Чтение 13–й страницы книги ~Герой поневоле~

- Конечно. - Опять она не сдержалась, и голос у нее был таким же удивленным, как у него, и вырвалось это у нее настолько естественно, что сразу было ясно: в ее мире порядочные люди всегда извиняются.

- Но вы... - Он не договорил, обдумывая то, что хотел сказать. - Просто... наверное, и не стоило извиняться. Тем более лейтенанту перед энсином, даже если вы меня неправильно поняли.

- Но я обидела вас. - Она уже перестала злиться. - И вы вправе были рассердиться.

- Да... но подумаешь, вы сделали ошибку, я рассердился, зачем вы извинялись?

- А почему бы нет?

- Потому что... - Он огляделся по сторонам. Эсмей только теперь осознала, как тихо вокруг, и, когда подняла глаза, заметила, что все быстро отвернулись в другую сторону. - Не здесь, сэр. Если хотите узнать...

- Хочу.

Зачем отказываться, когда человек сам хочет объясниться, а она действительно давным-давно желала узнать, почему все офицеры Флота ведут себя зачастую крайне невежливо и никогда не извиняются за недостойное поведение.

- Тогда давайте куда-нибудь уйдем отсюда. Но только без обид.

- Первый раз сожалею, что мы не дома, - сказала Эсмей. - На таком огромном корабле, кажется, должно быть место, где можно уединиться так, чтобы не вызывать двусмысленных подозрений...

- Лейтенант не будет возражать против моего предложения?

- Давайте.

- Есть Стена, - сказал он. - В саду.

- А сад не двусмысленное место? - спросила Эсмей. На Альтиплано фраза "Они в саду..." сразу вызывала определенные намеки и смешки.

- Это альпинистский тренажер. Даже если вы никогда не лазали по скалам...

- Лазала,- ответила Эсмей.- Вы хотите сказать, что здесь есть альпинистский тренажер?

- Да, сэр. К тому же сейчас в разгаре матч по парпону.

Эсмей улыбнулась и сама удивилась этому.

- Я всегда знала, что Серрано на редкость изобретательны. Ну что ж. Давайте попробуем Стену.

На Стене уже занималось много людей в соответствующем снаряжении. Эсмей с удивлением смотрела на страхующие канаты.

- Извините, - промолвил Барин. - Я думал, сейчас уже никого здесь не будет, по времени клуб скалолазов должен был уже закончить занятия, а кроме них, никто сюда и не ходит.

- Неважно,- ответила Эсмей.- Они не обращают на нас никакого внимания. - Она внимательно посмотрела на Стену. Выступы для ног и рук, которыми пользовались скалолазы, были сделаны из пе-нокерамики и крепились на стене с помощью металлических скоб. - Выглядит забавно.

- Я не очень хорошо лазаю, но мне здесь нравится. - Барин посмотрел наверх. - Один из моих Соседей помешан на скалолазании, это он привел меня сюда. Поэтому я и знаю расписание занятий.

- Поднимайтесь к нам, - крикнул кто-то сверху. Эсмей примерилась рукой к одному из выступов.

- У нас нет снаряжения, а кроме того, мы ведь разговаривали.

- Разговаривали или спорили? - спросил Барин и снова покраснел. - Извините, сэр.

- Я не обижаюсь, - ответила Эсмей. Вдоль основания стены были уложены декоративные валуны, они отделяли зону скалолазания от клумб сада. Эсмей нашла удобную нишу и присела. - Я все равно не отпущу вас, пока вы не объясните мне правил поведения во Флоте: когда принято извиняться, когда нет. И я буду вам за это премного благодарна.

- Ну, как я и говорил, то, что вы назвали оскорблением, не так уж значительно... то есть если только мы не считаемся друзьями, но тогда это переходит в область личных отношений. В вашем мире так же?

В ее мире за оскорбления, по поводу которых во Флоте никто и не думал приносить извинения, уже давно сражались бы на дуэли. Разве ее сограждане варвары?

- Нет, по-другому, - ответила Эсмей, стараясь его не обидеть. - Мы легко приносим извинения за малейшие обиды...

Он кивнул:

- Вот почему кап... некоторые считают вас неуверенными.

Эсмей не обратила внимания на заминку, хотя успела подумать, о каком же капитане идет речь. Вслух она спросила:

- Правда?

- Да... По крайней мере я такое не раз слышал. Вы извиняетесь за то, за что мы - простите, весь Флот - никогда и не подумаем извиняться, за то, что мы воспринимаем как должное. Поэтому создается впечатление, что вы не уверены в своих поступках.

Эсмей закрыла глаза. Она вспоминала годы, проведенные во Флоте начиная с подготовительной школы. Она часто ошибалась, она это знала. Она всегда поступала так, как ее учили с детства, всегда говорила правду, признавала свои ошибки, старалась не повторять одни и те же ошибки дважды, сразу же извинялась за все свои промахи. Почему они считают, что это сла-бость, неуверенность? Это желание учиться, желание узнавать новое.

- Понятно, - медленно сказала она, хотя так до конца и не поняла. - Значит... Когда вы допускаете промах, вы не извиняетесь.

- Если промах небольшой, то нет. Если вы наступите кому-нибудь на ногу, вы, конечно, скажете "простите", но не будете устраивать из этого целого представления. Естественно, человек должен отвечать за свои ошибки и исправлять их, но извинения подразумеваются сами собой.

Ничего подобного, Эсмей была в этом уверена. Никто и не думает об извинениях. Но если они хотят вести себя так, она ничего изменить не сможет.

- И если я извиняюсь, это звучит оскорбительно? - спросила она.

- Нет, нет, не оскорбительно. Но немного странно. Если человек постоянно извиняется, старшие офицеры могут начать нервничать, ведь совершенно непонятно, искренен человек или нет.

Эсмей удивилась:

- Разве извинения могут быть неискренними?

- Естественно, - ответил он. Потом снова взглянул на нее: - Но не ваши.

- Нет.- Эсмей глубоко вздохнула. У нее было такое чувство, словно она зашла в сухое речное русло и по колени увязла в песке. Она старалась не волноваться и продолжала: - В нашем... мире, когда человек извиняется, он тем самым уже признает свои ошибки. Перед тем как исправить ошибку, человек обязательно должен принести свои извинения, а потом найти способ не повторять эту же ошибку в будущем. - Почти что цитата, из "Свода обычаев и правил".- Неискреннее извинение подобно лжи.- А это уже серьезно. Она помнит, как ее учили всегда говорить правду, независимо от того, насколько эта правда может быть горькой. Ее отец никогда бы не смог извиняться неискренне.

- Потрясающе,- сказал энсин, и по его тону было ясно, что ему действительно интересно. - Все действительно по-другому.

- Я понимаю вас, - сказала Эсмей. - Для меня тоже непривычно, что я могу кого-то настроить против себя тем, что приношу извинения.

- Может, не совсем против, но вас не поймут.

- Да, конечно. Спасибо вам за информацию.

- Не нужно благодарить. - И снова взгляд ясных глаз. - Но вы и без этого не можете, так? Ведь благодарность сродни извинениям... В вашем мире столько формальностей.

- Я не считаю это формальностями.

Вовсе это не формальность, а забота о чувствах других людей, забота о том, как твои поступки отразятся на других людях. Формальности - это, например, обед в День Основателя, церемонии по поводу вручения наград, но совсем-совсем другое, когда один из близнецов пришел извиниться перед ней за то, что разбил ее лю-бимую синюю кружку.

- А мы, я имею в виду людей Флота, кажемся вам грубыми?

Нужно ли на это отвечать? Она не могла соврать, ведь он тоже был с ней предельно честен.

- Иногда, - ответила она и заставила себя улыбнуться. - Думаю, что иногда и я кажусь вам.. или им грубой.

- Не грубой,- исправил он.- Очень вежливой, слишком вежливой, даже официозной. Все говорят: она такая замечательная, такая добрая, что даже непонятно, как ей удалась сделать то, что она сделала.

Эсмей погрустнела. Неужели они действительно считают, что грубость равнозначна силе, способности убивать, и что если человек умеет говорить "спасибо", "извините" и "пожалуйста", он не может сражаться и командовать кораблем? Если бы когда-нибудь милиция Альтиплано решила сражаться, Флот бы даже не успел разобрать, кто на них напал. Гордыня - цветок из пепла. Старинная поговорка так и звучала в ушах. Горька на вкус, остра на нюх, ест глаза, но ее сдует первым же ветром с гор. Не сей гордыню, пожнешь стыд. Ей пришлось встряхнуть головой, чтобы избавиться от этого голоса.

- Я и сама не знаю, как сделала то, что сделала, а кроме того, еще натворила кучу ошибок.

- "Ошибок"! Вы остановили нашествие Доброты...

- Я была не одна.

- Нет, конечно, вы не скакали посреди звезд одна на белом коне. - Голос и вид у него были полны сарказма.

На сей раз Эсмей обиделась:

- Почему вы все так часто говорите о белом коне? Да, конечно, на Альтиплано мы много ездим верхом, но почему именно белый конь?

- Это же не о вас, - ответил он. - Не об Альтиплано. Это из сказки о Белых рыцарях, которые все скакали верхом на белых конях и совершали подвиги. Разве вы не читали?

- Нет, - сказала Эсмей. - В наших сказках говорится о Братце Ослике и Кактусовом садике. Еще о Звездном народе и Пловцах Рассвета. Единственные герои верхом на конях это Блестящая Орда.

- Действительно, вы совсем из иного мира, иной культуры. Мне казалось, что все должны знать о Белых рыцарях, а я никогда не слышал о Пловцах Рассвета, Братце Ослике или Блестящей Орде. Блестящая Орда, не предки ли Кровавой Орды?

- Нет.- Ей стало нехорошо от одной этой мысли.- Это легенда. Они были людьми, наделенными сверхчеловеческими способностями, и светились в темноте. Сами по себе, без каких-либо приборов.

Скалолазы почти спустились, и это положило конец их разговору. Эсмей подошла к ним посмотреть, каким снаряжением они пользуются. Очень похоже на то, чем пользовалась она. Ей предложили вступить в клуб скалолазов. Ей помогут, ее научат, она может начать с облегченного участка Стены.

- У меня есть небольшой опыт, - ответила она.

- Тогда тем более присоединяйтесь к нам, - сказал один из скалолазов. - Мы всегда рады новым членам, а вы скоро сможете лазить так же высоко, как и мы. - И он ткнул пальцем вверх. - Впечатлений масса, и я не знаю другого корабля, на котором было бы что-то похожее. - Он был настолько увлечен своим хобби, что был рад каждому, кто согласился бы хоть чуть-чуть оторваться от ровной поверхности пола. - Давайте попробуйте немного, а я посмотрю, как вам это удается. Пожа-а-алуйста.

Эсмей рассмеялась и стала карабкаться вверх по Стене. Она никогда не лазила так ловко и так много, как ее двоюродные братья, но умела тянуться к выступам и переносить центр тяжести, не отклоняясь от поверхности скалы. Она прошла около метра вверх, но вдруг потеряла опору и соскользнула вниз.

- Для начала прекрасно, - заметил высокий скалолаз.- Вам надо заниматься... Меня зовут Трей Сан-нин. Если вам нужно снаряжение, у нас есть лишние комплекты.

- Спасибо,- поблагодарила его Эсмей.- Может быть, действительно приду. Когда у вас занятия?

Саннин все подробно рассказал ей, потом ушел с остальными.

- И спасибо вам, - обратилась она к Барину. - Простите, что я неверно поняла вас, и на этот раз смиритесь с моими извинениями.

- С удовольствием, - ответил он. У него была прекрасная улыбка, и она чувствовала, что легко может доверять ему.

Этой ночью ее не мучили кошмары. Ей снилось, как она взбирается вверх по скалам на родном Альтиплано, а рядом с ней темноволосый молодой парень, чем-то похожий на Барина Серрано.

Глава 11

В течение последующих месяца-двух Эсмей часто разговаривала с Барином Серрано, и не только за столом во время еды. Однажды они вместе отправились на Стену, на занятия клуба, и после двух часов выматывающих и опасных тренировок она уже не стеснялась никого из товарищей, тем более Барина. Потом, во время одной из офицерских посиделок, они оказались в одном конце зала просто потому, что оба заметили, как энсин Цинтнер спрятала там поднос с самым вкусным печеньем.

Эсмей не очень задумывалась над тем, что кошмары после вечеров, проведенных с Барином и его друзьями, становились менее навязчивыми. Вместо этого она старалась сосредоточиться на тех неофициальных сторонах взаимоотношений во Флоте, которым Барин мог ее научить. Постепенно она уже перестала думать о нем как "о милом юном Серрано". Он все больше и больше становился другом, другом, которого ей так не хватало, хотя она об этом и не подозревала.

Когда он был рядом, ей было легче общаться с людьми. Она сдружилась с Цинтнер. К той всегда можно было обратиться с вопросом, если Питак давала Эсмей задание, в котором она не могла разобраться. И с лейтенантом Форрестером, который часто приходил на занятия клуба скалолазов. Он умел заразить всех своей жизнерадостностью. Она начала понимать, что не все, кто искал общения с ней, были заинтересованы в ее славе.

Она с удовольствием проводила свободное время, но в то же время ее начала мучить мысль о том, что она забросила свои обязанности и учебу. "Я все еще не могу быть настоящим помощником майору Питак, мне многому надо научиться", - призналась она однажды Барину. Она чувствовала за собой вину, когда вместо занятий шла в спортзал. Питак, казалось, довольна ее успехами, но если потребуется срочный ремонт, что конкретно сможет она сделать?

- Ты слишком строга к себе, - сказал Барин.- Я вижу это, а ведь известно, что Серрано всегда строги и к себе, и к другим... но ты переходишь все границы.

- Так нужно,- ответила она. Когда-то она обнаружила, что если сама поднимает планку достаточно высоко, то уже намного легче воспринимает критику других.

- Не настолько, - сказал он. - Ты не даешь себе проявиться в полную меру, ты могла бы гораздо больше.

Она постаралась уйти от этого разговора.

- Я могла бы гораздо больше заниматься учебой. Он слегка подтолкнул ее плечом:

- Ты нам нужна сегодня. Алана не может играть, а значит, мы остаемся без игрока.

- Хорошо.

С одной стороны, ей нравилось общаться с людьми, с другой стороны, ее что-то угнетало. Почему ей так интересны его предложения и в то же время она остается совершенно равнодушной к высокому обаятельному Форрестеру, который уже успел наговорить ей такого, чего, наверное, Барин не скажет никогда. Ей не хотелось никаких сложностей, она хотела простой дружбы. Это ее вполне устраивало.

Игра превратилась в свалку, потому что основная часть игроков проголосовала за поле переменной гравитации. Эсмей пыталась возражать, но большинство было за. Цинтнер нажала кнопки космического пульта переменной гравитации и сказала:

- Так намного интереснее. Вот увидишь.

- И будешь вся в синяках,- добавила Алана, которая судила матч.- Никогда не уговорят меня играть с переменной гравитацией. И тебе не советую, Эсмей.

- Ну, не трусь, - крикнул ей кто-то из другой команды. Эсмей пожала плечами и надела шлем и специальный щиток для глаз.

Спустя час они вышли из зала, побитые и взмокшие. Оказалось, что за игрой наблюдало много народу.

- Цыплята, - бросила Цинтнер столпившимся у высоких окон зала зрителям.

- Вам, коротышкам, намного легче, - сказал ей самый высокий игрок второй команды. - Когда у нас вся кровь устремляется к голове, у вас она не успевает даже разогнаться.

Эсмей ничего не ответила. Внутри у нее все перепуталось, она точно бы не смогла сказать, где верх, где низ. Хорошо, что она мало ела за обедом. Эсмей отказалась пойти вместе со всеми в бассейн, вместо этого приняла душ и переоделась. И почувствовала, что проголодалась. У выхода из душа Барин рассматривал распухший локоть.

- Надо проверить, что с ним, энсин, - сказала она ему. Они обнаружили, что одинаково недолюбливают врачей со всеми их проверками, и теперь подтрунивали друг над другом.

- Локоть не сломан, лейтенант,- ответил он.- Похоже, обойдется без хирургического вмешательства.

- Замечательно, тогда, может, пойдем перекусим?

- По-моему, хоть и с большим трудом, но мне удастся поднести ложку ко рту,- с улыбкой ответил он. - И вообще, виноват лейтенант Форрестер. Он бросился на мой мяч и угодил коленкой мне в локоть.

Эсмей попробовала вообразить эту сцену. В игре с переменной гравитацией любое стремительное движение могло привести к незапланированному падению и к планированию в невесомости. Такое трудно себе представить.

За едой она наконец заговорила о предыдущих встречах с его родственниками:

- Я служила на одном корабле с Херис Серрано, когда еще была энсином. Она прекрасный офицер, я ее побаивалась и уважала. Когда она попала в беду, я так разозлилась... Совершенно не представляла, чем могу ей помочь, если вообще могу.

- Я всего один раз в жизни видел ее, - ответил он. - Бабушка рассказывала мне о ней. Конечно, не все, только то, что можно. Она попросила меня передать ей записку, не хотела, чтобы этим занимался кто-либо посторонний. Мы даже не знали, кому повезет ее найти. Повезло мне.- По его тону было ясно, что сам он удачей это не считал.

- Разве она тебе не понравилась?

- Понравилась! - (Она опять не поняла его интонации.) Он продолжал уже спокойнее: - Дело не в "нравится-не нравится". Я-то привык к Серрано, я сам Серрано. Окружающие очень похоже воспринимают всех нас. Нас всегда обвиняют в том, что мы высокомерны, даже когда это не так. Но она... Она больше всех остальных похожа на бабушку. - Он улыбнулся. - Она угостила меня обедом. Сначала, когда она меня увидела, то страшно рассердилась, а потом угостила меня этим обедом, очень дорогим, ну и потом ведь всем известно, как она вела себя при Ксавье.

- Но вы с ней в результате подружились?

- Сомневаюсь. - И он уткнулся взглядом в тарелку. - Сомневаюсь, что она теперь вообще дружит с кем-либо из Серрано, хотя я слышал, что она снова общается с родителями.

- А разве раньше не общалась?

- Нет. Все так запутано... По словам бабушки, она рассчитывала на их помощь, когда ей угрожал Лепеску, а они ей не помогли, после этого она подала в отставку. И тогда бабушка приказала всем оставить ее в покое.

- А я думала, она таким образом просто скрылась ото всех.

- И это, конечно, тоже, но не знаю точно. Бабушка говорит, что меня это не касается, чтобы я не совал нос не в свое дело и держал язык за зубами.

Такое Эсмей легко могла себе представить. Странно, что он нарушил запрет. У нее тоже есть свои собственные запреты, и она их нарушать не собирается, даже ради друга.

- Конечно, я видела ее после Ксавье, но только мельком, - сказала Эсмей. Перед началом следствия, когда она еще была уверена, что ее выгонят из Флота, она всегда находила поддержку, представляя темные глаза капитана Серрано. Она готова была на все, что угодно, чтобы хоть еще раз заслужить подобный взгляд. - Они говорили мне, что по особым соображениям нам не разрешают встречаться. - И она постаралась перевести разговор на менее опасную тему.

Спустя несколько дней Барин спросил ее про Аль-типлано, и она принялась рассказывать ему о бескрайних степях, поросших травой, о горных вершинах, о родовой эстансии, о старинном каменном городе, даже о витражном окне, которое так любила девочкой.

- Кто представляет вас в Совете? - спросил Барин.

- Никто. У нас нет прямого представителя.

- Почему?

- Основатель умер. И вся Династия, которой мы служили. Считается, что с Династией погибла большая часть местной милиции. Кое-кто говорит подругому: у Альтиплано нет прямого представителя, потому что тогда на самом деле был мятеж и теперь Династии наказывают нашу планету.

- А что говорит твоя бабушка?

- Моя бабушка) - Почему он считает, что бабушкино мнение должно иметь значение... ах, ну да, ведь его бабушка не кто иной, как адмирал Серрано. - Папаша Стефан говорит, что это наглая ложь, что у Альтиплано обязательно должен быть свой представитель, а может, даже и четыре. - Она заметила его удивленный взгляд и объяснила: - На Альтиплано все не так, как во Флоте... даже если дело касается военных. У мужчин и женщин разные функции. Большинство военных и старших командиров мужчины. Женщины управляют хозяйством на эстансиях и большинством государственных учреждений, которые напрямую не связаны с военным ведомством.

- Странно, - заметил Барин. - А почему так? Ей не хотелось об этом думать, а тем более говорить.

- Все это тянется из глубины веков, - сказала она, давая понять, что разговор на эту тему окончен. - И вообще, это же Альтиплано.

- И поэтому ты уехала? Ты говорила, что твой отец командующий сектором? А ты не могла пойти на военную службу?

Она покрылась испариной.

- Не совсем так. Послушай, мне не хочется об этом говорить.

Он развел руками:

- Хорошо. Я ничего не спрашивал, ты не расстраивалась, мы снова можем вернуться к моим родственникам.

Она кивнула и ткнула вилкой в кусок на тарелке, хотя ничего толком не различала. А он принялся рассказывать о своей двоюродной сестре Эссер, которая всегда причиняла ему массу хлопот во время долгих каникул дома. Эсмей не знала, правду он говорит или выдумывает, но какое это имело значение. Он ради нее старался быть вежливым, а она из-за этого чувствовала себя крайне неловко.

Этой ночью ей снова снились кошмары, как в самые плохие времена. Она проснулась в поту: ей привиделась битва на "Деспайте", а потом она снова оказалась испуганной маленькой девочкой, которая изо всех сил пыталась отбиться от напавшего на нее человека... А потом весь ужас, через который она прошла в больнице. Кошмар за кошмаром, огонь, дым, боль - и голоса, голоса, которые говорили ей, что все в порядке, а она в это время извивалась от боли. Наконец она поняла, что выспаться ей не удастся, и включила в каюте свет. Так больше продолжаться не может. Она должна положить этому конец. Ей надо каким-то образом избавиться от этого безумия.

Первой мыслью было самое очевидное - обратиться к врачам. Но она тут же отказалась от этого. В ее деле и так уже много сомнительного: следственная комиссия, военный трибунал, эта несусветная награда Альтиплано... Если еще ко всему прибавится наблюдение у психиатров, то ей никогда не добиться того, чего она хочет.

А чего она хочет? Она никогда раньше так прямо себя не спрашивала, и вот ночью попробовала понять. Она хочет... Раньше она бы сказала - безопасности. Безопасности, защиты от прошлого. Такую защиту мог предоставить ей Флот. Но тот человек мертв, ложь вышла наружу". В этом смысле ей ничто не грозит. Чего же она действительно хочет?

В голове проносились обрывочные мысли и картинки, короткие и яркие, совсем как обрывки травмированной памяти. Вот она на мостике "Деспайта" и приказывает возвращаться назад, к системе Ксавье... Вот она отдает приказ открыть огонь, и огромный вражеский крейсер взрывается прямо перед глазами. Уважение на лицах слушателей на лекции, когда даже адмиралы, даже капитан, несмотря на его отношение к ней, восхищались тем, как она все им изложила. Даже восхищение младших офицеров, хоть ей самой и претило, что ей это нравится. Новые друзья, эта дружба с Барином, еще такая неокрепшая, как молодые растеньица весной.

Она хотела этого, хотела, чтобы такие моменты повторялись, чтобы их было больше. Хотела командовать, управлять, исправлять зло. Хотела выявить те таланты, которые, как ей казалось, у нее есть. Хотела, чтобы ее ценили сверстники и товарищи, хотела дружить, хотела жить.

Критическая сторона ума едко напомнила ей, что подобных моментов вряд ли будет много, если только она будет продолжать работу в техническом отделе и все время служить на кораблях, управлять которыми будут предатели или некомпетентные капитаны. Она вовсе не блистала в технике, как некоторые другие.

Она много занималась, неплохо разбиралась в том, что от нее требовалось... Но не больше.

Ты слишком строга к себе. Недостаточно строга. Жизнь может быть куда жестче, нужно самой опережать ее. Ты не даешь себе проявиться полностью. А что, по его мнению, значит "полностью"? Что хотел сказать этим энсин Серрано? Он совсем юн, этот мальчик Серрано. Значит... он считает, что она не дает себе проявиться. Если бы он только знал. Если, если, если...

Теперь после стольких лет в технических группах она уже не может переспециализироваться. Она и не хочет учиться на капитана. Не хочет? Она терпеть не могла сражений, с самой первой минуты мятежа и до последнего удачного выстрела все это было просто отвратительно. Она постаралась подавить чувство, которое у нее сопутствовало страху, болезненное отвращение ко всей этой бессмыслице...

Кто вообще знает, что в такие минуты чувствуют люди? Вероятно, она сможет сама стать инструктором, она знала, что умеет преподнести другим даже самый сложный материал. Инструктор по истории тогда так прямо ей и сказал. Почему она отказалась от того предложения? Мысли ее метались, как рыба на крючке, она не могла уйти от болезненной реальности, на которую так глупо, так слепо попалась. И впрямь как рыба... она, которой предначертано плавать свободной. Но где?

На следующее утро она выглядела такой усталой, что это заметила даже майор Питак.

- Поздно легли, Суиза?

- Нет, просто снились плохие сны, майор. - Она постаралась закончить разговор, но не резко. Питак долго смотрела на нее.

- У многих людей, побывавших в сражении, случаются особые сны, вы ведь знаете. Никто вас не будет презирать, если вы попробуете пройти сеанс терапии в медчасти.

- Со мной все будет в порядке, - быстро ответила она. - Сэр.

Питак все смотрела на нее, и Эсмей почувствовала, как краснеет.

- Если станет хуже, сэр, я вспомню ваш совет.