Чтение 13–й страницы книги ~Зимний Туман

25. ЗЕМЛЯК С БОЛЬШОЙ ПОДЬЯЧЕСКОЙ

Вся одежда Гончара была изодрана в клочья. Ему пришлось голым идти с казаками до того места в лесу, где они оставили лошадей. А там он переоделся в шаровары и черную гимнастерку.

- Это выходной мундир, - говорил Домбровский, помогая Степану застегнуть пуговицы на манжетах. - Мне он понадобился только раз, когда являлся с докладом к нашему консулу. Вот и снова пригодился.

- Зачем же таскать с собой парадку? - удивился Гончар. - Не могли оставить в обозе?

- Всего не предусмотришь. Если б вас не было с нами, на переговоры с индейцами пошел бы я. При полном параде. На них это действует. Проверено.

Затянув кожаный пояс и пропустив под погонами ремешки портупеи, Гончар обнаружил, что такая сбруя весьма удобна. Одну кобуру он повесил слева, другую - справа, сзади, чтобы не мешала в седле.

- Мы не нашли вашу шляпу. - Домбровский подал ему фуражку с металлическим козырьком. - Наденьте. На околыше есть ремешок, можете его опустить.

- Вы офицер? - Степан ощупал погоны на плечах.

- Разжалован в урядники. А вы, позвольте спросить?

- Нет, я абсолютно гражданский человек.

- Знаю, знаю, - усмехнулся Домбровский. - Вы торгуете обувью.

К Степану подвели его вороного. Конь был почти неразличим в темноте, только белая звездочка виднелась между блестящими глазами. Холодный мокрый нос коснулся щеки Степана, и вороной замер, положив голову к нему на плечо.

- Соскучился? - Он погладил тугую шею и поймал ногой стремя. - Мне без тебя было плохо. Очень плохо.

- Могло быть хуже, - сказал Домбровский. - Хорошо, что они не стали следить за нами. Наверно, решили, что мы ускакали за подмогой.

- Я тоже так решил, - признался Степан. - Да так и надо было сделать. Зря вы рисковали.

- Это они рисковали, оставив нас за спиной. И просчитались.

- Почикали как цыплят, никто и не пикнул, - хохотнул молодой казак, подведший коня.

- Рано радуешься, Кунцев, - осадил казака Домбровский. - Унести бы ноги, пока не рассвело.

- На конь! - вполголоса скомандовал князь, и в темноте заскрипели седла, забренчала сбруя, захрипели лошади, переступая под седоками.

Отряд ходкой рысью двинулся к выходу из ущелья.

Степана то трясло, как в лихорадке, то вдруг его сковывала судорога, да так, что он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Он удивлялся тому, что не ощущал боли. На спине, наверное, не осталось живого места. А ведь несколько ударов достались и ребрам, и плечам. Но боли не было. Зато было странное чувство - будто с каждой секундой с него постепенно спадают тугие повязки, которыми было спеленуто все тело.

Выбравшись на дорогу, казаки стали, и Домбровский с князем принялись, задрав голову, рассматривать небо, чтобы сориентироваться по звездам.

- Не лучше ли нам остановиться? - сказал Салтыков. - Не верится мне, что они осмелятся выслать за нами погоню, да еще ночью. С нами к тому же раненый, ему бы сейчас отлежаться...\- Дорога ведет на юго-запад. Двинемся по ней, - решительно заявил Домбровский. - К раненому приставим двоих. Поддержат, если что. На рассвете станем в хорошем месте, передохнем, осмотримся. Вперед, князь?

- Вперед, - неохотно скомандовал Салтыков.

Гончара укачало в седле, и он задремал, склонив подбородок к груди. Рядом шумно дышали казачьи лошади. Мягкий топот копыт, скрип седла, переливы цикад - сколько ночей провел Степан под эту вечную музыку степных дорог...

Когда он проснулся, в сером небе над холмами уже протянулись огненные полосы рассвета. Кони шли шагом, и попутчики Гончара еще спали, скрестив руки на передней луке и безвольно раскачиваясь в седле.

Он проехал в голову колонны, догнав князя.

- Я даже не успел вас поблагодарить, - начал Степан.

- Не стоит.

- Кажется, я должен объясниться.

- Ничего вы не должны. - Салтыков выбил трубку о каблук и спрятал ее в карман. - Просто скажите, как вас теперь называть. Хотите остаться Такером - Бога ради, оставайтесь.

- Мое имя - Степан Гончар. Я русский. Из Петербурга. Попал в Америку четыре года назад. Вот и все, что я могу о себе рассказать. Теперь о деле. Дочь профессора Фарбера никто не похищал. Она сама уехала с моими друзьями, шайенами, чтобы помочь мне, когда я лежал раненый в индейском поселке. На обратном пути, видимо, шайены, которые ее провожали, наткнулись на карателей. Сейчас Мелиссу прячут где-то в горах. Я примерно знаю где. Туда и отправлюсь. Один. Меня они знают, а вас - нет. И любой отряд, который приблизится к ним, заставит их сменить укрытие.

- Коротко и ясно, - проговорил Салтыков. - Вы инженер? Впрочем, неважно. Наверно, любой русский человек, прожив четыре года среди американцев, начинает выражаться коротко и ясно. Воля ваша, отправляйтесь, куда считаете нужным. Если здоровье позволит. Но я бы все-таки хотел вам помочь. Земляки тут встречаются не так часто. Где вы жили в Петербурге?

- Угол Садовой и Гороховой.

- Так мы еще и соседи. Мой петербуржский дом - на Большой Подьяческой. Правда, я давненько там не был. Уже и забыл, каково это - жить в большом городе.

- Из-за экспедиции?

- О, из-за сотни различных обстоятельств. Я покинул столицу в семьдесят втором году, когда перевелся в Амурское казачье войско. И с тех пор не бывал в городах крупнее, скажем, Хабаровска или Николаевска.

Князь придержал коня.

- Как вам нравится это место? Остановимся здесь?

- Можно и здесь. Только я...\- Ну уж нет, - перебил его Салтыков. - Воля ваша, можете путешествовать в гордом одиночестве. Но сначала надо осмотреть ваши раны, наложить повязки. Да и подкрепиться перед дорогой не помешает.

Пока Домбровский осматривал и смазывал жгучей жидкостью спину Гончара, казаки сгрудились вокруг, обсуждая картину, представшую их взору.

- Эк расписало-то! Чистый ковер!

- Да, брат, наградил тебя Бог дубленой шкурой. Молотили от души. У любого бы кожа до кости полопалась, а тут, глянь, только ссадины остались!

- Палкой кожу не порвешь, шомполами надо было.

- Да сквозь строй, чтобы без роздыху.

- Ну, знатоки, - протянул Домбровский. - Когда сами копченым попадетесь, тогда и учите их. Будут вам и шомпола, и сквозь строй, и розга, и шпицрутен.

- Налюбовались? - Гончар повернулся к казакам. - Могу одеваться?

Казаки, посмеиваясь, разошлись. Он снова натянул гимнастерку на голое тело и поежился.

- Что, жжется? - Домбровский заткнул фляжку. - Ничего. Рану водкой не испортишь. А где это вас так разрисовали? Видел я в Нерчинске одного морячка. Над его спиной, как он рассказывал, дикари трудились два дня, не смыкая глаз. Он, бедолага, извелся весь, пытаясь разглядеть рисунок.

Гончар не удержался от вопроса:

- В Нерчинске? Что вы там делали?

Для него это название всегда было каким-то образом связано с каторгой. Нерчинский рудник. В горах Акатуя. Бродяга Байкал переехал...\- Был проездом. А что?

- Ничего. Просто всегда немного завидую людям, которые побывали там, где не бывал я. Даже если речь идет о каторге.

Домбровский спрятал фляжку в подсумок, отстегнул от седла скатанное одеяло и расстелил его на траве.

- Надо отлежаться, - сказал он, садясь и стягивая сапоги. - Хотя бы часок. И вам рекомендую настоятельно. Переход будет долгим. А что до каторги... Я, милостивый государь, прошел всю Российскую империю, от Польши до Аляски. Как говорится, повидал свет. И что же? Всюду, если разобраться, одно и то же. Нерчинск. Всюду - Нерчинск. Всюду - божественные красоты природы. И человеческое ничтожество. Тупость начальства и подлость раба. Всюду Нерчинск.

Домбровский сладко зевнул и растянулся на одеяле.

- Не теряйте время, Такер. Поваляйтесь на травке, пока судьба дарит вам такую возможность. Через час - завтрак, а потом снова - по коням, и вперед.

Он сложил руки под головой, закрыл глаза и через минуту уже безмятежно посапывал, погрузившись в глубокий сон.

Князь Салтыков присел рядом, вытирая полотенцем мокрое лицо и шею.

- Не хотите искупаться в речке? Вода мутная, но все же - вода.

Степана тянуло прилечь, подобно Домбровскому, но он не мог этого сделать из-за горящей спины. "Не надо было ничем мазать, - с досадой подумал он. - Все бы зажило само собой. От лечения только мучения". Усмехнувшись невольной рифме, он, кряхтя и поеживаясь, все-таки устроился на траве - полулежа, подперев голову кулаком.

- Вот так всю жизнь, - философски заметил Салтыков. - То бешеная скачка, то сон под открытым небом. И нескончаемая дорога. А знаете, ведь я сразу заподозрил в вас соотечественника.

- Чем же я себя выдал? Произношением?

- Отчасти. Впрочем, тут все говорят на каком-то дикарском наречии. Колониальный диалект великого английского языка.

- Кстати, вы-то как раз этим не страдаете. Даже странно. Я всегда думал, что у русских аристократов родной язык - французский.

- Ну, батенька, это вы сочинений графа Толстого начитались. Ныне на французском обожают изъясняться новые русские классы - купечество да промышленники. А высшее общество излечилось от галломании аккурат в двенадцатом году. Точнее сказать, в пятнадцатом, после экскурсии в Париж. Как увидели своими глазами все прелести республиканской Франции. Нет, с тех пор главный язык Европы - английский. И Европы, и всего мира.

- И все-таки чем же я себя выдал?

- Да ничем. Но лицо... Мы с Домбровским сразу вспомнили недавнюю историю в Николаевске. Она прогремела как раз накануне нашего отплытия. Из Петербурга пришла депеша с приказом задержать одного вполне благопристойного господина. Да опоздала, он уже отбыл за океан. Оказалось, беглый кассир. Его портрет три дня украшал все газеты Амурского края.

- Что, он так похож на меня?

- Сходство поразительное. Но только внешнее. Ведь вы живете в глуши. А беглые кассиры оседают в больших городах. Потому что только там они могут тратить краденые деньги. Скоро Америка станет самой богатой страной мира. Потому что все воры бегут сюда.

- Ну, не только воры, - возразил Гончар.

- Если вы о политических, то они, на мой взгляд, не слишком сильно отличаются от беглых кассиров. Надеюсь, вы не из этой братии?

- Нет, я от политики далек. Но вы, князь, все-таки напрасно так оцениваете эмигрантов. Многим действительно трудно найти место на родине. Вот вы, к примеру, собираетесь поселить тут простых русских крестьян.

- Собираемся. Но обратите внимание, собираемся именно поселить. Сами-то они сюда не поедут. По своей воле в Америку стремятся те, кому в Старом Свете не дают развернуться.

- Мне показалось, что вы и сами не прочь остаться здесь, - осторожно заметил Степан.

- Остаться здесь? Но зачем? В мире еще столько непройденных дорог. Пока могу держаться в седле, не собираюсь останавливаться.

- Вы очень похожи на вашего друга. Мы с ним только что говорили как раз о непройденных дорогах.

- Я похож на Мишку? - Князь рассмеялся. - Что делать, скоро три года, как мы едим из одного котелка. К тому же у нас общие корни. Обратите внимание, как он сложил платье, прежде чем прилечь на минутку.

Гончар и сам заметил, что сапоги Домбровского стояли по стойке смирно. Гладко расправленные портянки свисали с них, не доходя до земли ровно один сантиметр с каждой стороны. Дорожный плащ был сложен в идеально ровный квадрат, воротник застегнут, а шейный платок свернут аккуратным фунтиком и поставлен как раз внутрь воротника.

- Мой старшина был бы в восторге, - сказал он. - Отличная выучка.

- Да, кадетские привычки неискоренимы, - согласился князь. - Я был отдан в Пажеский корпус, а Мишка попал в орловский кадетский. Дети офицеров, сами знаете, не могут выбрать себе иную жизненную стезю, кроме военной службы.

- Служба бывает разная, - заметил Степан. - Вам, князь, грех жаловаться на судьбу. Могли бы сейчас торчать в каком-нибудь Урюпинском гарнизоне...

- Я и не жалуюсь. А Домбровский - он вообще счастлив. Он не успел вам рассказать, как очутился в экспедиции? Вижу, что не успел. А история крайне поучительная. В молодости все мы состояли в неких обществах. Назовем их кружками любителей общественного переустройства. Читали французских и английских мудрецов, обсуждали прожекты...\- Тайное общество?

- Пустопорожняя говорильня, сопровождаемая сжиганием фунтов табака и поглощением ведер крепчайшего чая. По счастью, вовремя образумились оба. И отошли от болтунов. Я отправился на Амур, а Мишка служил в гвардии. Дрался на дуэли, был разжалован, изгнан из столиц. Служил по исправительному ведомству. И надо же было ему, сопровождая высочайшую инспекцию, встретить за Байкалом одного из прежних собеседников! Тот уже отбывал честно заработанное наказание, и Домбровский не преминул с ним возобновить отношения. Уж не знаю, долго ли эти отношения длились и сколько табаку было воскурено на этот раз. Но, когда инспекция добралась до Амура, одновременно с ней нас достигло секретное сообщение. О дерзком побеге государственного преступника. Да-да, того самого, из наших говорунов. Мишка божился, что он тут ни сном ни духом. Но прошло время, и говорун всплыл в Лондоне. И не просто всплыл, а на страницах либеральной прессы поведал миру о своем героическом побеге. Коему, между прочим, немало способствовал некий гвардейский офицер, распропагандированный нашим героем. Каково?

Гончар пожал плечами:

- Меня в этой истории удивляет только одно. Откуда на Амуре могли появиться лондонские газеты?

- Что же здесь удивительного? А откуда в Москве появляются швейцарские устрицы? Мы живем на пороге двадцатого века. Границы рухнули, расстояния сжались. Мог ли мой дед вообразить, что я буду беседовать с соотечественником в горах Колорадо, на обратной стороне Земли? Так или иначе, весть о побеге государственного преступника достигла тех, кто обязан принимать меры. И меры последовали. Мишку моментально выперли из гвардии и урядником перевели в казачье войско.

- Урядник - это понижение?

- Более чем, - усмехнулся князь. - По счастью, никто не помешал мне живо зачислить его к себе в команду. Мы отбыли за океан и оставили с носом всех наших недоброжелателей. Полагаю, разжалованием бы дело не кончилось. У нас уже научились делать карьеру на разоблачении политических противников. А Домбровский - блестящая кандидатура на такую роль. Одно польское происхождение чего стоит. Поляки - известные бунтари. Жандармы копнули бы до седьмого колена и обязательно бы нашли, что еще Мишкины предки только и думали, как бы подорвать столпы Российского государства.

- А чего его подрывать? Само рухнет, - не открывая глаз, пробормотал Домбровский. - Господа, дайте поспать!

26. СЛУШАЮСЬ, ВАШЕ БЛАГОРОДИЕ!

Они едва успели пообедать, когда с соседнего холма донесся протяжный свист.

- Кого еще несет? - вскинулся Домбровский.

Казаки живо порасхватали винтовки, сложенные пирамидой, и рассыпались, залегая в высокой траве.

Салтыков тоже встал, надевая шляпу, и коротко бросил Степану:

- К лошадям. Там один Кунцев остался, прикроете нас с реки.

Домбровский поднял бинокль, глядя на вершину холма, где скрывался караульный.

- Пятеро, - проговорил он, словно читая невидимое послание. - Пятеро конных. Свернули с дороги в нашу сторону. Ага, показывает, что военные. Отбой, ребята. Это свои.

- Свои-то свои, но вы все же побудьте пока с лошадьми, - сказал князь Гончару.

Спустившись к реке, Степан увидел, что карауливший лошадей казак тоже принял меры предосторожности. Он сидел в камышах у самой воды, удобно пристроив ствол винтовки в ложбинке мшистого валуна.

- Кого там Лукашка углядел? - негромко спросил Кунцев, из-под руки осматривая берег. - Вот черт глазастый, не дал подремать.

- Солдаты к нам едут. - Гончар устроился рядом с ним, набивая патронами магазин винчестера. - Наверно, заметили дым.

- Иные солдаты хуже басурман. Много их?

- Пятеро.

- Разъезд, - понимающе кивнул Кунцев. - Через час жди остальных. Ну, с солдатами пущай их превосходительства разговоры разговаривают. Ты, браток, тут посиди. А я к Цыгану сбегаю. Не ровен час, выступать, а я ему подпругу отпустил. Пущай, думаю, отдохнет коняка, а тут такое дело. Вот так, бывает, на привале отпустит человек подпругу, разнуздает коня, а тут тревога, марш-марш. Ты ногу в стремя - а седло под брюхо. И пропал человек. Так я сбегаю?

- Давай, мог бы и не отпрашиваться.

Кунцев смущенно улыбнулся и потер нос:

- Да кто тебя знает. Бывает, с виду человек как человек, а на поверку - начальство.

- Нет, я человек, не начальство.

- А с князем-то наравне держишься.

- Я со всеми наравне держусь.

- Оно и верно. Наш-то такой же, вроде тебя. Простой. Руки на казака не поднимет. Только глянет по-своему или обложит худым словом. Ежели узнает, что я Цыгана разнуздал...

- Не узнает, - успокоил его Степан.

Вернувшись от лошадей, Кунцев принялся обламывать камыш и устилать стеблями песок вокруг себя. Скоро он смог вольготно раскинуться на мягкой подстилке, а Гончар так и остался сидеть на корточках, укрываясь за валуном. Когда же на берегу показался Домбровский и жестом поманил их к себе, казак огорченно вздохнул:

- Эх, такую позицию оставлять! Только-только по-людски устроились оборону держать!

- Кунцев! - прокричал Домбровский издалека. - Подтянуть подпруги! Знаю я тебя! Выходим через пять минут! Гончар, воды принесите, костер залить!

Он нашел под седельной сумкой скатанное брезентовое ведро и наполнил его водой. Поднимаясь по берегу, Степан продирался сквозь кусты и слышал, как Салтыков разговаривает с кем-то по-английски. На этот раз речь князя была проста и по-военному лаконична.

- Семь миль на запад? Ясно. Ведут залповый огонь? Сколько их? По дыму нельзя было сосчитать? Ясно. Мои люди зайдут с северной стороны, ваши - с восточной. Станете за укрытиями. Ждите моей команды.

Ответных реплик не было слышно, и Гончару на миг показалось, что Салтыков говорит по рации. Наваждение прошло, как только он увидел собеседника князя. Это был сержант-кавалерист с землистым лицом и свисавшими из-под шляпы длинными волосами, серыми от пыли. Непрестанно оглядываясь, он что-то говорил, прикрывая рот ладонью, словно боялся, что его подслушают.

- Нет, так не пойдет, - возразил князь на неслышные слова сержанта. - Никаких засад. Нет-нет. Если они попытаются бежать, вы можете преследовать их, но не стреляйте вдогонку. Пуля не различает, кто преступник, а кто жертва.

Степан залил водой остатки костра. Князь, проходя мимо него, сказал по-русски:

- Как там Кунцев? Не спал? Водится за ним такой грешок - вздремнуть на часах.

- Никак нет, ваша светлость! - Степан шутливо вытянулся и щелкнул каблуками.

Салтыков повернулся к сержанту и снова перешел на английский:

- Уверен, что ваш полковник распорядился бы так же, как и я. В любом случае нам следует его дождаться, прежде чем что-то предпринимать.

- Да, сэр, - оглядываясь, произнес сержант. - Нам следует действовать очень осторожно.

Он побежал к своим солдатам, звеня шпорами и бряцая саблей, болтавшейся на боку.

- Как мне удалась роль казака? - спросил Гончар.

- Неплохо. Только не надо вытягиваться во фрунт. Мы не на плацу. - Князь проводил взглядом удаляющегося сержанта: - А у нас добрые вести. Хотя, как знать, может быть, не такие они и добрые. Кавалеристы вышли на след вашей девушки. Сейчас она находится в деревне, в семи милях отсюда.

"Она здесь, рядом! - Степан медленно втянул воздух, пытаясь унять волнение. - Семь миль, рукой подать! Но как она здесь оказалась? Как Майвиса занесло в долину? Здесь же негде укрыться! На что он рассчитывал?" - Индейцы отстреливаются, - продолжал князь. - Туда сейчас движется кавалерия. Солдаты настроены серьезно, готовятся к штурму. Рассчитывают разбомбить деревню из пушек.

- Я должен быть там раньше, чем они. - Гончар расстегнул стоячий воротник, который больно врезался в горло. - Вы сможете задержать карателей под каким-нибудь благовидным предлогом?

- Они и сами не горят желанием лезть под пули. Задержу. Вы уверены, что справитесь один?

- Только один. По-другому не получится.

Отряд мчал напрямик через холмы, следуя за пятеркой кавалеристов. Неожиданно перед глазами Гончара посреди дикой степи развернулось гладкое серебристо-зеленое поле. Солдаты скакали по нему, поднимаясь по пологому склону, а казаки вдруг сбавили ход, и кто-то возмущенно выкрикнул:

- Куда, мать вашу? Хлеба топтать?

- Ты смотри, пашенка, - изумленно проговорил Кунцев, державшийся рядом со Степаном. - Кто ж это тут хозяйничает? А говорили, голое место.

- Гляньте, мужики, как борозда-то идет!

- Поперек склона. Вот дурачье-то. Вверх-вниз небось пахать-то легче!

- Не скажи. Видать, места тут засушливые, вот они такой-то бороздой воду-то и ловят, чтоб она не скатывалась почем зря.

- Смотри, межа-то, межа какая широкая.

- А чего тесниться, места много. Эх, и отхватил же кто-то себе землицы.