Чтение 13–й страницы книги ~Империя~

- Но мы не должны недооценивать Чемберса, - снова заговорил Грег. -
Президент допустил всего одну ошибку: он недооценил нас. Нам его ошибку
повторять нельзя. Чемберс опасен. Он не остановится ни перед чем, даже
перед убийством.

- Он, однако, не торопится, - отозвался Расс. - Видно, надеется, что
Крэйвен сумеет догнать нас или даже перегнать. Но доктору не везет. Он
упорно вгрызается в теорию радиации, но особых успехов пока по достиг.

- А если бы и достиг, какое это имеет значение?

- Большое. Он смог бы заставить работать на себя все виды излучений,
существующие в природе. Космические лучи, тепловые, световые - какие
угодно. В мире уйма радиации.

- А все этот чертов Уилсон! - прорычал Грег. - Если бы не он, Чемберс
спокойно жил бы, ничего не ведая, до тех пор пока мы сами не выступили бы
с открытым забралом.

- Уилсон! - воскликнул Расс, всем телом подавшись вперед. - Я напрочь
забыл про него! Давай-ка попробуем его разыскать.

Гарри Уилсон сидел за столиком в Марсианском клубе и смотрел, как
полуобнаженные девушки исполняют экзотический танец. Над тлеющей сигаретой
клубился ленивый дымок. Уилсон, прищурившись, разгадывал танцовщиц. Что-то
в этом танце было такое, что пробирало его до мозга костей.

По залу раскатилось мощное крещендо, музыка стихла до еле слышного
шепотка - и вдруг оборвалась. Девушки убежали со сцены. Раздались вежливые
негромкие аплодисменты.

Уилсон вздохнул, раздавил в пепельнице окурок и глотнул из бокала
вина. Рассеянным взводом скользнул по разгоряченным лицам ночной публики.
Вот они великие, почти великие и допущенные до лицезрения великих. Брокеры
и бизнесмены, художники, писатели и артисты. Были тут и какие-то темные,
никому не известные личности, и такие, о которых было известно даже
слишком много - плейбои и леди, все с родословными и при деньгах. Мужчины
в безупречных костюмах, женщины в изысканных дорогих нарядах...

И он, Гарри Уилсон. Официанты, обращаясь к нему, называли его "мистер
Уилсон". Люди за соседними столиками шепотом пытались выяснить, кто он
такой. Душа его таяла от блаженства и жаждала лишь одного чтобы так
продолжалось вечно: хорошая еда, хорошие напитки, пастельных расцветок
стены, мягкий свет и странная экзотическая музыка. Холодное, но красочное
совершенство.

Всего пару месяцев тому назад он стоял на улице всем чужой в этом
городе, механик из маленькой лаборатории, которому за мастерскую работу
платили жалкие гроши. Он стоял и смотрел, как завсегдатаи поднимаются по
ступенькам и скрываются за чудесной дверью. С горечью смотрел...

Зато теперь!

Оркестр заиграл новую мелодию. Блондинка за соседним столиком кивнула
Уилсону. Он важно кивнул в ответ, ощущая, как шумит в голове выпитое вино,
как греет оно в жилах кровь.

И тут кто-то окликнул его по имени. Уилсон оглянулся, но не поймал ни
единого обращенного к нему взгляда. И вновь, перекрывая звучи музыки, гул
застольных бесед и шум в его собственной голове, раздался голос, холодный
и твердый как сталь:

- Гарри Уилсон!

Уилсон содрогнулся. Потянулся за вином, но рука, не успев дотронуться
до ножки бокала, вдруг затряслась мелкой дрожью.

Прямо напротив него сгустилось туманное сероватое пятно, словно
какое-то потустороннее мерцание. Из этого мерцания внезапно
материализовался карандаш.

Уилсон ошалело уставился на него. Карандаш коснулся острием скатерти
и принялся медленно выводить черные буквы. Загипнотизированный зрелищем,
Уилсон почти физически ощущал, как безумие запускает свои костлявые пальцы
прямо к нему в мозги. Карандаш тем временем писал:

"Уилсон, ты продал меня!"

Несчастный попытался что-то сказать, хотя бы вскрикнуть, но в горле
до того пересохло, что у него вырвалось лишь хриплое клокотание.

А карандаш безжалостно продолжал:

"Но ты за это заплатишь. Куда бы ты ни скрылся, я везде тебя достану.
Тебе от меня не уйти".

Грифель плавно оторвался от стола - и карандаш исчез, будто его и не
было. Уилсон вытаращил глаза, не в силах оторвать их от черных букв на
скатерти.

"Уилсон, ты продал меня! Но ты за это заплатишь. Куда бы ты ни
скрылся, я везде тебя достану. Тебе от меня не уйти".

Оркестр гремел, ему вторил аккомпанемент застольных разговоров, но
Уилсон не слышал ни звука. Он весь без остатка был поглощен этими буквами
и словами, наполнявшими душу смертельным страхом.

А потом словно что-то лопнуло у него внутри, и ужас захлестнул его
ледяной волной. Уилсон, шатаясь, встал из-за стола, смахнул рукой бокал.
Тот со звоном брызнул осколками.

- Они не имеют права! - раздался пронзительный крик.

В зале тотчас сгустилась тяжелая тишина. Осуждающие взгляды
устремились к нарушителю спокойствия. Брови недоуменно поползли вверх.

Рядом с Уилсоном возник официант.

- Вам нехорошо, сэр?

Смертельно бледного клиента взяли под руки и вывели из зала. Снова
загудели голоса, заиграла музыка.

Кто-то надел на Уилсона шляпу, подал пальто. В лицо ему ударил
прохладный ночной ветерок, и дверь за спиной с тихим вздохом захлопнулась.

- Осторожнее на ступеньках, сэр, - напутствовал его швейцар.

Шофер аэротакси открыл дверцу машины и отсалютовал.

- Куда прикажете, сэр?

Уилсон ввалился в такси, заплетающимся языком промямлил адрес, и
машина влилась в поток городского транспорта.

Потом, нашарив непослушными руками ключ, Уилсон несколько минут
возился, отпирая двери своего номера. Наконец замок щелкнул, дверь
распахнулась.

Трясущийся палец нашел выключатель, и комнату залил яркий свет.

Уилсон вздохнул с облегчением. Здесь, в своем номере, он чувствовал
себя в безопасности. Это его дом, его убежище...

За спиной раздался тихий, еле слышный смешок. Уилсон резко повернулся
- и, ослепленный светом, сначала ничего не увидел. А затем заметил, как
что-то шевельнулось у окна, что-то серое и смутное, словно клубящаяся
туманная пелена.

Привалившись к стене, Уилсон смотрел, как сгущается эта пелена,
принимая очертания человеческой фигуры. Наконец туман затвердел и
образовал человеческое лицо - суровое лицо, без малейших признаков
веселья, с горящими от гнева глазами.

- Маннинг! - вскрикнул Уилсон. - Маннинг!

Он метнулся к двери, но серая фигура неправдоподобно быстрым прыжком,
будто сгусток пара, подхваченный ветром, загородила ему дозору.

- Куда ты так спешишь? - с издевкой спросил Маннинг. - Ты же меня не
боишься, верно?

- Послушай, - простонал Уилсон, - я не думал, что все так обернется.
Я просто устал от работы, Пейдж меня загонял. Мне надоели эти жалкие
гроши, мне хотелось денег, много денег.

- И поэтому ты нас продал, - сказал Маннинг.

- Нет! - воскликнул Уилсон. - Я не хотел! Я даже не задумывался о
последствиях!

- Так задумайся теперь, - сурово проговорил Маннинг. - И как следует
задумайся. Где бы ты ни был, куда бы ни шел, что бы ни делал - знай, что я
не спускаю с тебя глаз. Я не дам тебе покоя ни на секунду.

- Прошу тебя, - взмолился Уилсон, - пожалуйста, уйди, оставь меня! Я
отдам тебе деньги... все, что осталось.

- Ты продал нас за двадцать тысяч. А мог, между прочим, потребовать
двадцать миллионов. Чемберс заплатил бы, поскольку твое сообщение на самом
деле стоит двадцати миллиардов.

Уилсон, хрипя и задыхаясь, бросил на пол пальто, попятился и,
наткнувшись на кресло, неуклюже свалился в него, не спуская глаз с серой
туманной фигуры.

- Подумай об этом, Уилсон, - насмешливо продолжал Маннинг. - Ты мог
стать миллионером, даже миллиардером. И все сокровища, которые дает
богатство, лежали бы у твоих ног. А ты продался за жалкие двадцать тысяч.

- Что же мне теперь делать? - со стоном выдохнул Уилсон.

Туманное лицо скривилось в усмешке.

- Не думаю, чтобы ты смог сделать еще что-нибудь.

И прямо на глазах у Уилсона лицо начало таять: черты его размылись,
растворились в струящейся дымке. Потом и она испарилась. В воздухе
заискрилось слабое мерцание - и погасло.

Уилсон зашаркал к столу и схватил бутылку виски. Руки у него тряслись
так сильно, что рядом с бокалом образовалась лужа. Он с трудом поднес
бокал ко рту и расплескал половину прямо на белую рубашку.

Людвиг Статсмен крепко сжал тонкие губы.

- Такой, значит, расклад, - сказал он.

Спенсер Чемберс, сидя за столом, изучал своего собеседника. Статсмен
напоминал ему волка - поджарого, жестокого и коварного. И даже наружность
у него какая-то волчья: длинное худое лицо, маленькие блестящие глазки,
бескровные тонкие губы... Но этот хищник не дожидается инструкций, а