следом за ним - его личный телохранитель. У мужчины было багровое лицо,
вздернутый нос, светлые волосы, мясистые губы, разделенный глубокой
впадиной подбородок. Я убеждал себя, что в состоянии ощутить исходящую от
этого человека энергию и власть, но одновременно с этим задумался, а не
ввожу ли я самого себя в заблуждение. Приближаясь к нам, он почесал свою
левую ягодицу, что-то сказал человеку, который шел от него слева, и
закашлялся. Костюм у него был несколько помятый, волосы - взъерошены.
произойдет убийство. По сигналу, изданному Джефом шепотом, - и ни
мгновением ранее! - мы разом повернули свои головы и увидели, как из толпы
отделился д-р Карл Остин Уэйсс, сделал несколько шагов, направляясь прямо
к сенатору, и приложил к его животу ствол пистолета 22-го калибра. Он
выстрелил всего один раз. Смертельно раненый Хью с изумленным лицом упал
назад. Его телохранители моментально выхватили свои пистолеты и застрелили
убийцу. На полу начали образовываться поблескивающие отраженным светом,
лужи крови; все вокруг стали пронзительно кричать, краснолицые охранники
начали нас отталкивать, колошматить нас, веля отодвинуться подальше.
фильма по древней истории, умным, но далеко не убедительным "трехмером".
На нас произвело должное впечатление мастерство режиссуры постановки, что
разыгралась у нас на глазах, но мы совершенно не испытывали никакого ужаса
перед последствиями этого события.
не тронула наши души.
кого-либо из нас, этот человек умер бы вполне настоящей смертью.
Капитолия, это событие было в высшей степени реальным.
присвоено звание курьера времени. Все мои прыжки были произведены в
прилегающие к Новому Орлеану территории. Мне довелось изучить историю этой
местности куда более полно, чем это когда-либо мне вообще представлялось.
"Приобретение Луизианы". Туристов было семеро. Нашим курьером был
невысокий мужчина с суровым лицом по имени Сид Буонокоре. Когда я упомянул
его имя при Сэме, он громко расхохотался и произнес:
патруль времени подловил его на том, что он сводил дамочек-туристок с
Цезарем Борджиа. Эти шлендры хорошо ему платили, да и Цезарь был щедр.
Буонокоре же настаивал на том, что он всего лишь делал как положено свою
работу - видишь ли, давал им возможность более глубоко прочувствовать дух
Ренессанса. Но его все же сняли с того маршрута и прикрепили к
"Приобретению Луизианы".
туристов? - спросил я.
совокуплениям.
мне обаятельным распутником. Красавцем Буонокоре никак нельзя было
назвать, однако он прямо-таки наполнял все вокруг себя веселой атмосферой
всеядной сексуальности. И его неутолимая жажда собственного обогащения
была настолько неприкрытой, что создавала вокруг него ореол сильной
личности. Воришка, шныряющий по карманам, вряд ли может заслужить
аплодисменты, зато трудно не восхищаться не имеющим себе равных, бандитом.
Вот таким был Сид Буонокоре.
хитроумно препроводил нас в Нью-Орлеан 1803 года, замаскировав под
компанию голландских торговцев, совершающих поездку с целью выяснения
конъюнктуры рынка. Лишь настоящий голландец, мог бы разоблачить нас. Мы
находились в полнейшей безопасности, а ярлыком "голландский" прекрасно
прикрывался странный акцент нашего говора. Мы таскались по городу в очень
неудобных одеждах начала девятнадцатого столетия подобно сбежавшим с
костюмированного бала-маскарада, а Сид обеспечивал нам занимательные
зрелища самым великолепным образом.
торговлю валютой, добывая себе золотые дублоны и испанские монеты
достоинством в восемь реалов. Он даже не удосужился скрывать то, чем он
занимался, от меня, но сам ничего не объяснил, а мне так до конца и не
удалось выяснить все тонкости этого бизнеса. Возможно, смысл его состоял в
получении выгоды от игры на разнице в обменных курсах. Все, что я знаю, -
это то, что он менял серебряные доллары Соединенных Штатов на британские
гинеи, гинеями пользовался для того, чтобы скупать французскую валюту
намного ниже ее номинальной стоимости, а затем на ночных встречах с
карибскими пиратами на берегах Миссисипи выменивал испанское золото и
серебро за французские монеты. Что он потом делал с этими своими дублонами
и восьмиреаловиками, я так и не узнал. Скорее всего, он просто пытался как
можно больше наменять тогдашней валюты, чтобы создать изрядный запас монет
для продажи их нумизматам, жившим внизу по линии, хотя иногда мне это
казалось слишком уж бесхитростной операцией для такого изощренного
пройдохи, как он. Он не делал попыток делиться со мной своими тайнами, а я
был слишком застенчивым, чтобы спрашивать.
не было чем-то необычным для курьера. ("Дамочки-туристочки - наша законная
добыча, говаривал Сэм. - Они горазды пригнуть выше головы, лишь бы
поваляться с нами в постели. Мы для них нечто вроде белых проводников для
любителей охоты на крупную дичь в Африке") Только вот Сид Буонокоре не
ограничивал удовлетворение своих аппетитов охочими до романтики
туристочками, как я вскоре обнаружил.
в решении некоторых чисто технических вопросов, связанных с нашими
путешествиями во времени, и отправился в спальню курьера, чтобы из первых
уст получить разъяснение. Я постучался, и услышав "войдите!" смело прошел
внутрь спальни, но он там был не один. На его кровати валялась
темно-шоколадная деваха с длинными черными волосами, совершенно голая, вся
аж лоснящаяся от пота, какая-то взъерошенная и помятая. Груди у нее были
твердые и тяжелые, а соски - почти черные.
но...
только-только кончили. И вы ничему не помешали. Это Мария.
и она снова рассмеялась. Поднявшись с постели, она исполнила, оставаясь в
чем мать родила, грациозный реверанс и пробормотала: "Бон суар, месье",
после чего, полностью отключившись, аккуратно повалилась на пол лицом
вниз.
индианка, наполовину испанка, наполовину француженка. Хотите рому?
тщательно соблюдаю правильность хода времени, чтобы у меня была
возможность понемножку обладать ею каждую ночь, пока я здесь, стараясь не
отнимать такой же возможности у всех остальных моих воплощений. Я хочу
сказать, что я не в состоянии точно предугадать, сколько еще раз побываю
на этом проклятом маршруте, но не могу же я лишать себя небольших
удовольствий всякий раз, когда приходится отправляться вверх по линии.
слегка полил ее содержим голые груди Марии. Она снова захихикала и начала
сонно потирать свои груди, как будто это была волшебная мазь,
способствующая росту их размеров. По-моему, она и так совершенно не
нуждалась ни в какой такой мази.
стороны в сторону, пошла ко мне. Груди ее при этом раскачивались, как
колокола. Вся она источала аромат рома и похоти. Она неуверенно протянула
ко мне свои руки, пытаясь заключить меня в объятия, но потеряла равновесие
и снова повалилась на дощатый пол и, лежа, все еще продолжала смеяться.
немного, а тогда ведите ее к себе в номер и забавляйтесь с нею.
которых она может оказаться. Временами меня прямо-таки одолевает
брезгливость, причем в самые забавные мгновенья.