все покрыла мраком, ударила тяжелой и холодной волной и окутала удушливым
дымом, смешавшимся с брызгами и волнами взбаламученной глубины. Лодку
бросило, ударило, накренило в какую-то страшную влажную бездну, и одну
минуту казалось, что они тонут. Но в то же время тень пролетела, луна
выскочила и опять остановилась светло и неподвижно над водой, теперь
крутившейся и сверкавшей в диком веселье.
сверкая молодостью и свежей силой, прибавила: - Сердце так и упало... Я
думала, тонем... Смерть!..
ли равно, когда умирать!.. Я не испугалась.
красивым, что она глубоко вздохнула и засмеялась ему в тон.
существом своим... Да здравствует жизнь, сила, молодость, красота!.. Марья
Николаевна, правда?
ждущей молодости тихо и сильно потянулась.
бесконечно далеко понесся над водою его зовущий таинственный крик.
опускались вокруг лодки.
XII
отдельных деревьев и кустов: они были слеплены в одну глубокую темную массу,
в которой тихо и таинственно, неподвижно светились светляки, точно крошечные
белые свечечки перед темным престолом ночи.
невидимую твердую дорожку.
резко отделился от напряженной тишины сада.
наклонился и в мокрой теплой траве нашел и поднял светлячка. Голубоватый
фосфорический свет, исходивший из изумрудной бриллиантовой точки, осветил
его широкую и сильную ладонь. Марья Николаевна наклонилась, и головы их
сблизились в слабом свете.
неподвижно лежавшего и тихо светившегося червячка.
поднял глаза и в прозрачном свете увидел ее тонкий и нежный профиль и
верхнюю часть выпуклой груди.
чуть-чуть закачалась ветка. Они вздрогнули и оглянулись. Молочаев осторожно
стряхнул светлячка в траву, и снова стало темно и еще гуще пахло теплыми
влажными травами.
таинственное влекущее чувство, и ему показалось, что он слышит напряженные
зовущие удары ее сердца. Перед ним смутно белела тонкая склоненная женщина и
в темноте казалось, что она далеко; но тонкий раздражающий запах ее тела и
сухих волос близко и горячо обдавал лицо Молочаева. Тишина становилась все
напряженнее, мрак сгущался, и все отодвигалось куда-то, окружая их тьмой и
пустотой, в которой были только они, их тянущиеся друг к другу сильные
раздраженные томящиеся тела. Все ближе и ближе сокращалось расстояние между
ними, и из мрака выступали они, точно окруженные своим таинственным,
одуряющим светом, тихим, как ночь, напряженным и дрожащим, как желание.
Белые свечечки светили где-то далеко-далеко, в глубине обступившего мрака.
Молочаев тихо протянул руку, скользнул по вздрогнувшему мягкому телу и обнял
его, тонкое, нежное, жгучее и бессильное. Она медленно закинула голову, так
что невидимые мягкие волосы упали на плечи и на руку Молочаева. В сумраке
мутно и близко-близко блеснули полузакрытые глаза и задрожали влажные
горячие губы. И казалось, неодолимая сила слила их в одно и нет между ними
ничего, кроме бесконечного сладкого и мучительно трепетного желания.
среди выступивших деревьев, кустов и насмешливых ночных огоньков: Марья
Николаевна вырвалась из рук Молочаева, извившись, как красивая и злая змея,
и звонко, насмешливо засмеялась, отскочив в сторону. Дробные и звонкие звуки
ее смеха, прыгая, понеслись далеко по саду и резко разбудили его.
огромное, тяжелое, еще сладко нывшее и дрожащее тело.
спросила Марья Николаевна. - Какие шутки? Что случилось?..
слышны были в нем дикая боязнь и любопытное желание.
голову Молочаева. Волосы слиплись на его горячем лбу, в глазах поплыл туман,
голова тихо и тупо пошла кругом.
ней, все забывая, уходя от всего и видя только ее одну, манящую,
изгибающуюся, дразнящую. Все существо его знало, что она хочет так же, как и
он, и только боится, дразнит, упрямится. И жгучее желание смешалось с
внезапной сладострастной ненавистью, жаждой грубого насилия, бесконечного
унижения и бесстыдной боли.
руке какой-то мокрой, колючей веткой, брызнувшей ему в лицо холодными
каплями.
торжествуя уже над ним, сказала она; и с тем жгучим наслаждением, с каким
человек заглядывает в пропасть, девушка, издеваясь, взяла его под руку.
бессилием, брызгая на него росой и искрами нервного, раздражающего смеха; а
он покорно, трусливо, сдавливая в себе желание смять, бросить ее на траву,
подчинить, уничтожить своей силой и страстью, шел неловкий, распаленный и
дикий.
XIII
разгоряченной, властной, неудовлетворенной крови. Только на рассвете заснула
девушка спокойным, тихим, мягким сном, но проснулась рано, в солнечное утро.
Целый поток ясного света, свежею воздуха, омытой росой, радостной зелени
рвался в окно, наполняя комнату бесконечно легким ослепительным светом
радостного утра.
открыла нежные мягкие ноги и туго обвилась вокруг круглого и полного,
тонкого, подымающею ее белыми волнами, молодого тела. Черные волосы
развились, руки закинулись за голову нежащимися гибкими движениями. Глаза
смотрели радостно и вопросительно, и было в темной глубине их какое-то
смутное и в то же время определенное ожидание.
розовые пальцы маленьких полных ног тихо шевелились, и в том, что это было
одно, чуть заметное движение во всем замершем, напряженном воспоминанием,
роскошном, свежем, гибком теле, - было что-то сильное и упрямое.
по нему и вдруг сама, не зная почему, с приятно и пугливо толкнувшимся
сердцем вздрогнула, вскочила и, стоя во весь рост, полуголая, нежная,
розовая и белая, гибко и страстно потянулась.
под сереньким одеялом, посмотрела на нее пытливо и серьезно, как будто знала
и обсуждала то, что в ней происходило.
уже испуганно и больно и также, сама не зная почему, бросилась к ней,
обхватила ее худенькое тело полными голыми руками и придавила мягкой упругой
грудью.
хорошо жить!
взглядом, потом засмеялась с сожалением и превосходством.
не умею сказать иногда!.. В жизни важно только великое!
то, как переливалась и двигалась тонкая голубоватая кожа на сгибах ее
вытянутых розовых рук.
со снисходительным превосходством, точно говоря с шаловливым ребенком,
возразила Соня.
Черепнин Владимир
Лондон Джек
Русанов Владислав
Шилова Юлия
Конюшевский Владислав
Пехов Алексей