чествование таксистов, которые возили солдат на фронт и тем самым помогли
отстоять город. На празднество приглашены водители всех стран, вплоть до
велорикш из Юго-Восточной Азии. Грандиозная процессия соберется у гробницы
Наполеона и проследует по пути таксистов 14-го года. Шолем намеревается
приветствовать последний из почтенных таксомоторов, выставленных у
"Инвалидов" [один из главных архитектурных ансамблей Парижа; Дом инвалидов
- дом призрения для военнослужащих и Собор Дома инвалидов при нем;
строительство было начато в 1670 г. по планам архитектора Либераля Брюана
(1635-1697), а в основном завершено Жюлем Ардуэн-Мансаром (1646-1708)].
Вскоре он отбудет в Париж: как члену организационного комитета ему
предстоит принять участие в подготовке торжеств. По пути домой он
остановится в Нью-Йорке, где нанесет визит пяти постоянным членам Совета
Безопасности, обратится к ним с просьбой следовать традициям великой
встречи в Торгау и с прочувствованными прощальными словами. В девять
тридцать он нанесет визит французской делегации в ООН, в одиннадцать -
делегации Советского Союза, в двенадцать тридцать - Китая, в два часа дня
- Великобритании, в пятнадцать тридцать - США. Свое почтение Генеральному
секретарю он засвидетельствует в пять часов, затем вернется в Чикаго к
"обновленной жизни", возвещенной у Иоанна (12:24).
снова подкрепляет свои слова ссылкой на великие достижения человечества в
этом столетии.
обнадеживающих перспектив на конечное примирение между сверхдержавами в
традициях Торгау. Но в три часа утра у меня уже вспухла голова, и я не
способен их воспринимать.
кофе покрепче. Что толку отправляться на боковую: все равно я не перестану
думать.
озарения, случающиеся в глуши ночи. Днем вошедшая в привычку мелкая суета
засасывает, препятствуя истинным открытиям. И с годами я научился ценить
те ночные часы, что треплют нервы и надрывают жилы, когда ты "в вечном
исступленьи на ложе пытки корчишься" [Нет, лучше с мертвым быть, кому мы
дали Покой и мир, чем в вечном исступленьи На ложе пытки корчиться.
У.Шекспир "Макбет" (пер. С.Соловьева)]. Желать такого исступленья,
выносить его - может только сильная душа.
хотел я создавать этот восточный антураж; и откуда только он взялся?),
залег вблизи ровной, светлой, пустой, точно лунная поверхность, Окружной
дороги и задумался: что я могу сделать для моего родственника Шолема? А
почему нужно что-то делать? Почему бы не отправить его в отдел благих
намерений? Стоит ему пять-шесть раз побывать в конторе благих намерений, и
у меня появится чувство, что я чем-то ему помог. Проверенные приемчики,
однако в случае с Шолемом они не сработают. Сын еврейских иммигрантов (его
отец торговал яйцами на Фултонском рынке), Шолем был полон решимости
заручиться поддержкой природы и истории, чтобы достичь свободы и умерить,
обуздать, а то и преодолеть страх смерти, который правит нашим видом - и
калечит его. Более того, он был патриотом Америки (давно отжившее свой век
чувство) и гражданином мира. Главным его стремлением было заверить нас,
что все кончится хорошо, преподнести достойный дар, благословить
человечество. Во всем этом Шолем вполне отвечал классическому для евреев
диаспоры типу. В Чикаго с его закулисными интригами, мошенничествами,
поджогами, убийствами, громилами, коммивояжерами вдруг невесть откуда
распространяются идеи порядочности, и это при том, что нравственный закон
в Чикаго и раньше-то был эфемерным и воздушным, как паутина, теперь же это
и вовсе сотрясение воздуха, одни слова и звук их пустой. Тем не менее
подумайте только о Шолеме, мощнейшем из умов, когда-либо крутивших баранку
такси. Его пассажиры были отпрысками Велиара, перед которыми бледнеют даже
коринфяне из Второго послания [во "Втором послании к Коринфянам" апостол
Павел осуждает своих противников, иудействующих, которые
противодействовали ему, и порицает недостатки нравственной жизни
коринфян], а Шолем среди этого небывалого разложения лишь утверждался в
чистоте своих помыслов. От таких стрессов у него и начался рак. Вдобавок я
всегда считал: если сидеть десять часов кряду за рулем при нашем движении,
уже от одного этого можно заболеть раком. Вынужденная неподвижность - вот
что его вызывает; плюс к ней еще и удручающее злопыхательство и ярость,
которую выплескивают организмы, а не исключено, что и механизмы.
дверь - как-никак мы тридцать лет не поддерживали отношений. Не мог я
оказать ему и финансовой поддержки - я не так богат, чтобы напечатать
тысячи и тысячи страниц. Шолему понадобится тысяч сто по меньшей мере, и
уж не ожидает ли он, что Изя сотворит их из выработанного воздуха "Петли".
А что, разве Изя не входит в одну из первых в стране команд финансовых
аналитиков? Однако Изя, его родственник, был не из тех ловкачей, которые
урывают лакомые куски от всякой солидной суммы, предназначенной на
"интеллектуальные" проекты и просветительские новации, не из тех
политиков, умельцев по выбиванию стипендий, которые распоряжаются
миллионами, как им заблагорассудится.
гостиной трехэтажки, обсудить труд его жизни. Я не знал бы, как к этому
подступиться, на каком языке с ним говорить. Вынесенная мной из колледжа
биология тут плохое подспорье. А Шпенглера я намертво забыл - он для меня
мертвее Чешского кладбища, где мы толковали о великих вопросах (чинная
обстановка, громоздкие надгробия, вянущие цветы).
а как бы мне хотелось открыть ему свои мысли до тонкостей; и мой
родственник Шолем, со своей стороны, не мог заручиться моей поддержкой,
потому что мне понадобился бы не один год, чтобы изучить его философскую
систему. А время мое на исходе, и это исключено. В подобной обстановке я
могу разве что предпринять попытку собрать средства, чтобы похоронить
Шолема в Восточной Германии, только и всего. Коммунисты испытывают такую
нужду в твердой валюте, что, безусловно, согласятся, если найти к ним
подход. Ближе к утру я, пока мылся и брился, вспомнил: у меня же есть
родственник в Элгине (штат Иллинойс), правда, не близкий, зато мы с ним
всегда были расположены и даже привязаны друг к другу. Не исключено, что
он может помочь. Привязанностям приходится как-то применяться к нашему
ненормальному времени. Для сохранности их держат на складе - ведь видимся
с объектами своих привязанностей мы до крайности редко. Эти плоды
умственной гидропоники бывают, однако, на удивление крепкими и
устойчивыми. Похоже, люди способны сохранять интерес друг к другу
десятилетиями, если не долее того. У подобных разлук есть привкус
вечности. И если у тебя "нет современников" - это можно истолковать и так:
все, кем ты дорожишь, сохранились в своем времени. Те, с кем ты не
видишься, похоже, чувствуют, что они все еще дороги тебе. Отношения
разыгрываются ritardando [во все более замедленном темпе (ит.)] на
навевающем сон инструменте, о чем остальной оркестр если и догадывается,
то не отдает себе в том отчета.
некогда подвизался на ниве журналистики и рекламы, ныне практически отошел
от дел. Они с Шолемом Стейвисом вращались в разных кругах. Из всех моих
родственников именно с Экштайном я шатался по боксерским матчам и
джаз-клубам. Менди и тогда до странности стремился быть во всем
американцем своего времени. Родившись в Маскингеме (Огайо), где его отец
имел магазин мужского платья, Менди окончил среднюю школу в Чикаго, вырос
живым, бойким на язык, знал назубок всех бейсболистов, эстрадников,
трубачей, исполнителей буги-вуги, игроков, прохвостов, мелких мошенников
из муниципалитета. Всем персонажам он предпочитал хитрована из глубинки -
Арона Жоха из Дикого Лога. Его буйно курчавящиеся волосы были зачесаны
кверху, бледные с широкими скулами щеки изрыты следами от залеченных
прыщей. Собираясь объявить, что сейчас сравняет счет, Менди горделиво
вскидывал голову. Этот жест он повторял всякий раз, когда откладывал
сигарету на край бильярда в пивном подвале Висконсинского университета и
брался за кий, обдумывая следующий удар. У Менди, как и у Секеля, я
научился разным песенкам. Он предпочитал джазовые, типа: "А по мне мура
все это", в особенности такую:
на свой манер, как произведение искусства. Но показательного образца,
ориентируясь на который он формировал себя, больше не существовало. В
конце тридцатых мы с Менди ходили вместе на бокс или в "Клуб де Лайза"
слушать джаз.
Шолему: ведь существует какой-то фонд, учрежденный неким родственником,
уже давно умершим, последним из той ветви. Насколько я себе представляю,
этот фонд был учрежден с целью предоставления членам семьи займов в случае
крайней нужды, а также для помощи неимущим родственникам, буде они проявят
особую одаренность, на предмет продолжения учебы, а возможно, и для
дальнейшего поощрения их деятельности на ниве культуры. Смутно представляя
себе статус этого фонда, я не сомневался, что Менди он досконально
известен, и быстро связался с ним по телефону. Он сказал, что завтра же
подскочит в центр - рад буду, сказал он, поболтать с тобой.
поколения, Аркадием; в семейном кругу его звали Арти. Арти, на которого
Акунин Борис
Корнев Павел
Никитин Юрий
Афанасьев Роман
Круз Андрей
Лукин Евгений