защиты. Они были не прочь поговорить. Они готовы были выложить свои идеи
любому, кто согласился бы их выслушать. Однако, для предупреждения
возможного вторжения, их разорвали на клочки. - Он пожал плечами. -
Гонители Далузы вывозились в крови своих жертв и умерли в мучениях.
Когда прибыла спасательная команда, Далуза была готова. Она отправилась
с ними, чтобы лечь под нож.
ли тебе в голову, что, возможно, Далуза не совсем нормальна?
сказали, что нелепо мерять ее нашей меркой, ну а коль она безумна по их
стандартам, не вижу, какое это может иметь значение для меня. Я просто
понятия не имею, что считается нормой для ее народа, мало того - с ваших
слов они производят не самое приятное впечатление...
орудием ее отмщения? Что кровь - предмет ее обожания, даже сексуальный
фетиш?
известно.
хочу, чтоб ты тщательней присматривал за Мерфигом. Он не станет подымать
смуту, для сушняцкого китобоя это немыслимо. Однако, в последнее время
он подозрительно себя ведет. То едва ходит, то носится как угорелый. Он
словно находится под воздействием какого-то... - пока капитан искал
нужное слово, я старался не дышать - ...некоего религиозного экстаза.
Для подобных культур высока вероятность чего-то вроде синдрома пророка.
Если на корабле назреет недовольство, он обязательно станет
предводителем.
стар. На его лице отразились растерянность и страх; я уже встречал такое
выражение - у Тимона Хаджи-Али и супругов Андайн, когда они лихорадочно
рылись в накопленных веками воспоминаниях, рассыпанных по всем закоулкам
несовершенного человеческого мозга.
по-прежнему трудились, не покладая рук) и спустился в камбуз. Локтем
включив свет, я устроил посуду на столе. Далуза неподвижно сидела у
входа в кладовую; маска не снята, руки скрещены на груди, крылья
свисают, как бархатные занавеси.
были столь нарочито-неторопливы, что я начал терять терпение. Но
сдержался. Далуза медленно сдвинула маску, удерживая ее между нами, так
что я все еще не видел ее лица. Вдруг маска упала.
ощущал, как, выскользнув из сети вен и капилляров, оно ухнуло в желудок
и дальше вниз. Мертвенное, изуродованное лицо Далузы расплылось у меня
перед глазами. Меня затрясло, тошнота подступила к горлу, обеими руками
я вцепился в край стола. Наверное, так выглядел бы человек, взявший в
рот пропитанную кислотой губку. Ее губы раздулись, потеряли форму и
стали похожи на фиолетовые сосиски. Белесые струпья мертвой кожи свисали
с внешних краев, вся пораженная поверхность пещерилась желто-черными
язвами.
способна говорить, так что я чуть не пропустил ее слова. Речь была
медленной и шепелявой; губы слипались на каждом слоге.
нас виноват.
сравнение с тем несчастным обрывком удовольствия... Господь жесток к
тебе, Далуза. Ее губы зашевелились, но я ничего не расслышал.
ужасом обнаружил, что сказал правду.
скатывались по безупречным, мраморным щекам, и исчезали, касаясь края
губ. Забывшись, я кинулся утешить ее и остановился. В который уж раз, и
наверняка не в последний, меня раздирало болезненное противоречие.
мне было больно, как тебе. Твоя любовь - это боль, и ты не поверишь мне,
пока я не разделю твоих страданий.
жилах.
сделала? Что сделали со мной?
подобрала маску и, неуклюже взбежав по трапу, исчезла.
Глава 8
Путешествие продолжается
лифту встретил рассыльного от Меркля. Девственно-черная маска выдавала,
что парень ни разу не был в море. Я расплатился и вернулся на камбуз. С
помощью проволочного ершика и песка я, как смог, отскреб самогонный
аппарат от остатков жира, залил в него эль и приступил к перегонке.
достаточно. Бутылку с мерзким зельем я спрятал в буфет. Оставалось
радоваться, что пробовать мне его не обязательно. На этот раз я
добрался-таки до лифта и, пока он неспешно взбирался по стене утеса,
следил, как уставшее за день солнце оседает за горизонт. Край восточной
стены кратера искрился в последних лучах, на лиловом небе проглянули
звезды.
неоновых, а биолюменисцентных - использование электричества в рекламных
целях запрещалось законом). Под окнами борделя с полдюжины поддатых
китобоев играли в слона, из дверей кабаков вырывалась громкая музыка -
гудение тромбонов, заглушаемое натужным визгом сушняцких корнетов.
Переступив через бормочущего во сне моряка торгового флота, я заозирался
в поисках местечка поспокойнее. Особенно выбирать не приходилось, и я
завернул в крохотную забегаловку, облюбованную местными старичками.
сотни лет, на планете не было - обычное дело для культур с жесткими
ограничениями на технологию. Девяносто лет - предел для среднего
сушнеца, и седоноздрые ходячие развалины, в компании которых мне
пришлось ужинать, служили наглядным тому подтверждением.
более-менее стабильной на протяжении вот уже четырех веков. Стариков еле
успевали распихивать по крематориям, однако практически каждый из них
ухитрялся так или иначе обзавестись прямым наследником. Инопланетные
социологи до сих пор спорят о влияниях, оказываемых недостатком детей на
сушняцкую культуру. С другой стороны, на некоторых планетах из тех, где
отсутствует контроль над рождаемостью, средняя продолжительность жизни
(аборты не в счет) достигает от силы двадцати лет - детская смертность
там невероятно высока. Для остальных же последнюю черту подводят страх
перед будущим и подсознательная тяга к смерти - в глубине души все мы
стремимся умереть...
кальмаров в тесте, отменный вкус которых не могли испортить даже косые
взгляды завсегдатаев в мою сторону - видно, и для подобных ископаемых
инопланетчик казался диковиной. Может, завести для маскировки парик на
нос? Впрочем, не выйдет - веки у меня слишком нежные, тут и накладные
ресницы не помогут... Поужинав, я спустил часть денег в казино - как раз
столько, чтобы развлечься и не жалеть об этом, потом нашел гостиницу,
достаточно чистую, отказался от предложенной управляющим грелки и
собрался поспать. Не тут-то было: ватага бухих матросов то и дело
возникала у меня под окнами, горланя похабные куплеты. Я так и не понял
- то ли они маршировали вокруг квартала, то ли всякий раз выступал новый
хор - могу лишь засвидетельствовать, что петь ни один из них не умел.
Порядком намучившись, я так приложился к пакету Калотрика, что в ушах
забил набат, а сознание умчалось куда-то в облаке синего пламени.
Проснулся я поздно. На улице стоял невообразимый гвалт - "Выпад"
угораздило прибыть в канун местного фестиваля, одного из самых
значительных в году - Дня Плодородия. Празднество открывал борцовский
Зыков Виталий
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Лукин Евгений
Корнев Павел
Смоленский Вадим