написал... Да и что? Ну, прочтут ее два-три идиота, что из того... Какое
мне, в конце концов, дело?.. Чего биться головой в стену, спрашивается!
конспиративные собрания, пропаганда, риск и неудачи, собственный восторг и
полное равнодушие именно тех, которых он хотел спасать. Он прошелся по
комнате и махнул рукой.
вспомнив Санина, прибавил: - Эгоисты вы все, только и всего!
начали уже бледнить все в комнате, горячо и искренне заговорил Юрий, - если
говорить о человечестве, то что значат все наши усилия, конституции и
революции, когда мы даже не можем представить себе приблизительных
перспектив, ожидающих человечество... Быть может, в той самой свободе, о
которой мы мечтаем, заложены начала разрушения, и человек, достигши своего
идеала, пойдет назад и опять встанет на четвереньки... Для того чтобы начать
все сначала?.. А если думать даже только о себе, то... то чего я могу
добиться? В самом лучшем случае я могу своими талантами и делами стяжать
себе славу, упиться почтеньем людей, еще ниже и ничтожнее меня, то есть
именно тех, которых я не могу уважать и до почтения которых, в сущности, мне
и дела не должно быть... А потом жить, жить до могилы... не дальше! И
лавровый венок под конец так прирастет к лысому черепу, что даже надоест...
прислушиваясь к своим собственным словам, которые казались ему мрачными и
красивыми и возбуждали в нем самолюбивое подъемное чувство.
объектом для юмористических рассказов... нелепым, никому не нужным...
нужным" - значит, ты сам сознаешь!
думаешь, что я не знаю, для чего можно жить и во что можно верить!.. Я, быть
может, и на крест пошел бы с радостью, если бы я верил, что моя смерть
спасет мир!.. Но этой веры у меня нет: что бы я ни сделал, в конечном итоге
я ничего не изменю в ходе истории, и вся польза, которую я могу принести,
будет так мала, так ничтожна, что, если бы ее и вовсе не было, мир ни на
йоту не потерпел бы убыли. А между тем для этой меньше чем йоты я должен
жить и страдать и мучительно ждать смерти!
слова Новикова, а на свои странные и тяжелые чувства. Он вдруг остановился
опять, внезапно вспомнив Семенова, и почувствовал, что по спине пробежало
гадливое и холодное ощущение ужаса. - Знаешь, меня мучает эта неизбежность,
- тихо и доверчиво сказал он, машинально глядя в потемневшее окно. - Я знаю,
что это естественно, что ничего против этого я сделать не могу, но это
ужасно и безобразно!
все-таки он возразил:
кому-нибудь пользу или нет!
Новиков, великодушно не глядя на Юрия.
упрямые волосы и злиться.
сам, по своему собственному желанию...
просто хочется фейерверка, аплодисментов... Эгоизм это все!..
так, и не мог поймать нити, которая еще несколько минут назад казалась ему
натянутой, как струна. Он походил по комнате, сердито дыша, и, успокаивая
себя, подумал, как всегда в таких случаях:
точно все перед глазами стоит, а иной раз точно вот кто-то связал во рту
язык... все выходит нескладно... грубо... Это бывает!"
фуражку.
радостью думая о том, что они могут случайно встретить Лиду Санину.
IX
музыку, по обыкновению игравшую в саду. Играла она нестройно и фальшиво, но
издали казалась нежной и грустной. Навстречу им все попадались мужчины и
женщины, заигрывавшие друг с другом. Их смех и громкие возбужденные голоса
не шли к тихой грустной музыке и тихому грустному вечеру и раздражали Юрия.
В самом конце бульвара к ним подошел Санин и весело поздоровался. Юрию он не
нравился и поэтому разговор не вязался. Санин смеялся над всем, что
попадалось им на глаза, потом встретил Иванова и ушел с ним.
торжественно показал бутылку водки.
он брезгливо отвернулся. Санин это заметил, но не сказал ничего.
двусмысленно усмехаясь, пробасил Иванов.
отошел.
водку мы можем выпить без твоего содействия.
беззаботно-ласковый смех Санина.
Карсавина и учительница Дубова сидели на одной из бульварных скамеек. Было
уже совсем темно, и в тени едва виднелись их фигуры в темных платьях, без
шляп и с книгами в руках. Юрий быстро и охотно подошел.
сесть возле Карсавиной, но было неловко, и он сел рядом с некрасивой
учительницей.
привычке язвительно кривя свои тонкие, сухие губы.
что-то...
примолкли. Юрий помолчал и улыбнулся.
он, хотя никто этого не говорил.
примера... - предложила Дубова.
несчастным человеком. В этом было какое-то грустное удовлетворение и было
приятно жаловаться на свою жизнь и людей. С мужчинами он никогда не говорил
об этом, инстинктивно чувствуя, что они ему не поверят, но с женщинами,
особенно молодыми и красивыми, охотно и подолгу говорил о себе. Он был
красив и хорошо говорил, и женщины всегда проникались к нему жалостью и
влюбленностью.
говорил о своей жизни. По его словам выходило так, что он, человек огромной
силы, заеден средой и обстоятельствами, что его не поняли в партии и что в
том, что из него вышел не вождь народа, а обыкновенный высланный по
ничтожной причине студент, виновата роковая случайность и людская глупость,
а не он сам. Юрию, как всем людям с большим самолюбием, не приходило в
голову, что это не доказывает его исключительной силы и что всякий
гениальный человек окружен такими же случайностями и людьми. Ему казалось,
что только его одного преследует тяжелый и неодолимый рок.