произносит:
дел. Не помнишь? У Ильфа и Петрова.
Конечно, известное воспитательное значение этих авторов никто не отрицает.
Она и сама когда-то их листала. Но в цитате, приведенной сыном, ей сразу
почудилось неуважительное отношение и к наркомату, и к главному портному,
да, пожалуй, и к дипломатам. Впрочем, она в этом не уверена. И
предпочитает молчать. Или, что называется, воздержаться от высказываний.
14
возвращается в столовую. На нем форма дипломата, облеченного самым высоким
рангом. Мышиного цвета сукно украшено золотым шитьем, прорисованы золотой
ниткой и пальмовые ветви на отложном воротнике, и звезды на погончиках.
Такие мундиры дипломатов были введены при Сталине, который на склоне лет
одевал в форму ведомство за ведомством. Онисимов знал, что ему вряд ли
понадобится это разукрашенное одеяние - советские дипломаты за границей
отнюдь не показывались в мундирах, да и внутри страны теперь такого рода
парадные костюмы, след минувших времен, надевались все реже. Но не были
отменены. Что же, порядок есть порядок. Онисимов во всем покорился
портному.
других обстоятельствах Александр Леонтьевич, конечно, не позволил бы себе
демонстрировать дома эту свою парадную, с иголочки, одежду, но сейчас им
двигала все та же потаенная мысль: не хотелось, очень не хотелось, чтобы
сын догадался об ударе, постигшем отца. Ничего не стряслось, никакого
удара! Да, да, он просто получил новое ответственное назначение. И даже,
изволь видеть, отмечен золотым шитьем.
маслом поседевшего генералиссимуса, и снова ощущает укол жалости: надетый
впервые серый мундир резче оттеняет, как похудел, пожелтел отец.
Отхлебнув, Александр Леонтьевич вооружается очками, раскрывает том Ленина.
Перед текстом - фотография. Владимир Ильич, видимо, слушает кого-то,
слегка вытянув шею к собеседнику, прищурив один глаз. Снимок на редкость
удачный, живой. Объектив схватил мгновение, когда у Ленина возникает
усмешка. Она уже чуть морщит верхнюю губу. Вот-вот Ленин произнесет свое
"гм-гм".
Это была потрепанная, без переплета, брошюра "Что делать?". Пожалуй, ни
одна книга, ни раньше, ни потом не действовала столь сильно на Онисимова.
Ясность мысли Ленина, его убежденность, логика покорили пятнадцатилетнего
Сашу. Что делать? Сплотиться в партию, в дисциплинированную монолитную
организацию пролетарских революционеров - таков был усвоенный Онисимовым
на всю жизнь ответ. Его программой, его верой стали ленинские строки
"Дайте нам организацию революционеров, и мы перевернем Россию!". И что же,
Владимир Ильич, разве не перевернули? По-прежнему прищурясь, Ленин смотрит
из книги на Онисимова, на возвышающегося над его головой единодержавного
генералиссимуса.
быстро перекидывает страницы, ища сделанные сыном пометки. А, какие-то
строки отчеркнуты карандашом. Глаз уже схватил: "...марксист должен
учитывать живую жизнь...". И далее еще одна карандашная черта. Понятно. О
различии между марксизмом и анархизмом. И на сердце уже отлегло.
Признаться, Александр Леонтьевич опасался, что сын, этот маленький
книжник, станет предвзято подбирать выдержки из Ленина, как делают
некоторые нынешние, осмелевшие без Сталина молодые фрондеры. Опасался, ибо
после Андрея книга была лишь наскоро просмотрена матерью. К тому же
Онисимов и дома придерживался своего правила, давно ставшего привычкой
"доверился - погиб!". Сейчас он воочию убеждается в невинности пометок
сына. Однако продолжает листать, находит еще черточку. Что же, опять
ничего страшного. А дальше и вовсе нет следов карандаша. Это знакомая
Андрюшкина манера: почитал, почитал и бросил. Ладно, в данном случае
помиримся на этом. Как говорится, могло быть хуже.
мордой пса, забирают сигарету. Чиркнув спичкой, он закуривает. Дрожь
пальцев в эту минуту лишь едва уловима.
другой страниц. Том открывается на сложенной вчетверо вклейке - факсимиле
Ленина. Но что это? Оттуда выглядывает и уголок какого-то другого листка.
Нет, не зря Онисимов заслужил у металлургов прозвище следователя!
Выразительно взглянув на жену, - "так-то ты смотрела!" - он извлекает
бумажку Фу-ты ну-ты, стихи! Нет ни названия, ни имени автора. Но,
несомненно, это рука сына, Кривульки-буковки выведены совсем еще
по-детски. Да, не перенял Андрюша ни отцовского, ни материнского - тоже
неизменно отчетливого - почерка.
я читать не буду.
Антоновна возмущена. Что за поветрие: заходили по рукам разные стишки,
нигде не напечатанные.
всеуслышание:
Какая же это у тебя в четырнадцать лет отнятая вера? Может, объяснишь?
давным-давно. Возможно, сейчас следовало бы мягко, задушевно сказать сыну:
"Твои отец был и остается солдатом своей партии. А солдат думает о бое, а
не о всем ходе войны. О войне думают другие...".
погладив его мягкие русые волосы - эта ласка тоже нелегко дается
Александру Леонтьевичу, - говорят иное:
сторон к глазам ладони наподобие шор. - Надо смотреть вот как...
лбу, зеленоватые глаза будто озирают горизонт. Нередко и на заводах, и в
разговорах с цеховыми инженерами, с директорами Онисимов вот так же
показывал, каким должен быть взор каждого работника.
золотом мундира коробку "Друга" и, захватив с собой том Ленина, уходит в
кабинет.
Онисимов на минуту останавливается перед этой фотографией.
Афанасьев Роман
Акунин Борис
Круз Андрей
Корнев Павел
Сапковский Анджей
Сертаков Виталий