Чтение 13–й страницы книги ~Путешествия с тетушкой~

путешествие до пятнадцатой растянулось, как ему казалось, почти на год,
впереди оставалось еще несколько лет пути. Сиделка говорила мне, что в
каждой из комнат примерно на четвертый день его охватывало какое-то
беспокойство, дорожная лихорадка, и весь первый день в новой комнате он
спал больше обычного, истомленный путешествием. Он начал с погреба и
неуклонно двигался наверх, пока наконец не добрался до последнего этажа,
после чего стал говорить о том, что пора ему снова посетить приют прежних
дней. "Мы теперь будем двигаться в иной последовательности и подойдем с
другой стороны", - говорил он. Он охотно согласился оставить уборную на
самый конец. "После всей этой роскоши забавно пожить в простой обстановке.
Лишения сохраняют молодость. Не хочу походить на этих старых мумий, что
плавают на теплоходах Кьюнарда в каютах первого класса и жалуются на
плохое качество паюсной икры". Второй удар настиг его в пятьдесят первой
комнате. Одну сторону ему парализовало, и нарушилась речь. Я в это время
жила в Венеции, но меня отпустили на пару дней. Мистер Висконти отвез меня
в palazzo Джо. Там очень намучились с ним. До того как случился удар, он
уже прожил в пятьдесят первой комнате семь дней, однако доктор считал, что
ему надо еще по крайней мере десять дней пролежать неподвижно в той же
кровати, и очень на этом настаивал. "Любой нормальный человек, - сказал
он, - согласился бы без разговоров полежать спокойно некоторое время". -
"Он хочет прожить как можно дольше", - сказала я. "В таком случае пусть
так и лежит. Тогда у него впереди верных два-три года, даже при самом
неблагоприятном стечении обстоятельств".

Я передала Джо слова доктора, и в ответ он беззвучно пошевелил губами,
но мне показалось, что я разобрала слово "недостаточно".

Он пролежал спокойно всю ночь и следующее утро, и поэтому сиделка
решила, что он смирился и не будет больше никуда стремиться. Пока он спал,
она потихоньку вышла и спустилась ко мне в комнату выпить чаю. В Милане
мистер Висконти купил свежайшие пирожные с кремом в кондитерской возле
собора. Неожиданно сверху донесся странный скрежет. "Mamma mia! [мама
родная! (итал.)] - воскликнула сиделка. - Что это?" Звук был такой, будто
двигали мебель. Мы бросились наверх, и, как ты думаешь, что мы застали?
Джо выбрался из постели и каким-то образом ухитрился привязать галстук
клуба своей молодости - то ли "Любителей пива", то ли "Горчичного", то ли
еще какого-то - к ручке чемодана. У него не хватило сил встать на ноги, и
он полз по коридору прямо к башне, где находилась уборная, волоча за собой
чемодан. Я крикнула, чтобы остановить его, но он не обратил на крик
никакого внимания. Смотреть на него было мучительно - он полз очень
медленно, с огромным напряжением. Пол в коридоре был выложен плиткой, и
каждый квадрат стоил ему невероятных усилий. Он рухнул до того, как мы
успели подбежать, и лежал, ловя ртом воздух, но меня больше всего огорчило
то, что он сделал лужу прямо на плитках. Мы боялись тронуть его с места до
прихода доктора. Мы принесли подушку и подложили ему под голову, а сиделка
дала ему одну из предписанных пилюль. "Cattivo", - сказала она ему
по-итальянски, что означает "несносный старик". Он улыбнулся нам обеим и
произнес последнюю свою фразу, не очень отчетливо, но я сразу поняла.
"Будто прожил целую жизнь", - сказал он и умер еще до прихода доктора.
По-своему он был прав, пустившись в этот последний путь вопреки указаниям
доктора. Доктор ведь обещал ему всего несколько лет.

- Он так и умер в коридоре? - спросил я.

- Он умер во время путешествия, - сказала тетушка с укором, - как и
хотел.

- "Он хотел отдохнуть - он здесь отдохнет", - процитировал я, чтобы
загладить свои слова, хотя я не мог забыть о том, что дядя Джо так и не
добрался до двери уборной.

- "Домой, домой пришел мореход, - продолжала тетушка, на ходу
переиначивая цитату, - и охотник приплыл домой" [имеется в виду последняя
строфа знаменитого "Реквиема" Р.Л.Стивенсона; пер. - М.Новикова].

Мы молча доели цыпленка по-королевски. Это были как бы две минуты
молчания в День перемирия [день заключения перемирия, положившего конец
первой мировой войне]. Помню, еще в детстве меня занимал вопрос,
действительно ли в Кенотафе [обелиск в Лондоне, воздвигнутый в 1920 г. в
память воинов, погибших во время первой мировой войны; от лат. cenotaphium
- кенотафий, пустая могила] захоронен труп, так как правительство склонно
экономить на чувствах и пытается подогреть их самыми дешевыми средствами.
Хорошо составленные громкие лозунги не нуждаются в покойнике, его вполне
может заменить ящик с землей. Теперь тот же вопрос я задал себе
относительно моего дяди Джо. А может быть, это легкая игра тетушкиного
воображения? Кто поручится, что до конца правдивы истории о дяде Джо и о
моих отце с матерью?

Не нарушая молчания, я почтительно выпил бокал "шамбертена" в память
дяди Джо, независимо от того, жил он на свете или нет. Непривычное вино
гудело в голове, настраивая на легкомысленный лад. Какое значение имеет,
правда это или вымысел? Если память о людях, которых уже нет, продолжает
жить, то они, наравне с литературными персонажами, становятся в какой-то
степени плодом вымысла. Гамлет - фигура не менее реальная, чем Уинстон
Черчилль, а Джо Пуллинг такая же историческая личность, как Дон Кихот. Я
первый нарушил тишину, так как на меня снова напала икота, когда я менял
тарелки, а сыр с голубыми прожилками вернул нам ощущение реальных проблем.

- Дяде Джо повезло, он не сталкивался с валютными ограничениями, -
сказал я. - Он не мог бы позволить себе умереть таким образом, будь у него
только туристский счет.

- Да, счастливое было время, - сказала тетушка.

- А как мы думаем просуществовать на наш туристский паек? - спросил я.
- В Стамбуле мы долго не проживем, имея пятьдесят фунтов на каждого.

- Валютные ограничения никогда по-настоящему меня не смущали, - сказала
тетушка. - Всегда можно найти выход.

- Надеюсь, вы не затеваете ничего незаконного.

- Я в жизни не затевала ничего незаконного, - сказала тетушка. - Как
можно что-то затевать, когда я никогда не читала законов и не имею о них
понятия?

8

Как ни странно, но именно от тетушки исходило предложение лететь до
Парижа. Я был слегка удивлен после всего, что она говорила, так как в этом
случае у нас был выбор.

Я указал ей на нелогичность ее решений.

- На это есть своя причина, - ответила тетушка. - И весьма
убедительная. Я знаю всю кухню аэропорта Хитроу.

Озадачило меня и то, что тетушка настояла на том, чтобы мы ехали на
Кенсингтонский аэровокзал, а там пересели на аэропортовский автобус.

- Мне гораздо проще заехать за вами и отвезти вас на машине в Хитроу. И
для вас это будет менее утомительно.

- В таком случае тебе придется заплатить непомерную сумму за стоянку
машины в аэропорту, - сказала тетушка, но меня почему-то не убедило ее
внезапно проснувшееся чувство бережливости.

На следующий день я договорился с моим ближайшим соседом,
грубовато-бесцеремонным господином, майором Чарджем, о том, что он будет
поливать георгины. Он видел, как сержант сыскной полиции Спарроу вместе с
полицейским подошли к моей двери, и теперь сгорал от любопытства. Я сказал
ему, что они приходили по поводу транспортного нарушения, и он сразу же
проникся ко мне сочувствием.

- Каждую неделю убивают хотя бы одного ребенка. А они только и
способны, что преследовать водителей машин.

Я не люблю вранья, и совесть говорила мне, что я должен замолвить слово
в защиту сержанта Спарроу, который, как и договаривались, прислал урну
срочной заказной бандеролью.

- Сержант Спарроу не расследует убийств. Что же касается
автомобилистов, то за год они губят больше людей, чем маньяки-убийцы.

- Только неосторожных пешеходов, их видимо-невидимо. Пушечное мясо, -
сказал майор. Тем не менее поливать георгины согласился.

Я встретился с тетушкой в баре "Короны и якоря", где она в ожидании
меня допивала прощальный бокал. Мы сели в такси и доехали до
Кенсингтонского аэровокзала. У тетушки с собой было два чемодана, один
очень большой, однако на мой вопрос о том, сколько мы пробудем в Стамбуле,
она ответила: "Ровно сутки".

- Не мало ли после такой дальней дороги?

- Главное - само путешествие. Я получаю удовольствие от поездки, а не
от сидения на одном месте.

- Но даже дядюшка Джо согласился оставаться неделю в каждой из комнат.

- Джо был больной человек, а у меня отличное здоровье.

Поскольку мы летели первым классом (что тоже показалось мне излишней
роскошью для такого расстояния - от Лондона до Парижа), нам не пришлось
платить за излишний вес багажа, хотя большой чемодан был необычайно
тяжелый. Когда мы ехали в автобусе, я сказал тетушке, что стоимость
стоянки для моей машины все равно меньше, чем разница между первым и
туристским классами.

- Разница с лихвой окупается копченой лососиной и икрой, а мы с тобой
вдвоем вполне можем осилить полбутылки водки. Я уж не говорю о коньяке и
шампанском. И кроме того, у меня есть веские причины для того, чтобы ехать
автобусом.

Когда мы подъезжали к аэропорту, тетушка наклонилась к моему уху и
сказала:

- Багаж в трейлере сзади.

- Я знаю.