Чтение 13–й страницы книги ~Ричард Длинные Руки

- Видимо, у вас просто больше сил, если вы сумели освоить и такие дисциплины. Возможно, вы умеете пользоваться еще и вашим молотом, который с вами неразлучен...

Пахнуло холодком тревоги, я ответил сдержанно:

- Возможно.

- У него коротковата ручка, - заметил он.

- Это просто память, - ответил я. Он вскинул брови в немом вопросе, я пояснил: - Память о наших предках, что переходит из рода в род. Вот сейчас досталась мне. Как сувенир.

Он некоторое время ехал молча, затем обронил вполголоса:

- Сэр Ричард, совершенно случайно я один из немногих на земле, кто видел изображение такого молота в древнейших книгах. Я тогда был ребенком и часто играл в библиотеке нашего придворного мага. У него была одна стариннейшая книга, которую он очень ценил. Знаете, что в детстве запомнится, ничем не сотрешь... И сейчас как будто вижу странные руны на молоте... Вы уверены, что не прикидываетесь простолюдином?

Я засмеялся.

- Сэр Эбергард, давайте оставим этот разговор. В моем королевстве, как вы видите, и рыцарей воспитывают иначе, и понятия о простолюдинстве несколько иные!

Он сдвинул плечи, но ничем больше не выразил отношения к моему увиливанию, а через минуту заметил:

- Кони идут хорошо, а местность здесь ровная. К тому же полнолуние. Полагаю, можно ехать не останавливаясь. На отдых остановимся, когда больше сил не останется.

Я спросил коротко:

- Опасаетесь?

- Да, - ответил он просто. - Сто всадников, в сутках пути... Если будут гнать коней, как гнали предыдущие, то к утру могут обрушиться на наш лагерь. Конечно, если они будут гнать всю ночь, а мы разляжемся на отдыхе, не нуждаясь в нем... остро.

Я кивнул.

- Понимаю, сэр Эбергард. Так гибли и прославленные полководцы, которые из жалости давали отдохнуть усталым бойцам. А потом тонули при отступлении, кто в Иртыше, кто в Урале... Будем ехать!

Глава 14

Усталые рыцари рассуждали на все лады, как доберутся до постоялого двора и, наконец-то нажравшись горячего, завалятся в теплые чистые постели. Кто-то свернул разговор на аппетитных служанок, таких же лакомых, как молодые цыплята на вертелах, разговор оживился, пошли смешки.

Сэр Смит наклонился с огромного коня и шлепнул Кадфаэля по спине.

- Еще не передумал оставаться в монахах? Только кивни, возьму оруженосцем!

Дилан захохотал:

- И в первой же гостинице расстанешься с целибатом!

Кадфаэль стыдливо отвернулся. Сэр Смит захохотал:

- А что я вам расскажу!.. Умер папа римский и попал в рай. Ну, к такому человеку и отношение особое, сам Господь спрашивает, не желает ли чего, а папа и говорит, что хотелось бы прочесть самый первый вариант Библии, а то до его времени дошли только копии копий, где масса ошибок, искажений и позднейших вставок... Его тут же отвели в райскую библиотеку, а через часок оттуда плач, крики, стенания. Спрашивают, в чем дело, а папа отвечает со слезами в голосе: "В оригинале - ни слова о безбрачии!"

Кадфаэль смолчал, сэр Смит повернулся ко мне.

- Не правда ли, он многое теряет?

- Наверное, - согласился я. - Вообще-то знаю такую ветвь христианства, где безбрачия нет. Там священники имеют жен, коров, коз, свиней и овец, двор полон кур и гусей. У таких пастырей головы забиты домашними проблемами: как удачно выдать замуж дочку, как не пускать сына по кабакам, отвадить кузнеца ходить к его жене, самому сходить к жене дьячка...

На лице Кадфаэля проступила неуверенная благодарность, а рыцари, как ни странно, притихли и вроде бы даже задумались.

Солнце опустилось и выглядывает из-за крон, даже сквозь них, из-за чего весь лес стал оранжевым. Даже толстые, потрескавшиеся от старости стволы покраснели, а земля под ногами стала темно-багровой. Я посматривал по сторонам, дивясь чуду преображения в единый миг из буйного зеленого рая, шумного и стрекочущего, в это тяжелое умиротворение. Листья разом перестали шелестеть, ибо целиком из золота, не пошелестишь, птицы послушно укладываются в гнезда с этим последним лучом, что сейчас скользит вверх по стволам деревьев, в последний раз вспыхивают верхушки, особенно ярко в быстро темнеющем мире, и все разом погружается в ночь для леса. Это для нас еще сумерки, а для птиц - темная ночь.

Пес выбежал с перемазанным яичным желтком носом, облизался смачно, пересчитал нас, как овец, и снова нырнул в чащу.

Ночь наступает издалека непривычно тихая, темно-лиловый купол выгнулся, как свод исполинского храма. Зажглись первые звезды, в сердце торкнулось чем-то знакомым. Не в расположении звезд, конечно, я не степняк, чтобы запоминать, какие они и где, в самой конструкции: свод, звезды... Как-то в детстве, прячась от дождя, забежали в церковь. Помню, как поразил этот исполинский свод с нарисованными звездами и летающими ангелами. Тогда долго не мог понять нелепости и цели этой гигантской конструкции, ведь все здания понятно для чего, а для чего церковь? И вот теперь вижу над головой тот же свод, те же звезды...

И я - так и не покинувший эту вселенскую церковь, все еще отыскивающий свой путь, как отыскивает ее всю жизнь любой человек.

Простучали копыта, сэр Смит крикнул несколько громче, чем обычно:

- Сэр Ричард, что-то слишком тихо!

- Да, - согласился я довольно, потом сознание зацепилось за "слишком". - А что тревожит?

- Хотя бы кузнечики кричали, - сказал он нервно. - Трава вон какая. И время для их песен.

Далеко на горизонте вспыхнули багровым огнем горные вершины, раскалились до вишневого цвета, затем разом погасли. Небо стало совсем темным, а звезд высыпала масса, заливая землю чистым призрачным светом. Воздух стал прохладным, слышнее ароматы трав, земли.

Глаза давно привыкли к слабому свету, мы едем мерным шагом и даже не переговариваемся, каждый думает о своем. А когда из-за темного края земли поднялась огромная луна и наполнила затихший мир своим холодным светом, стало не просто светло, а даже очень светло. Далеко справа проплыла крохотная деревушка. Дымки поднимаются из печных труб строго вертикально, из-за чего домики кажутся привязанными за веревочки к небу.

На охоту вышли ночные звери, брат Кадфаэль почти непрерывно читал молитвы. Я сам видел дважды, как бегущая в нашу сторону стая громадных степных волков вдруг вспыхнула в чистом свете и сгинула без следа. Даже запахом серным или смоляным не повеяло, что значит - существа не адовы, просто местная нечисть на охоте.

Гибла и совсем мелкая нежить, что вряд ли причинила бы нам вред: вспыхивали под конскими копытами мелкие искорки, исчезали призрачные насекомые, в то время как муравьи продолжали усердно таскать гусениц. Их никто не решался копировать, явно такое совершенство подделать просто не по силам даже нечистой мощи.

В небе носились крылатые звери, и иногда мне казалось, что я в той эпохе, где царят птеродактили. Но потом над головой абсолютно неслышно пролетела сова и жутко ухнула таким чудовищным басом, что даже Зайчик дернулся, а сэр Смит чуть не упал с коня и долго дрожащим голосом поминал Божью Матерь. Я убедился, что никакой не палеозой, а сова, отлетев чуть, злорадно захохотала, от чего сэр Смит вообще изошел скверными словами и сцепился в богословском диспуте с Кадфаэлем, яростно доказывая, что никак такая гнусь не может быть создана Господом. Ведь создал же Сатана обезьяну, пытаясь тоже создать человека, и козла - когда пытался воссоздать себя?

- Бог создал три зла, - пробормотал я, - бабу, черта и козла... Именно в такой последовательности, от худшего зла к наименьшему. Но, зная эту истину, как-то забывают, что и черта, то есть Сатану, тоже создал Бог. А в этом великая тайна и великая истина, до которой не умеют и не желают докапываться.

Меня никто не услышал, а если бы и услышал, кто бы понял, когда у всех в поводу по три коня с грузом дорогих доспехов? До истины копают только не обремененные материальными благами, под тяжестью которых трещит хребет, а голова занята тем, как все уберечь, сохранить, не дать растащить, не растерять...

Уже за полночь впереди замаячил берег реки. Искать брод не решились, а место для лагеря удобное: река делает короткую петлю, так что с трех сторон мы ограждены водой, дозор можно держать только в одном месте. Мы остановили коней, принялись расседлывать, разбирать мешки, готовить костер и место для ночлега. Правда, я так и не понял, почему любая остановка на привал или на ночь называется разбиением лагеря, ведь всего-то стреножили коней и расстелили одеяла. Но ладно, я не собираюсь исправлять в мире любую мелочь, мне непонятную. Вдруг да какой-то смысл есть, недоступный даже такому жидомасону, как я, но открытый гадам более высокого ранга.

Я намеревался вот так и заснуть, глядя в звездное небо и дивясь ему, подобно Ньютону, но Кадфаэль все же насобирал щепочек, сложил шалашиком. Я огляделся, не видит ли кто, кроме сэра Смита и Кадфаэля, небрежно метнул искру, довольный, что с трех шагов получается без особых усилий, даже не замерз. Сэр Смит напрягся и пробормотал молитву, брат Кадфаэль перекрестился и сказал "аминь", но этим и ограничилось, ведь я паладин, значит, и огонек получаю не из рук дьявола, а по изволению Божьему.

Лошадь сэра Смита и мул Кадфаэля отыскали высокую траву и с энтузиазмом хрустели сочными стеблями. Мой Зайчик остался с нами у разгорающегося костра, отблеск пламени сделал его темные глаза зловеще багровыми, в них забушевало свирепое адское пламя. Я невольно зябко повел плечами, вспомнилось, как добывал этого коня, вообще-то не коня, а единорога, а потом, как оказалось, еще и арбогаста... знать бы, что это такое, когда я увидел его впервые. Все-таки облагораживаем - зверей, одомашниваем. Пес сделал пару кругов вокруг костра, запоминая место, как оса, затем все мы услышали быстро удаляющийся шелест травы.

- За него не беспокоитесь? - поинтересовался сэр Смит.

Я пожал плечами.

- За Бобика?.. Беспокоюсь, конечно. Но он не давал обет рыцарства, так что, надеюсь, хватит благоразумия отступить перед более сильным противником.

- Это хорошо, - сказал сэр Смит. Он тревожно огляделся. - А то, знаете ли...

- Зябко?

- Да, что-то чувствуется. Я же сказал, кузнечики не кричат, а что их может напугать? Они поют, даже когда рядом драконы рвут один другого за самку.

Кадфаэль оторвал глаза от раскрытого на коленях молитвенника. Взгляд затуманенный, но голос прозвучал ясно:

- Здесь на пять миль нет ничего опасного ни в лесу, ни на земле.

Он снова уткнулся в молитвенник, губы зашевелились. Сэр Смит буркнул успокоенно:

- Ну тогда все в порядке...

Не поднимая головы, Кадфаэль заметил:

- Это потому, что все сожрали водные чудища. Сэр Смит встрепенулся.

- Водные?

- Живущие в воде, - поправился Кадфаэль. Подумал и поправил себя еще педантичнее: - Не в любой воде, а только в реке. Кстати, интересный вопрос, почему только в этой реке?.. Ведь она впадает в Веселую, а та в Каменку, но, судя по нашей карте, там этих несокрушимых монстров не встречали...

Сэр Смит подхватился, в его руке зажат крохотный горящий прутик.

- Они еще и несокрушимы?.. Так что же ты молчал?

Брат Кадфаэль сказал обидчиво и с некоторой профессиональной гордостью:

- Да я как-то больше думал о божественных материях, а не о суетном мире! Под таким звездным небом больше размышляешь с трепетом и вдохновением о Божественном Предвидении и Великом Замысле, в тайну которого никогда-никогда не проникнуть слабому человеческому сознанию, но пытаться надо, ибо все попытки ведут к знанию...

- Да плевал я на всякое знание! - заорал сэр Смит. Он в страхе оглядывался. - Вот узнал, теперь ноги трясутся! Кому на хрен нужно такое знание?

- Во многом знании, - мягко процитировал брат Кадфаэль, - много печалей.

- Вот-вот! Может быть, они огня боятся?..

- Вода тушит огонь, - напомнил я. - А в самом деле, Кадфаэль, ты чего раньше не предупредил?

Он ответил уже с некоторым смущением:

- Я ж говорю, со смирением и благоговением...

- Всякий раз удивляюсь двум вещам, - процитировал я Ньютона, - звездному небу над головой и нравственному закону внутри нас. Ты вообще-то больше должен думать о втором, а не о небе, а то кончишь, как Бруно. Теперь говори быстро, если они выйдут, что делать, чтобы сохранить свои шкуры...

Последние мои слова потонули в могучем реве, что раздался со стороны реки. Рев был настолько низким, что, думаю, три четверти пришлись на неслышные частоты. Слух не воспринял, но тело ослабело от мощного инфразвукового удара. Я видел, как болезненно исказилось лицо Кадфаэля, а сэр Смит, ухитряющийся даже в лунном свете, когда все кошки серы, оставаться красно-рожим, моментально побелел, лицо вытянулось, как у лорда Гамильтона.

- Попробую святую молитву, - сказал брат Кадфаэль, в голосе его прозвучало сомнение, - но не знаю, не знаю... Все-таки эти несчастные существа, обреченные жить в воде, - тоже Божьи создания. А молитва создавалась только против созданий Дьявола...

Сэр Смит дергался, рыцари обнажили оружие, граф Эбергард выстраивал их в круг, я сказал твердо:

- Укрепись духом, брат Кадфаэль! Я что-то не упомню, чтобы праотец Ной вез еще и каких-то уродов водяных! А чего ж он тогда динозавров не прихватил?

Сэр Смит сказал нерешительно:

- Я где-то слышал, что он прихватил парочку... Но оказалось, что оба самцы. Не получилось приплода, хотя, конечно, старались...

Я отмахнулся, сказал Кадфаэлю:

- Твори молитву с полной верой, что всяк, кто посмеет приблизиться к нам в эту ночь, да получит в лоб... чтоб больше не восхотелось являться непрошеным!

Брат Кадфаэль читал громко и ясно, голос дрожал от усердия. В ответ раздался рев такой ужасающей мощи, что задрожала земля, а воздух пошел плотными волнами, сминая пространство в гармошку. На этот раз рев звучал совсем близко, я втихую снял с пояса молот. Граф Эбергард, что все замечал, повел в мою сторону бровью, глаза сузились в ожидании.

Костер мы сдуру развели такой, что нас могут заметить даже в северных королевствах, но сейчас он высветил далеко на грани видимости неясные смутные очертания, настолько ужасные, что я так и не мог, как ни старался, понять, то ли чудовище там стоит боком, то ли на четырех лапах, то ли на двух...

Снова прогремел рев, раздраженный и обиженный, словно водяной зверь в самом деле получил в лоб. Или ударился лбом о несокрушимую преграду, а теперь ищет щель в незримом заборе. Я поглядывал на лук с колчаном стрел с сомнением: там такие туши, что мои стрелы покажутся укусами комаров. Бронтозавры, наверное, дожившие до наших дней. Или ихтиозавры, наловчившиеся выползать на берег.

Едва на востоке небо начало светлеть, граф Эбергард поднялся в числе первых, я сквозь сон впервые услышал, как он крепко выругался. Сэр Смит, напротив, чему-то хохотнул. Я кое-как поднялся - ну не могу вставать рано.

Пес спит, бесстыдно забросив на меня переднюю лапу, толстую, как у матерого льва. А буквально в трех-четырех милях от того берега реки горят золотым огнем остроконечные домики большого города. Если бы мы все-таки перешли реку, а брод вот он... и не стали ужином для речных чудовищ, то поужинали бы в гостинице, а спать легли бы на чистых простынях и мягких постелях. Рыцари тоже зло переругиваются, у всех измученный вид, то и дело орут один на другого, то ли от злости, что не увидели город и спали под его стенами, то ли оглохли за ночь от невыносимого рева водяных зверей.

Город целиком расположился на огромном пологом холме, напоминающем черепаший панцирь, а у подножия холма высокая каменная стена, довольно широкий ров, но мосты не подъемные, а широкие, каменные, в обе стороны тянутся телеги, едут всадники, гонят стада коров и овец. Такие же ворота с широким мостом через ров я заметил и у восточной стены. Впрочем, по обе стороны от моста могучие башни, откуда могут засыпать хоть стрелами, хоть камнями, хоть залить кипятком или кипящей смолой.

Реку мы перешли спокойно, водяные чудища днем спят, стражи у моста, к моему удивлению, довольствовались мелкими монетами. Сэр Смит начал громко распространяться о великодушии отцов города, а я молча подумал о их же мудрости: работают на обороте, меньше налог - больше народа сюда тянется. Вот и мы наверняка оставим здесь редких по силе и красоте коней, да еще и удивительные доспехи, город хоть чуть-чуть да станет от этого богаче.

Гостиницу пошли отыскивать мы втроем: брат Кадфаэль, граф Эбергард и я. За нами поплелись сэр Брайан и леди Ингрид. Остальные сразу же отправились к барышникам, оружейникам, бронникам. Я искоса посматривал на графа: как бы ни был богат, но такие кони и такие доспехи даже для него ценность. Какую же гордость надо иметь, чтобы вот так взять и отказаться без всяких колебаний и попыток договориться с фамильной честью! И все потому, что он граф, а подарки из рук виконта, который только к концу путешествия станет бароном... если станет, он принимать не намерен.

Хозяин гостиницы обрадовался - столько знатных господ остановится в его заведении, огорчился лишь, что не останемся на ночь, нам бы только покормиться, перевести дух да заново набить дорожные мешки домашней едой.

В трапезной я заказал, проявляя щедрость олигарха, молодых зайцев, форель и козье молоко. Брат Кадфаэль взглянул укоризненно, я добавил, как само собой разумеющееся, чтобы и кровь Христову, то есть вино, на стол. Кувшин, но лучше два. Предпочтительнее фазалонское, но если нет, то сойдет и местное, но только самое старое и выдержанное.

Граф Эбергард посматривал испытующе. Когда нам принесли вино, я забраковал кувшин, заявив, что пробка поцарапана, второй отверг по слишком светлым бокам, так выдает себя молодое вино, а вот третий кувшин я раскупорил самолично, принюхался и одобрил. Граф Эбергард не пошевелился, но я видел, как пару раз дернулись крылья его аристократического носа, ловя и анализируя ароматы.

- Во славу Христа, - провозгласил я тост, - и за избавление от всех лишних коней!

Граф Эбергард взял кубок, глаза сухо блеснули над краем кубка.

- За избавление, - сказал он коротко.

Брат Кадфаэль укоризненно вздохнул, но явно предпочел поверить, что Христа граф забыл упомянуть не от отсутствия веры, просто обилие коней приводит в отчаяние старого воина. Наш отряд превратился в какой-то маркитантский обоз, еще чуть - и невесть откуда появятся разгульные девки, музыканты, фокусники и цыгане с медведями на цепи.

Часа через два появился взмыленный граф Мемель, мы уже помылись и отдыхали на чистых простянях. Граф Мемель сказал замученно:

- Я объявил с вашего разрешения, сэр Эбергард, что отправляемся ровно в полдень. Кто не успеет расстаться с добычей, того ждать не будем. Погоня уже совсем близко, вот-вот ворвется в город. Нам и так придется уходить на полной скорости...

Граф Эбергард сказал раздраженно:

- Разве здесь некому сбыть?

- Есть, - ответил граф Мемель невесело, - но когда местные барышники увидели столько великолепных коней сразу, тут же начали опускать цену. Только сэр Дилан успел продать по высокой, остальные едва не рвут волосы - им дают вдвое меньше.

- А с доспехами?

- Чуть лучше, - сообщил граф. - Я убедил не показывать все. Начали продавать по одному, так получили хорошие деньги. Сэр Мейнард и сэр Екескул едва не обнажили друг на друга мечи...

- Из-за чего?

- Кому раньше продавать. Каждый боится, что цены упадут.

- А они падают?

Граф Мемель вздохнул:

- Конечно. Даже на доспехи. Столько превосходных полных рыцарских доспехов, щиты с золотой чеканкой, мечи и кинжалы с драгоценными камнями в рукоятях... Даже этот город оказался не готов проглотить все по нормальной цене.

Сэр Смит явился как раз перед полуднем. Мы уже обедали в трапезной перед выходом, он торопливо пробрался к нашему столу, плюхнулся на свободное место. Лицо усталое, но счастливое. Кивнув нам, жадно набросился на еду, чуть позже пришел сэр Екескул, обеими руками ухватил блюдо, мы вспомнили, что эти горе-коневоды ушли на торг, даже не позавтракав.

Сейчас ели одинаково быстро, мощно, как мельницы, перемалывающие зерно. На их тарелках исчезало все, а когда жена хозяина гостиницы, взявшая над нами шефство, подкладывала им новые куски, те исчезали тоже достаточно быстро. Все-таки любое мясо, зажареное на сковородке, да еще в оливковом масле - это не на костре, где обязательно что-то не пропечется, а что-то подгорит, что бы ни утверждали романтики.

Стол я выбрал угловой, чтобы видеть городскую площадь. Постепенно подходили еще рыцари, одий явился уже с кувшином вина, я кивнул ему на подоконник. Он все понял, уселся там и, попивая винцо, наблюдал за улицей и гуляющим людом.

- Кажется, - сказал граф Эбергард с сомнением, - мы пока что оторвались.

- Сплюньте, граф, - посоветовал сэр Смит. - Кто знает, что нас ждет на выезде за ворота? А то и при выходе из гостиницы?

Сэр Дилан с тоской взглянул в окно.

- Как по живому... - проворчал он. - Как вспомню, каких коней я вел в поводу... Эх!..

- Легко пришло, легко ушло, - сказал сэр Смит философски. - А что случилось? Ты же продал первым?

- Все равно жалко, - ответил сэр Дилан со злостью. - У меня никогда таких коней не было!.. Одного, правда, я оставил себе, а своего продал, но все равно жаль расставаться и с конями, и с таким оружием...

- Это понятно, - согласился сэр Смит. - Я вот тоже не думаю, что на вырученные деньги мы сумеем где-то купить таких коней. Недаром же на них ехали королевские сынки!

Граф Эбергард поднялся, взгляд строг, на лице неимоверное облегчение.

- Все здесь? Где сэр Ариель и сэр Бургунд?.. Ладно, отправляемся. Если не догонят, будем считать их поступок изменой. Сэр Мемель, проследите, чтобы мешки с провизией погрузили на заводных коней. Все. Выступаем!

Когда ехали к воротам, сзади послышался частый стук копыт. Сэр Смит оскалил зубы и ухватился за рукоять меча, я ощутил знакомую дрожь во всем теле, как перед схваткой, коснулся пальцами молота. За нами неслись два отставших рыцаря. Граф Эбергард развернул коня и преградил им путь, мы проехали дальше, стараясь не слышать, что он им скажет. По ту сторону ворот граф Мемель сразу принял командование и разослал двух вперед, по одному в стороны.

Теперь у нас всего три заводные лошади, на них мешки с провизией, несколько одеял, остальное везем каждый на своем коне. Рыцари подтянулись, отряд выглядит снова отрядом, а не цыганским табором. Когда мы отъехали с треть мили, нас нагнал граф Эбергард, а провинившиеся рыцари плелись в арьергарде.

Правда, чуть поотстав, за ними едут Брайан и Ингрид.

Глава 15

Я не думал, что смогу ехать изо дня в день без всякого отдыха. Останавливались только на водопой, кормили коней и снова в седла. Все, кроме меня, умели дремать в седлах, а кое-кто вообще спал крепким сном, просыпаясь только от смены аллюра.

Сегодня я вроде бы сумел наконец задремать, но тут же на востоке начало светлеть, черная полоска земли на стыке с небом заискрилась. Наконец высунулся краешек солнца и сразу поджег верхушки деревьев. Однако туман стал еще плотнее, прижался к земле, заполнил все овраги, канавы, рытвины, медленно-медленно просачиваясь в сырую землю.

Сэр Смит, который, стараясь быть полезным, успевал бывать и впереди отряда, и позади, прискакал на взмыленном коне.

- Сэр Ричард! За нами не меньше двадцати всадников. Их выдает блеск доспехов.

- Двадцать? - переспросил я. - А та говорящая ворона рассказывала про сотню. Считать не умеет? Или она блондинка?

Сэр Смит в задумчивости почесал в затылке, раздался отвратительный скрежещущий звук. Сэр Смит почесал сильнее, звук повторился с новой силой. Быстрота ума не входит в число достоинств рыцаря, я подождал, пока поскребет когтями булатной рукавицы по железу шлема в третий раз, после чего он спохватился и высказал напрашивающееся предположение:

- Думаю, разделились на отряды. Другие идут по параллельным дорогам.

Граф Эбергард начал прислушиваться к разговору, бросил пару слов графу Мемелю, тот кивнул, и граф Эбергард подъехал ко мне.

- Полагаю, сэр Ричард, - объявил он, - вам с сэром Смитом следует двигаться во весь опор дальше.

- В смысле?

- По намеченному пути, - объяснил он с достоинством.

- А вы? - спросил я.

Он сказал с еще большим чувством достоинства и понятной гордости, которое у рыцаря помоложе уже вылилось бы в хвастовство:

- Мы для того и здесь, сэр Ричард, чтобы в подобной ситуации остаться, где стоим. И остановить погоню!

- А остановите? - спросил я с интересом.

- Мы сделаем все, - ответил он несколько высокомерно, ибо в моем вопросе ощутил некое ущемление своей позиции, - что сможем.

- То есть, - перевел я на понятный язык, хотя и весьма грубовато для этого изысканного рыцарского мира, - погибнете как бараны под ножом мясников, а те тут же ринутся за нами?

Он нахмурился, еще больше выпрямился, весьма задетый, всем своим видом показал, что я не рыцарь, даже не видел рыцарей издали, и вообще похож на рыцарей с их галантными манерами не больше, чем свинья на коня.

- Сэр Ричард, - произнес он холодновато, - вы не можете требовать большего!