гебята, если б не попав сюда, в эту чегтову яму? Как бы я оценив эту вот
картофелину, кусочек дгагоценного сава, все, что вы отогвали от себя? Из
своей квагтигы? Где я не ев макагоны по-фвотски, где в гостиной в вазе
постоянно засыхали фгукты? Кого бы и что бы я увидев из пегсональной машины
и театгальной ожи. Все пгавильно. Если мне и суждено погибнуть, то с любовью
в сегдце к людям.
Они -- бваженные. А бваженным -- Господь Судья.
жизни ребятами расплатиться ему нечем, кроме рассказов о сказочной и
увлекательной жизни героев разных книг, Васконян, угревшись меж собратьями
по службе, затертый телами в нарном пространстве, повествовал о графе
Монте-Кристо, о кавалере де Грие, о королях и царях, о принцах и принцессах,
о жутких пиратах и благородных дамах, покоряющих и разбивающих сердца
возлюбленных. Дети рабочих, дети крестьян, спецпереселенцев, пролетариев,
проходимцев, воров, убийц, пьяниц, не видевшие ничего человеческого, тем
паче красивого в жизни, с благоговением внимали сказочкам о роскошном мире,
твердо веря, что так оно, как в книгах писано, и было, да все еще где-то и
есть, но им-то, детям своего времени и, как Коля Рындин утверждает, Богом
проклятой страны, все это недоступно, для них жизнь по Божьему велению и
правилу заказана. Строгими властями и науками завещана им вечная борьба,
смертельная борьба за победу над темными силами, за светлое будущее, за
кусок хлеба, за место на нарах, за... за все борьба, денно и нощно.
удивлению всей казармы, лупил наизусть. Когда чтец, войдя в раж, брызгая
слюною, размахавшись руками, даже почти и не картавя, заканчивал сказку:
"Пушки с крепости палят, в трубы кованы трубят, все подвалы отворяют, бочки
с фряжским выставляют!.." -- все какое-то время лежали не шевелясь, а
старшина Шпатор тихо ронял:
споришь, памаш. Лучше бы винтовкой овладевал. Писем домой не пишешь, мать
командованию звонит: "Жив ли мой Ашотик?" Ничего ты, памаш, не сознаешь...
призывая Васконяна следовать за ним в каптерку. Там он подкладывал солдатику
огрызок химического карандаша, книгу с накладными, заставлял на обратной,
чистой стороне накладной писать письмо под диктовку: жив, мол, здоров,
служба идет своим ходом, нормально, горю мечтой поскорее попасть на фронт,
чтоб сразиться с врагом. В заключение старшина Шпатор совал Васконяну сухарь
либо горбушку хлеба. Утянув кусочек в рукав, Васконян упячивался из
каптерки, задом открывал дверь и по крошке делил меж своими товарищами тот
сухарь, ту горбушку, радуясь тому, что и он может в чем-то отблагодарить
своих благодетелей, быть ровней в боевом добычливом коллективе.
Глава четвертая
-- прибыло пополнение из Казахстана. Первой роте поручили встретить
пополнение и определить его в карантин. То, что увидели успевшие уже
хлебнуть всякой всячины красноармейцы, ужаснуло даже их. Ребята-казахи были
призваны по теплу, содержались на пересылке или в каком-то распределителе в
родном краю в летнем обмундировании, в нем и прибыли в Сибирь. Толкались они
на пересылке или в распределителе, должно быть, долго, приели домашние
запасы, успели оголодать. Дорогой молодые степняки промышляли топливо и
какую-никакую еду. Где-то в Казахстане или за его пределами надыбали поезд с
овощами и вскрыли вагон со свеклой. Пекли свеклу в печурках, поставленных
среди телячьего вагона, грызли полусырую овощь. И без того смуглые, волосом
темные, казахские жолдасы сделались черны что головешки. Глаза слезятся, от
кашля, стона и хрипа содрогались вагоны. Выглядывая из приоткрытых дверей,
сплошь осопливевшие молодые казахи завывали, роняя какие-то слова или
заклинания:
по-казахски.
пропадем!) Апа! Эке! Кайдасы-низдар? (Мама! Папа! Где вы?)
терпят.
состоянии прибыло пополнение из Казахстана, командир полка схватился за
голову и долго бегал вдоль состава, скрипя бурками. Рукою, обтянутой черной
кожаной перчаткой, он открывал вагоны, заглядывал в них, надеясь хоть
где-либо увидеть ребят в лучшем состоянии, но всюду вокруг полуостывших
печек на корточках пеньками торчали грязно-серые фигурки в неумело
намотанных обмотках, в натянутых на уши пилотках. Молча вперивались они
простудно слезящимися глазами в форсистого полковника. Под нарами скомканно
валялись серенькие фигурки, полковник сперва подумал -- шинели, по тут же
сообразил: откуда шинелям быть -- все натянуто на себя. "Мертвые! Что
будет?"
растерянно потоптался, утер лицо платком и угасшим голосом приказал своим
командирам добыть дров, топить печи в вагонах, сам сел в кошевку,
запряженную гнедым рысаком, забросил ноги седой медвежьей полостью и умчался
в расположение полка.
старыми манатками. Ребятишек-казахов выгнали из вагонов на холод, они
торопливо выдергивали из пороха тряпья одежонку, тащили ее на себя.
Призывники, прибывшие в полк по осени, особенным изяществом в одежде но
блистали, надевали дома что подряхлей да похуже, самую уж рухлядь после
обмундирования сожгли в полковой кочегарке. Но среди призывников немало было
и тех, у кого дом заменяли общежитие, училище, исправительно-трудовые
колонии, ну и всякие другие воспитательно-трудовые организации, где мены
одежды не существовало, как и разнообразия труда. В чем работали, жили,
пребывали па гражданке, в том и в армию отправились. Вот эту-то разномастную
одежонку прожарили от вшей и сохранили на складах.
детьми, стайными, полудикими, лопотали что-то по-своему признательное,
пробовали знакомиться с русскими жолдасами, помогавшими им поскорее одеться,
чтобы новоприезжие не поморозились, их бегом гнали в карантин. Когда казахи
вваливались в карантинные землянки, натопленные по приказу командира полка,
они, словно моряки, потерпевшие кораблекрушение и попавшие па берег, бурно
ликовали, радуясь своему спасению.
столбу возле штаба полка, было минус тридцать семь. Парнишек-казахов этим не
удивишь, они терпели морозы и посильнее, да еще и с ураганными ветрами, по
все-таки переполненная медсанчасть работала с перенапряжением, так как
многие казахские жолдасы по смогли подняться с карантинных пар. Воспаление
легких, тяжелые бронхиты, застуженные почки... Больных разбрасывали по
ближним больницам и новосибирским перегруженным госпиталям, остальных же
немедля разбили по батальонам и ротам -- боевая подготовка стрелковых частей
шла ускоренным ходом.
Казахстана, трое из них тут же присоединились к "попцовцам". Верховодил над
казахами здоровенный парень с крупным мясистым лицом монгольского типа,
которого товарищи называли Талгатом. Талгат был немногословен, суров в
отличие от глазастых, подвижных товарищей своих, ходил неторопливо, говорил
медленно, в лицо не смотрел, да и нечем ему было смотреть: там, где быть
глазам, у него щелки, по которым раскосо катались черные картечины, над
глазами перышком взлетали бровки, уголком восходя к неожиданно высокому лбу
мыслителя. Нос у Талгата был по-ребячьи вздернутым, кругленьким, но с
широкими, чуткими, словно у степной зверушки, ноздрями, рот узкогубый, злой.
Древней лютостью, могуществом, может, и мудростью веяло от этого жолдаса с
непримиримо всегда сжатым, широко разрезанным ртом. Талгат немножко знал
русский язык, потому его назначили командиром отделения.
чем могли, выводили "в люди".
речки Бердь в лед вмерзли плоты, предназначен- ные двадцать первому полку
для строительных и хозяйст- венных нужд. Но прежние роты, заготовив и
сплавив лес, не успели его выкатить на берег, потому как спешно были
отправлены на фронт. Молодцы из первой и второй рот, знакомые с лесной
работой, отдалбливали пешнями и ломами плоты, разрубали деревянные скрепы,
цепляли удавкой троса или цепи конец бревна, к цепи привязывали длинную
веревку, тягловая команда, крича: "Взяли! Взяли! Взяли!" -- волокла
обледенелое бревно на берег, к яру, скатывала бревна в штабеля, откуда на
лошадях они увозились в военный городок.
помогал Яшкин. В песчаном яру под оголенно свисающими кореньями сосен
построена землянка с окном и печью. Осенью здесь была пристань, на нее
принимали грузы и новобранцев, прибывавших по реке в полк, тогда в землянке
дневалил военный наряд. Ныне на дощаных нарах по ту и другую сторону резво
гудящей печки валялись взводный и помкомвзвода.
резиновых броднях работал черпалом, так он себя именовал, -- цеплял бревна
Прозоров Александр
Свержин Владимир
Сертаков Виталий
Конюшевский Владислав
Контровский Владимир
Сертаков Виталий