Чтение 13–й страницы книги ~Песнь для Арбонны~

- Вот именно. Среди прочих, кажется, я узнал Андорию и Делонги.

Странно, как жизнь совершенно неожиданно устраивает засады. Или, возможно, не так уж и странно, поправил себя Блэз, иначе они не были бы засадами, не так ли? Это разумно, правда? Ему внезапно стало холодно. И спросил себя, могут ли эти двое прочесть на его лице ответ, а потом удивился, неужели ему никогда не приходило в голову, что Люсианна может приехать на ярмарку в Люссан?

Достаточно много важных событий произошло в мире с приходом осени, чтобы появление Делонги стало вполне ожидаемым на этом ежегодном собрании. Сюда приезжали, чтобы торговать, наблюдать и биться об заклад или сражаться на турнирах, чтобы отпраздновать сбор урожая и обменяться новостями из шести стран до того, как зимние дожди и снега сделают дороги непроходимыми. А там, где присутствуют мужчины Делонги, почти наверняка можно найти прославленную, печально известную жемчужину их семейства. Люсианна не позволит, чтобы ее бросили где бы то ни было.

Но сейчас самым важным был вопрос о Рюделе, а Бертран затронул и другой вопрос.

Блэз ответил на этот вопрос как можно более уверенным голосом:

- Тебе придется познакомиться с самим Рюделем и с его отцом, если он здесь. Он может быть здесь. После знакомства с ним в условиях перемирия ярмарки Рюдель ничего не станет предпринимать. Собственно говоря, его даже может позабавить, если его увидят в твоем обществе.

- Меня это тоже позабавит, - пробормотал Бертран, - бесконечно. Я думаю, что мне доставит удовольствие познакомиться с этим человеком.

Почти все уже знали теперь о неудавшемся убийстве и заплаченных за него деньгах. Немногие знали, кто именно пустил ту отравленную стрелу и попал не в того человека. Рюдель, насколько Блэз мог судить, должен был оказаться в очень неловком положении - особенно после того, как отправился прямиком в Гётцланд требовать обещанную плату. Источники Бертрана при дворе короля Йорга - поразительно хорошо осведомленные - позднее прислали сообщение о том, как Рюделя заставили возвратить деньги. Говорили, он уже успел потратить часть из них, и поэтому его отец вынужден был вмешаться и возместить потерю. Блэз легко мог себе представить, что его старый друг чувствует по этому поводу.

Он по-своему тоже с нетерпением ждал встречи с Рюделем. В сложном тренировочном поединке их взаимоотношений он одержал победу в саду в Тавернеле, и они оба это знали. Он нечасто одерживал столь чистую победу; ею можно было гордиться.

Или можно было бы, но здесь находилась Люсианна, и Блэз знал по собственному опыту, что Рюдель использует любое нужное ему оружие, чтобы сравнять счет, если чувствует себя проигравшим. Блэз покачал головой. Ему придется постараться справиться с этим, когда и если это произойдет. Ему еще было о чем подумать, а Бертран и Валери оба молча наблюдали за ним, не останавливаясь. Впереди их колонны нарастала какая-то суета, и они, кажется, сбавляли ход. Он уже ясно видел знамена впереди: Коррезе, Делонги, Андории и еще пару других, которые он не узнал.

Он повернулся к Бертрану. Герцог, как обычно, ехал с непокрытой головой, в своей неброской одежде, которую любил надевать в дорогу. Однажды она спасла ему жизнь, как рассказал Блэзу Валери, когда еще один убийца не смог узнать, который из мужчин в их группе был сам де Талаир.

- Правда, не стоит принимать никакого решения. Пока не стоит. - Блэз старался говорить спокойно. Они видели, что к ним скачут три человека, вздымая пыль копытами коней. - Если мы поедем вместе с людьми из Портеццы, многие из них меня знают. Нет смысла пытаться остаться неузнанным.

- Я так и думал, - произнес Бертран. - Очень хорошо. С этого момента, как я полагаю, именно Блэз де Гарсенк оказывает мне честь, присоединившись на время к моим коранам, несмотря на очевидное желание его отца организовать мое убийство?

Это стало своего рода водоразделом, тем моментом, когда многое может измениться.

- Как пожелаешь, - тихо согласился Блэз.

Три всадника подъехали ближе. Он их не узнал. Они были экстравагантно одеты даже на пыльной дороге. Это свойственно портезийцам.

- А другой вопрос? - спросил Бертран, и теперь в его голосе появилось еле заметная напряженность. - Тот, который мы все время откладывали?

Блэз понимал, что имеет в виду герцог, разумеется, понимал: "Что вы от меня хотите, чтобы я объявил себя истинным королем Гораута?" Его собственные слова.

Он покачал головой. Сердце сжималось и тяжелело в его груди, когда он думал об этом. Это был прыжок через пропасть настолько широкую, что он никогда и не пытался окинуть ее даже мысленным взором.

- Нет, - ответил он. - Оставим это. Сейчас осень, и объявлено перемирие на время ярмарки. Гораут здесь ничего не сделает, даже если кто-нибудь оттуда приедет, а потом Адемару придется ждать, пока весна снова откроет горные дороги. Давайте подождем и посмотрим, что произойдет.

Валери сказал своим размеренным голосом:

- Мы могли бы сами что-нибудь предпринять зимой, а не ждать, что сделают другие.

Блэз повернулся к нему.

- Мне очень жаль, - резко ответил он, - если мое нежелание, чтобы меня использовали в качестве подставной фигуры, испортит вам зиму.

Бертран, едущий с другой стороны, громко расхохотался.

- Это справедливо, - заметил он, - хотя ты едва ли подставная фигура, если быть честным. Если считать, что Адемар предал свою страну Иерсенским договором, есть ли в Горауте человек, который с большим правом, чем ты, может претендовать на его трон? Возможно, твой брат?

- Возможно, - ответил Блэз. - Но он ничего не станет делать. Им руководит мой отец. - Он поколебался. - Оставь это, Бертран. Пока оставь.

Воцарилось молчание. В это время подъехали три всадника, за которыми следовал юный Серло. Они были одеты в великолепные черно-красные одежды, знакомые Блэзу. Он внезапно понял, чьи это должны быть люди. Его сердце снова быстро забилось. Казалось, куда бы он ни поехал, события снова уводили его в прошлое. Первый из всадников остановил коня и преувеличенно низко поклонился, сидя в седле.

- Очень хорошо, оставим пока эту тему, - тихо сказал Блэзу Бертран. А затем, еще не успев договорить, резким, плавным движением развернувшейся пружины прыгнул на него со своего коня.

Он врезался в плечо Блэза, выбив воздух из его легких, и вытолкнул из седла на землю. Они вдвоем, сильно ударившись, упали в дорожную пыль, а кинжал, брошенный вторым человеком в черно-красном, просвистел над склоненной головой первого, пронзив воздух в том месте, где мгновение назад находилась голова Блэза. Об искусстве воинов Портеццы метать ножи ходили легенды.

Но кораны Бертрана де Талаира были обучены лучше всех в Арбонне. Валери убил метателя кинжала коротким и точным выпадом меча, а Серло с проклятием без церемоний расправился с третьим сзади. Теперь остался только первый. Бертран и Блэз поднимались с земли и выпрямлялись. Бертран морщился, сгибал и разгибал колено.

Серло и Валери приставили острия своих мечей к груди и спине портезийца. Все произошло так быстро, так бесшумно, что никто впереди ничего не понял. Однако на земле лежало два мертвых человека. Портезиец посмотрел на них, потом на Бертрана. У него было худое, загорелое лицо и тщательно завитые усы. На его пальцах сверкало несколько колец, надетых поверх перчаток.

- Я с готовностью отдаю себя в ваши руки, - хладнокровно произнес он на безукоризненном языке аристократов Арбонны. - Мой кузен выкупит меня за хорошую цену, уверяю вас.

- Твой кузен только что нарушил перемирие, официально гарантированное правительницей Арбонны, - ледяным тоном ответил Бертран. - Она спросит с него за это еще более строго, чем с тебя.

- Я уверен, что он ответит подобающим образом, - с вызовом произнес этот человек.

Лицо Бертрана побледнело; Блэз узнал признаки подлинной ярости. Он все еще был слишком потрясен, чтобы реагировать самому.

- Я в этом не так уверен, как ты, - мягко ответил герцог портезийцу. - Но пока ты сейчас ответишь мне, почему вы хотели убить одного из моих спутников?

Впервые на лице этого человека появилось выражение нерешительности. Он искоса бросил взгляд на Блэза, словно для того, чтобы в чем-то убедиться. Его лицо прояснилось, и еще до того, как он начал говорить, Блэз понял, что произошло. Что-то в нем, точнее, в его сердце, зазвенело, словно тронули тетиву лука или струну лютни.

- Мой повелитель и кузен Борсиард д'Андория питает смертельную обиду на этого человека, - ответил портезиец. - Это не имеет никакого отношения к тебе, эн Бертран. Он не испытывает к тебе ничего, кроме уважения и любви, мой господин, и к графине Арбоннской. - Слова были сладкими, как мед, он просто сочился из них.

- Боюсь, нападение на человека, едущего вместе со мной, имеет ко мне самое прямое отношение. И слова уважения бессмысленны, когда нападение совершается во время ярмарочного перемирия. Твой повелитель и кузен сделал ошибку.

- И я никогда в жизни не встречал Борсиарда д'Андория, - прибавил Блэз. - Было бы интересно знать, в чем заключается его смертельная обида. - Но он это знал или думал, что догадывается.

- О подобных вещах не говорят на людях, - высокомерно ответил портезиец. - И андориане не дают объяснений.

- Еще одна ошибка, - сказал Бертран решительным тоном, словно закрывая тему. - Не вижу причин откладывать. Как герцог Арбонны, поклявшийся правительнице хранить мир, я явно должен исполнить свой долг. - Он повернулся к Серло. - Возьми трех коранов и повесьте этого человека на дереве. Но сначала разденьте и заклеймите его. Весь мир знает, как наказывают тех, кто нарушил перемирие.

Портезиец был храбрым человеком, несмотря на все его позерство.

- Я человек высокого ранга и кузен Борсиарда д'Андория, - возразил он. - Ко мне положено относиться в соответствии с моим положением.

Бертран де Талаир покачал головой. Блэз заметил, что Валери выглядит все более обеспокоенным. Он и сам ощущал тревогу. Герцог не обращал на них внимания. Он сказал:

- Твое положение - это положение человека, совершившего покушение на убийство и нарушившего перемирие, которое поклялись соблюдать шесть стран. Никто за тебя сегодня не вступится. - Он снова повернулся к Серло: - Повесить его.

Серло уже подозвал трех других коранов. Они грубо стащили портезийца с коня. У одного их них к седлу был привязан моток веревки. На краю поля стоял дуб, к востоку от дороги; они повели его туда.

- Вы не можете этого сделать! - кричал портезиец, вытягивая шею, чтобы оглянуться на Бертрана, и в его голосе впервые чувствовался страх. Он действительно не думал, что ему может грозить опасность, понял Блэз. Вера в неприкосновенность человека его ранга, да еще имеющего такое родство, заставила его надеяться, что он сможет свободно убить и отделаться выкупом, что деньги и положение могут решить все проблемы.

- Ты уверен? - тихо спросил Валери у своего двоюродного брата. - Позднее нам может понадобиться Андория.

Голубые глаза Бертрана де Талаира почти с жестоким выражением следили за коранами у дерева. Они раздевали портезийца; теперь тот начал кричать. Бертран ответил Валери, не оборачиваясь:

- Нам никто не нужен настолько, чтобы отказаться от чести ради них. Где бы ни проходили ярмарки, правитель страны обязан поддерживать перемирие, которое позволяет нам вести торговлю. Это всем известно. То, что только что произошло, нанесло оскорбление правительнице и Арбонне настолько наглое, что я не могу его спустить. Пускай Борсиард д'Андория делает что хочет, но эти три человека должны умереть. Когда мы приедем в Люссан и Барбентайн, я посоветую правительнице запретить Андории участвовать в ярмарке. Полагаю, так она и сделает.

Он отвернулся и снова вскочил на своего коня. Блэз последовал его примеру.

Далеко впереди, у головы их колонны, снова раздался какой-то шум. Рядом с дорогой кораны Бертрана перебросили веревку виселицы через ветку дерева. Приговоренного уже раздели до нижнего белья. Теперь Серло решительно достал из-за пояса кинжал и, пока другие держали вырывающегося портезийца, начал вырезать у него на лбу клеймо клятвопреступника. Блэз уже видел такое раньше. Он подавил желание отвернуться. Они услышали, как этот человек пронзительно, отчаянно закричал. Пять всадников отделились от колонны впереди них и быстрым галопом поскакали назад по траве на обочине дороге.

- Возьми столько людей, сколько понадобится, - спокойно приказал Бертран Валери. - Окружите дерево. Если эти люди попробуют помешать повешению, убейте их. Блэз, ты подожди рядом со мной.

Не говоря ни слова, Валери повиновался. Остальные кораны Талаира уже начали быстро занимать позицию, предвидя такой поворот событий. Обнажив мечи, вложив стрелы в луки, они образовали широкий круг вокруг дерева-виселицы. Стоя в хвосте колонны рядом с Бертраном и двумя лежащими на земле убитыми, Блэз наблюдал, как третьего портезийца взвалили на круп лошади со связанным за спиной руками и веревочной петлей на шее. С его лица капала кровь из клейма, вырезанного Серло. Пять скачущих к ним человек уже кричали, яростно жестикулируя. Серло оглянулся на Бертрана в поисках подтверждения. Герцог кивнул головой. Серло кольнул коня в бедро кончиком ножа. Животное рванулось вперед. Казалось, портезиец сделал с коня сальто назад. Потом повис, раскачиваясь, в воздухе. Они услышали треск. Он был уже мертв.

Пятеро кричащих портезийцев резко натянули поводья у самого края кольца из людей Валери. Конечно, они сильно проигрывали им в численности. Их предводитель крикнул что-то Валери, в бессильной ярости стегнул хлыстом своего красивого коня. Бертран повернулся к Блэзу, словно ему наскучило происходящее.

- Нам еще надо уладить между собой одно маленькое дельце, - произнес он так, словно они были одни среди приятного осеннего пейзажа. - Я только что сам это понял. Возможно, ты не готов предъявлять никаких прав в Горауте, но если мы сейчас едем в Люссан и ты открыто признаешь, кто ты такой - а после того, что только что случилось, решение уже принято за нас, - то я не могу обращаться с тобой как просто с одним из моих коранов. Тебе это может не нравиться - по причинам, которые мне понятны, - но если увидят, что я отдаю тебе приказы, это может сослужить плохую службу нам обоим. Ты согласен получить отставку с моей службы? Примешь гостеприимство и общество Талаира, в качестве моего друга и гостя?

Разумеется, это был единственно правильный выход при данных обстоятельствах. И Блэза действительно беспокоила эта перемена; она означала еще один переход в иное качество в тот год, когда течение жизни стремительно несло его к какой-то цели, еще скрытой вдали.

Ему удалось улыбнуться.

- А я уже гадал, когда размер моего жалованья начнет тебя раздражать. Должен признаться, что считал тебя не столь бережливым, господин мой, это идет вразрез с тем представлением, которое сложилось о тебе во всем мире.

Бертран, искренне пораженный, громко рассмеялся. Как раз в это мгновение жестикулирующая группа людей у дерева замолчала. Внезапный смех разнесся далеко. Пять портезийцев повернулись и посмотрели на них. Их предводитель, низенький, смуглый мужчина на великолепном коне, долгое мгновение пристально смотрел на них издалека, не обращая внимания на стоящих вокруг коранов. Затем развернул коня и, не прибавив ни слова, поскакал обратно на север. Другие портезийцы последовали за ним.

- Это получилось несколько неудачно, - сказал Бертран.

- Кто этот человек?

Герцог с удивлением повернулся к нему.

- Значит, ты сказал правду? Ты действительно никогда его не встречал. Это был Борсиард д'Андория, Блэз. По крайней мере, ты должен был слышать его имя. Он недавно женился на...

- На Люсианне Делонги. Я знаю, - перебил его Блэз. А затем прибавил: - Поэтому он хочет меня убить.

Даже среди всех бурных эмоций этого утра глубоко внутри Блэза вспыхнул огонек странной гордости. Даже сейчас, после всего, Люсианна, должно быть, рассказала о нем; конечно, в этом должно быть все дело. Борсиард д'Андория стремился убить бывшего гораутского любовника своей новой жены.

Бертран де Талаир соображал быстро.

- А, - мягко произнес он, - Энгарро ди Фаэнна? Значит, это правда, эти слухи?

- Что я убил его для Делонги? Да. - Блэз сам себя удивил тем, как легко было сказать это теперь герцогу. Он заколебался перед следующим шагом, но продолжал: - Вместе с Рюделем Коррезе.

Он увидел, как Бертран пытается это осознать.

- И поэтому она хочет, чтобы ты умер? - с сомнением спросил он.

Блэз покачал головой.

- Сомневаюсь. Ей все это настолько безразлично, что она не станет заметать следы. Этого хочет Борсиард. Вероятно, он принимал участие в убийстве Энгарро, хотя я тогда этого не знал. Я внушаю ему тревогу. Он боится того, что я могу сказать или сделать. Рюделю они доверяют; он кузен из семьи Делонги. Я - неизвестная величина. - Он замолчал.

- Это и есть его смертельная обида на тебя?

Блэз посмотрел на герцога. Голубые глаза Бертрана смотрели испытывающим, скептическим взглядом, и сейчас в них мелькало еще кое-что.

- Отчасти, - осторожно ответил Блэз.

Бертран медленно кивнул головой.

- Я так и думал, - сказал он через секунду. - Жемчужина Делонги, восхитительная Люсианна. Значит, он ревнивец, наш друг Борсиард. Это стоит запомнить. - Он снова кивнул головой. - Все начинает обретать смысл. Когда-нибудь ты должен мне рассказать о ней больше. Правдивы ли все эти слухи? Я говорил с ней, конечно, но в комнате, полной людей, и это было много лет назад, когда она была еще очень молода. Следует ли мне быть благодарным за столь ограниченный контакт? Неужели она так смертельно опасна, как гласит молва?

Блэз пожал плечами.

- Я выжил. Пока.

- С потерями?

- Шрамы. Я их залечиваю.

Губы Бертрана скривились.

- Это самое большее, что можно сказать о любом из нас в таких делах.

- Ты был влюблен, - сказал Блэз, снова удивив самого себя. - Это ранит глубже.

- Как и смерть. - Через мгновение Бертран пожал плечами, потом тряхнул головой, словно желая освободиться от подобных мыслей. - Мы друзья? Ты погостишь в Талаире и сэкономишь мне жалование опытного корана?

Блэз кивнул.

- Думаю, да. Но эта тропа становится извилистой. Куда она нас выведет, по-твоему?

Казалось, Бертран развеселился.

- Это, по крайней мере, легко сказать: в замок Барбентайн и город Люссан под ним. Разве ты не слышал? Вот-вот начнется ярмарка. - Он развернул своего коня, и они тронулись в путь.

Бесконечно остроумен, подумал Блэз, и за счет почти всего остального, как иногда кажется. Он вспомнил, что еще ничего не сказал Бертрану по поводу того, что тот спас ему жизнь.

Подчиняясь порыву, он развернул коня и немного проехал обратно. Снова спешился и нашел кинжал. Рукоятка была богато усыпана драгоценными камнями по характерной для Портеццы моде. Он опять вскочил в седло и поскакал вдогонку за Бертраном. Герцог посмотрел на него, приподняв брови, когда он приблизился.

Блэз протянул ему кинжал рукояткой вперед.

- Жаль бросать его, - сказал он. - Спасибо. Ты быстро действовал для человека, миновавшего пору расцвета.

Бертран усмехнулся.

- Во всяком случае, мое колено ее миновало. - Он взял кинжал и осмотрел его. - Красивая работа, - заметил он, - хотя и несколько безвкусная. - И сунул кинжал за пояс.

Больше ничего не было сказано; больше ничего и не будет сказано, Блэз это знал. У мужчин, знакомых с войной, свой кодекс поведения в подобных ситуациях. Когда-то он думал, что у арбоннских коранов все иначе, что они склонны заказывать восторженные стихи трубадурам, чтобы прославить любую свою победу в битве или на турнире. Но обнаружил, что все совсем не так. Кажется, он сделал много открытий за эти полгода, не прилагая к этому никаких усилий.

Впереди них портезийцы начали двигаться, теперь уже быстрее. Борсиард д'Андория хотел добраться до Барбентайна раньше Бертрана. В таких делах иногда имеет значение, кто первым подаст жалобу. Но им оставалось еще два дня пути до ярмарки.

Валери, словно читая мысли Блэза, подскакал к ним. Бертран взглянул на своего кузена.

- Я лично не собираюсь обгонять их. Мы не будем торопиться. Выбери пять человек и поезжай вперед, - сказал герцог. - Найди графиню или канцлера Робана, любого из них, если сможешь - обоих. Мой совет - чтобы всем портезийцам разрешили свободно въехать в Люссан или в замок, кроме Андории. Скажи им, почему.

Могучий, седеющий коран повернулся, чтобы ехать.

- Валери, - позвал Бертран. Его кузен натянул поводья и оглянулся через плечо. - Блэз де Гарсенк больше не состоит у меня на службе. Он оказывает нам честь разделять наше общество в Талаире и дарит нам дружбу. Возможно, он даже будет участвовать вместе с нашими людьми в общей схватке на турнире. Скажи об этом графине.

Валери кивнул, бросил взгляд на Блэза и галопом поскакал прочь в облаке пыли вдоль их колонны.

Вот так было принято решение. Учитывая то, что случилось, оно могло даже показаться вынужденным, единственно верным. В горячке последних событий они, однако, кое о чем забыли, все трое. Вероятно, при данных обстоятельствах, это не так уж удивительно. Но тем не менее это было упущением.

Справа от них, когда Бертран и Блэз проезжали мимо, мертвый человек, почти голый, качался на ветке дуба, и кровь капала с его лба, на котором было вырезано клеймо клятвопреступника.

Глава 10

Робан, канцлер Арбонны, пережил несколько очень напряженных дней, как обычно связанных с осенней ярмаркой. Уже много лет, он и не помнил - сколько, он отвечал за разнообразную подготовку к ежегодному приезду чуть ли не половины населения известных стран.

В первые дни существования Люссанской ярмарки обитатели города с гордостью сами занимались приготовлениями. Но, по мере того как значение ярмарки возрастало и проходившие на ней турниры привлекали все больше значительных фигур из шести стран, в том числе - и не раз - королей и королев, жители города охотно проглотили гордость и попросили помощи у правителя Барбентайна. Оказавшись перед задачей выполнять такую важную, с большим количеством мелочей и страшно утомительную работу, как подготовка длящейся месяц ярмарки, граф поручил эту задачу Робану. Естественно. Как будто у него мало других дел.

Конечно, жители города помогали - как и следовало, учитывая то, сколько прибыли приносила осенняя ярмарка Люссану, - и граф выделял средства, на которые Робан нанимал себе в помощь двух смотрителей ярмарки и двух хранителей печатей. Робан тогда открыл для себя, что очень важно установить контроль за назначениями; это позволяет выбирать компетентных людей и не приходится работать с теми, кто назначен лишь за то, что кто-то перед ним в долгу.

В первый год подготовки к ярмарке он также выбрал командира из коранов Барбентайна и поручил ему отобрать под свое начало сто приставов для поддержания порядка на ярмарке от восхода до заката. По ночам следить за порядком не имело смысла. Гарантия правителя - а теперь правительницы - обеспечивать безопасность в Люссане и на дорогах, ведущих к ярмарке, действовала только до захода солнца. Ни один правитель шести стран не мог бы реально обеспечить безопасность после наступления темноты, хотя много лет назад Робану пришла в голову мысль потратить часть денег на освещение трех главных улиц Люссана на время ярмарки.

Подобные мелкие штрихи и сделали Люссанскую ярмарку самой знаменитой и наиболее посещаемой во всех шести странах. Несмотря на все неприятности и хроническое чувство перегрузки, Робан этим гордился; он всегда чувствовал, что свое дело надо делать хорошо, иначе вообще нет смысла его делать. Отчасти в этом и заключалась его проблема, конечно; поэтому на него сваливалось столько работы. У него был еще один источник личной гордости: он знал - и был уверен, что граф, а сейчас графиня, тоже знают, - что в Барбентайне, во всей Арбонне, просто не нашлось бы никого другого, кто смог бы так хорошо справиться со всеми мелочами.

Сборщики налогов на ярмарке напрямую подчинялись ему - налоги, которыми облагались все товары, вывозимые из Люссана, попадали прямо в сундуки графини. Но горожане отвечали за назначение и оплату инспекторов, нотариусов, писарей, клерков и курьеров. Они также посылали собственных гонцов в деревни по стране в сезон уборки урожая, чтобы напомнить фермерам и крестьянам Арбонны - как будто кто-то нуждался в напоминаниях, - что приближается осенняя ярмарка, с ее кукольными представлениями и выступлениями животных, ее танцорами и певцами, глотателями горящих углей и фокусниками, заставляющими исчезать голубей, с разносчиками, торгующими безделушками, игрушками, гончарными изделиями и целебными средствами от всех болезней, от бесплодия до несварения желудка. И, конечно, там были женщины, которые собирались в Люссан со всех уголков известного мира и которых можно было купить в комнатах таверны на час или на ночь.

Робан был рад доверить надзор за подобными вещами горожанам; его заботой были те, кто приезжал с более нужными товарами для обмена, через горы или по воде в Тавернель, а потом вверх по дороге, идущей высоко над рекой. Фактически купцы приезжали отовсюду, привозили шелк, шерсть и дерево, снадобья, благовония и сногсшибательно дорогие пряности с востока, кинжалы из Аримонды, мечи и доспехи из кузниц Ауленсбурга, большие луки из Валенсы, резные иконы Коранноса из Гораута, золотые и серебряные украшения из Портеццы, валенсанские ткани и сыры, вино и оливки и оливковое масло с юга самой Арбонны. На Люссанской ярмарке можно было купить практически все, что угодно, увидеть людей из всех известных стран и, взяв в таверне кувшин пива, послушать истории морских капитанов, ходивших по далеким морям на юге, за пределами известного мира.

Можно было также услышать в частных домах, в комнатах за закрытыми от солнца ставнями и освещенными по ночам свечами, которые скрывали принцев и крупных купцов от слишком пристальных взоров, дискуссии, от которых зависело течение событий в шести странах на следующий год.

Люссанская ярмарка всегда была последней в году перед тем, как зима закроет дороги и перевалы. Это была последняя возможность обсудить дела при личной встрече перед долгими месяцами зимы. Робан по опыту знал: именно то, что происходит за этими мрачными, резными дверями, и становится самым важным итогом каждой ярмарки.

В этом году - в особенности - так и было, возможно, больше, чем в любом другом на его памяти, так как Иерсенский договор между Гораутом и Валенсой радикально изменил долго сохранявшееся равновесие сил в шести странах и у Арбонны были особые причины взвешивать последствия и опасаться их.

Поэтому неудивительно, что, когда вечно занятый и хронически озабоченный канцлер Арбонны узнал, что кузен герцога Бертрана Валери просит срочной аудиенции у графини и у него самого, он сделал вывод, с мрачной уверенностью прирожденного пессимиста, что известия, которые он сейчас получит, не успокоят его взвинченные нервы.

Конечно, так и оказалось. Робан в ужасе стоял рядом с креслом графини в ее маленькой личной комнатке позади зала приемов и слушал, как Валери Талаирский хладнокровно рассказывает о покушении на жизнь сомнительного гораутского корана, ответном убийстве двух портезийцев из Андории и о заключительной казни третьего - кузена самого Борсиарда и, весьма вероятно, его фаворита. Валери предусмотрительно избавил их от подробностей. Напряженность, которая должна возникнуть после всех этих событий, быстро прикинул Робан, может сорвать проведение ярмарки еще до ее начала. Вероятно также, она уложит его в постель на сутки с приступом невыносимой головной боли.

Ему иногда казалось, что он провел всю свою взрослую жизнь здесь, в Барбентайне, вместе с графом, а теперь с графиней, в попытках уладить кризисы, порожденные действиями беспокойных, своенравных сеньоров Арбонны. Робан и сам был арбоннцем, конечно, родившемся в семье мелкого сеньора в замке Во, но его рано посвятили Коранносу как младшего сына, а затем Гибор Четвертый выдернул его из храма бога. Тогда у него еще не росла борода, но он уже проявлял большие способности к счету и письму.

Он приехал в Барбентайн и быстро поднялся в иерархии двора Гибора до должности канцлера. Во время его назначения большой упор делался на его юношеские связи со служителями бога - граф тщательно соблюдал политическое равновесие. Это было так давно, что Робан сомневался, помнит ли кто-нибудь еще об этом. Немногие возражали против этого поспешного восхождения даже среди честолюбивых придворных. Даже в юности в манерах Робана была некая убедительная серьезность. Он пользовался доверием. Он заслужил доверие, часто думал он; если бы только к нему чаще прислушивались в этой стране мужчин с горячей кровью и женщин, которые больше любят музыку, чем упорядоченное правление.

Музыка прекрасна, думал Робан. Он получал удовольствие от выступлений трубадуров и жонглеров, когда имел возможность послушать их. Он даже сам написал несколько стихотворений давным-давно, когда официально ухаживал за женщиной, на которой граф предложил ему жениться. Он плохо запоминал мелодии и слова - вероятно, это к лучшему. Робан всегда считал, что есть пределы того, куда может унести тебя музыка, или, правильнее сказать, есть такие государственные дела, когда необходимо оставить в стороне романтичные напевы трубадуров и быть безжалостно практичным. Робан был человеком практичным, по его собственной оценке. Он знал, к каким последствиям приведут определенные действия. Он сознавал, что Бертран де Талаир тоже знает это, возможно, даже лучше него, но что в большинстве случаев герцогу просто наплевать. Так обстоят дела здесь, в Арбонне, мрачно думал канцлер. Свидетельство тому то, что случилось два дня назад на горной дороге у реки.

Не возникало вопроса по поводу того, что наказание было заслуженным, что-то надо было сделать. Андориан - а уже сообщили, что несколько андориан также прибыли сегодня в город, покрытые пылью и на взмыленных конях, - привел в ярость скорый суд герцога де Талаира у дороги. Сеньоров не казнят, как простых воров. Бертран даже приказал заклеймить этого человека; Робан вздрогнул, когда Валери упомянул об этом, и отвернулся, тщетно пытаясь скрыть свою реакцию. Он пытался замаскировать это движение приступом кашля, но подозревал, что графиня разгадала его уловку.

Ему редко удавалось что-либо скрыть от графини. Он влюбился в нее с первого взгляда сорок лет назад. И все еще любил ее. Он был почти уверен, что этого, по крайней мере, она не знает, - но это была одна из тех вещей, которые оправдывали Робана из Во в собственных глазах. Он был мужчиной, который любил только одну женщину и любил практически всю жизнь, несмотря на женитьбу и рождение детей, несмотря на огромную разницу в их ранге. Он готов был умереть, продолжая любить ее. Он даже не думал больше об этом, хотя в молодости он проводил бессонные ночи, полные вздохов, на узкой кровати. Но теперь, через сорок лет, это была просто данность, факт, на котором основывалось все остальное в его жизни.

Стоя в комнате за залом приемов, он сделал спокойное лицо, привычным жестом разгладил рукой грудь дублета и снова повернулся к кузену Бертрана. Валери доказывал, спокойно и рассудительно приводя аргументы, что дворянину нельзя позволять нарушать перемирие покушением на убийство на дороге и безмятежно ожидать, что выкуп выручит его из любых неприятностей. Весьма компетентный кузен Бертрана - собственно говоря, Робану он нравился - также отметил, что своими решительными действиями Бертран поддержал авторитет графини, оставляя ей в то же время возможность наказать его и умиротворить Андорию, если она пожелает.

Робан, увидев здесь слабый проблеск надежды, быстро перебрал в уме возможности и попытался перебить его. Но безуспешно. Сам Бертран рекомендует, невозмутимо продолжал Валери, не переводя дыхания, чтобы они не вздумали этого делать. Робан закрыл глаза. Он в этот момент понял, что у него начинается очередной приступ головной боли.

Доверие к графине как к женщине, правящей Арбонной, сурово произнес Валери де Талаир, требует, чтобы все увидели, что она действует так же решительно, как, скажем, Йорг Гётцландский в подобной же ситуации. Борсиарда д'Андория следует не допустить на ярмарку, таково предложение Бертрана. Естественно, с горечью подумал Робан: канцлер поражался, что о подобных вещах мог думать и говорить и небрежно предлагать их человек, во всем остальном вполне разумный.

- Гётцланду не грозит реальная возможность вторжения в следующем году, - напрямик ответил он Валери, наконец улучив момент, чтобы заговорить. - Графине надо думать о делах, выходящих за рамки протокола торговых ярмарок. Сейчас неудачное время - очень неудачное время - для оскорбления такого важного человека, как Борсиард д'Андория.

- И вы бы позволили ему выкупить жизнь того человека? Позволили бы ему гулять по Люссану с новой женой на ярмарке и в этом замке после попытки совершить убийство на наших дорогах? А что, если бы гораутский коран погиб? Что тогда?

- Его смерть могла все упростить, - ответил Робан слишком поспешно. Это было для него больным вопросом. - Ты знаешь, что я думаю об этом безумном предложении эна Бертрана.

- Это предложила моя дочь, - произнесла графиня, заговорившая в первый раз. Плохой знак, что ее первые слова произнесены, чтобы его поправить. - Бертран согласился с предложением Беатрисы. Я тоже согласилась. Ты возражал, приводил свои доводы, и я сообщила тебе о своем решении. Не будь занудой, Робан. Я знаю, что тебя волнует, но не вижу, как мы можем поступить иначе, чем поступил Бертран. Я собираюсь изгнать Борсиарда д'Андория с ярмарки. - Граф, ее супруг, тоже был таким, на удивление таким же: крайне важные решения принимались с быстротой, которая ошеломляла Робана.

- Мы за это поплатимся, - сказал он, чувствуя, как его лицо принимает тот розовый оттенок, который вызван возбуждением. - Д'Андория в следующем году будет финансировать Гораут.

Валери Талаирский безразлично пожал плечами.

- Они не нуждаются в финансировании, господин канцлер. С теми деньгами, которые они получили от Валенсы по условиям Иерсенского договора, у них средств более чем достаточно. Вспомните, сколько они заплатили за то, чтобы убили Бертрана. Неужели это поступок того, кому не хватает золота?

- Во время войны золота всегда не хватает, - мрачно ответил Робан. У него имелись тайные сведения о точных суммах, выплаченных Валенсой или еще причитающихся Горауту по условиям договора. Эти цифры приводили его в ужас.

- Кстати, - сказала графиня другим тоном, который с тревогой узнал Робан. - Наверное, Дауфриди Валенсийскому отчаянно нужны сейчас деньги, ведь он заплатил гораутцам так много за земли, которые они ему уступили.

- Смею полагать, у него должны возникнуть некоторые проблемы, - осторожно ответил Робан. Он давно понял, что всегда разумнее проявить осторожность, когда слышишь этот тон. Обычно он означал, что ему собираются предложить какой-то план. И обычно эти планы заставляли его очень нервничать. У него сильнее разболелась голова.

Он заметил, как улыбнулся Валери, еще до того, как тот успел прикрыть рот ладонью. Мужчины Талаира так умны, что это почти несправедливо.

- Надо будет поговорить об этом, - пробормотала графиня. - У меня и правда есть идея.

Робан понятия не имел, о чем она; и его задевало то, что Валери, по-видимому, это знает. Он вечно оказывался в унизительном положении человека, которому оставляют заниматься деталями и мелочами; его окружали люди, мысли которых, быстрые как ртуть, без усилий мчались по путям, для него недоступным.

Графиня в упор смотрела на Валери; она тоже заметила его улыбку.

- Я хочу сказать, если Бертран не придумал то же самое задолго до меня. - Ее тон был далеко не таким суровым, каким, по мнению Робана, ему следовало быть.

Это ее слабость, подумал он уже не в первый раз: она слишком любит своих галантных, безответственных дворян и поэтому не может ими править должным образом. А Бертран де Талаир среди всех был особым случаем.

- Уверен, - любезно ответил Валери, - что все свои мысли по поводу Валенсы Бертран изложит вам, как только приедет. Полагаю, нам следует ожидать его к концу дня.

- Я скорее думаю, - сухо заметила Синь де Барбентайн, - что он вместо этого согласится поставить меня в известность о тех мерах, которые он уже принял. Точно так, как он поступил с теми стихами, которые чуть не погубили его этим летом. Между прочим, - она повернулась к Робану, - это важно: я хочу, чтобы стражники Барбентайна следовали за герцогом Талаирским, куда бы он ни пошел во время ярмарки в течение этого месяца. Не в знак пренебрежения к его собственным коранам, но всякий, кто строит планы против него, должен убедиться, что мы за ним наблюдаем. - Робан кивнул головой. Это разумно; он любил, когда она отдавала ему разумные приказы.

- Рюдель Коррезе едет вместе с Делонги, - небрежным тоном заметил Валери, словно невзначай. - Они были все в одной компании с Андорией.

- Чудесно, - запальчиво воскликнула графиня. Робан получил удовольствие при виде того, как она гневается на кого-то другого, хотя кузен Бертрана был совсем не подходящей целью. - Мне его тоже не пустить на ярмарку? Проведем эту неделю, восстанавливая против себя все знатные семьи Портеццы? - Синь де Барбентайн редко выходила из себя, но Робан чувствовал, что именно это сейчас происходит. Его порадовало то, что она понимает и разделяет его беспокойство. Он снова разгладил дублет.