшей осторожностью опустил зубы морских
драконов на землю рядом с собой.

- Итак, - сказал он киваниводу, чей едва сдерживаемый гнев сменился
выражением, почти сходным с покорностью, - думаю, притворяться больше
незачем. За что ты убил доктора Гуукаминаана?

- За то, что он хотел открыть святилище. - Киванивод говорит совершенно
ровно, без всяких эмоций.

- Да, разумеется. Но Магадоне Самбиса тоже хотела его открыть. Почему же
ты не убил ее?

- Он был один из наших и предал нас. Она не в счет. Он был намного
опаснее. Мы знали, что ее можно остановить, если настаивать достаточно
сильно. Его бы не остановило ничто.

- Однако святилище все равно открыли.

- Да, но только потому, что приехал ты. Если бы не это, раскопки
прекратились бы вовсе. Смерть Гуукаминаана показала бы всему миру, что
проклятие, тяготеющее над этим местом, остается в силе. Ты приехал и открыл
святилище - но проклятие еще настигнет тебя, как настигло когда-то понтифика
Горбана.

- Никакого проклятия нет, - спокойно сказал Валентин. - Есть город с
трагической судьбой - но проклятия нет. Только нагромождение недоразумений.

- Кощунство...