Чтение 13–й страницы книги ~Три минуты молчания~

потратился. Но тысячу ж я не мог посеять! Майор поглядел на старшину. Тот
лишь руками развел.

- Не знаю, как там тебя...

- Шалай.

- Так! Ну, вот и познакомились. Майор Запылаев. Так вот, Шалай. Мы же
твои деньги не заначили. Ты же это прекрасно сам знаешь.

Я пошел обратно к лавке. Когда же их у меня заначили? Все какие-то
обрывки... Аскольд, задом к двери, молотил в нее ногою, а Вовчик как сунул
палец в звонок, так и держал, пока Клавка не приоткрыла на цепочке. "Кого
еще черти?.." - "Отпирай, Клавдия, мы к тебе Сеню специально привезли. Жить
без тебя не может!" Она там стояла в халатике с красными и зелеными цветами,
смеялась. "И что я с вами, тремя идиотами, буду делать?" За ней -
трехручьевская, в бигудях, что-то ей шептала. "Ты там, Нечуева, не
агитируй!" - это Аскольд все орал. Потом он на диване сидел, тренькал на
гитаре: "Пришел другой, и я не виновата, что я любить и ждать тебя
устала..." И хохотал при этом. Вовчик свою Лидку обжимал, она его шлепала по
рукам и шипела: "Не щекочись, мне смеяться нельзя, не видишь - лицо кремом
намазано?.." А я сел на пол у батареи. Клавка мне поднесла стопку и чего-то
закусить, хотела со мной чокнуться. А я ее ноги увидел, красивые, с круглыми
коленками, и чокнулся об ее коленку. Я ее так любил, Клавку, никого в жизни
так не любил!.. Где-то я еще в кухне ее обнимал... Ну да, голову пошел
мочить... Куда-то я ее поехать со мной упрашивал, потому что бичи меня
ограбят, только она одна меня может спасти... "Ах ты, рыженький, я ведь не
железная, тоже голову могу потерять. А если мне твоя верная в глаза
кислотой?" Чего-то я еще ей бормотал несусветное. Потом она вырвалась,
запахнула халатик, ушла из кухни...

- Ты что, - спросил майор Запылаев, - совсем ничего не помнишь?

- Начисто.

- А с кем в ресторане сидел?

- С друзьями.

- На них не думаешь?

Я не ответил.

- И куда на такси ехали, запамятовал?

- К женщине.

- Что за женщина?

А в комнате я ее с Аскольдом застал, чуть не в обнимку. Ну, так мне
показалось. И я его с дивана швырнул на пол. А сам к ней подсел, стал ее
целовать - в шею, в грудь. Она не вырывалась, только хохотала и дула мне в
лицо. И вдруг меня пучеглазый стал душить. А Вовчик вроде бы разнимать
кинулся, но сам же первый и стукнул, В коридор они меня вытащили метелить.
Но там-то я вырвался и врезал обоим хорошо по разу, а в третий раз в стенку
попал, себе же на убыль. И уж они меня без помехи метелили. Аскольд держал,
а Вовчик примеривался и стукал. "Это ему еще мало. Это он еще не запомнит. А
вот так - запомнит. И вот так". Покамест Клавка не выскочила. "А ну,
прекратите, звери! Я вас сейчас всех налажу!" Но их наладишь, когда уж они
озверели. Открыли дверь и с лестницы меня - головой вниз...

Баба вдруг подала голос из-за решетки:

Ты вспомни получше, мальчонка. Милиция - она хорошая, она чужого не
берет.

- Сиди, сиди, Кутузова, - сказал ей старшина, - тебя не спрашивают.

- Есть, гражданин начальник. Мне мальчика жалко.

- Нам тоже его жалко. А ты молчи в тряпочку.

Майор Запылаев повздыхал и сказал:

- Так как же, Шалай? Не поможешь мне? Я ведь обязан твои деньги найти.

- Ничего вы не обязаны. Я, по крайней мере, не прошу.

- Напрасно ты так. Тем, кто это делает, крепко может попасть, а ты
покрываешь. Что - и фамилии ее не помнишь?

...Когда я эти кирпичики стал кидать - ей в окошко, а попал кому-то
другому, тут целый взвод выбежал меня хватать, и мужик какой-то кричал
сверху: "Это у Перевощиковой, у Перевощиковой шпана собирается. Я эту
квартиру давно на заметку взял!" А Клавка из подъезда: "Больше тебе делать
нечего! Смотришь, кто ко мне ходит? А я женщина свободная. Может, мне тоже
жизни хочется". Ну, и голосок же был у моей возлюбленной!..

Но я еще и про Нинку вспомнил: бичи-то ведь знают, что я на Абрам-мыс
ездил, милиция докопается, а вдруг у нее деньги в сенях остались, даже
наверняка остались, и Нинку вполне замести могут, потом мне ее и самому не
выручить. А если и бичей заметут с Клавкой - все равно, какие б они ни были,
не стоили эти деньги, чтоб люди из-за них сели в тюрягу. Я всего двадцать
суток на губе* сидел, больше не сидел, и все равно я знаю: никакие деньги
этого не стоят. Лучше я сам их при встрече возьму за глотку.

*Армейская гауптвахта (сленг).

- Ты откуда, Шалай? С тралового?

- Сам ты траловый!

- Давай, груби мне. Я все фиксирую.

- Не траловый я, а сельдяной.

- Вот и отвечай по существу. Я на тебя официальный документ заполняю.
Где живешь?

- На земле и на море.

- Ладно, спрошу точнее. Прописан где?

- Прописан по кораблю.

- Так... В общежитии, значит. Ну что, две недельки у нас поживешь. За
вытрезвление с тебя, так и быть, не взыщем.

- Спасибо.

- Ныркин, выдай ему постельный комплект, завтра еще допросим.

Ныркин пошел было, но тут эта баба из-за решетки заканючила:

- А меня когда же в туалет поведут?

- Водили тебя, - сказал Ныркин, - часа не прошло. Потерпишь маленько.

- Не буду я терпеть. Вот возьму и напущу на пол.

Ныркин ей сказал добродушно:

- Напустишь - юбкой будешь вытирать.

- Еще чего! Юбка у меня - шерстяная.

"Господи, - я подумал, - вот баба кошмарная. Как ее только земля носит!
И ведь это я с нею там окажусь, других же камер нету". Я встал и пошел опять
к барьеру.

- Не поживу я у вас, я лучше в общагу пойду.

- Ну, милый, это уж мне знать, где тебе лучше. Нахулиганил - значит, у
нас лучше.

- Нельзя мне, майор. Береговые у меня. Я неделю, как с моря.

- Что ж делать, Шалай? Мы, что ли, с Ныркиным стекла били, покой
нарушали трудящихся?

- И мне завтра по новой в море. Утром отход. На восемьсот пятнадцатом,
можете проверить.

Майор Запылаев бросил свой документ писать, вздохнул.

- Ныркин, завтра какой отходит?

- Кто его знает? В диспетчерскую надо звонить.

- Н-да... Тем более, он же не знает, диспетчер, есть там этот Шалай в
роли или нет. Кто у тебя капитан?

Я пожал плечами. Капитана я еще не успел придумать.

- В море, - говорю, - познакомимся.

- Врет, - сказал Ныркин. - А может, и не врет.

- Ну, а кого-нибудь помнишь? Старпома? Дрифмейстера?

- Штурманов? - баба сказала из-за решетки. - Механиков?

- Во! Стармеха помню. Бабилов.

- Сергей Андреич?

- Точно.

Запылаев опять чего-то вздохнул.

- Телефон-то у него наверняка есть.

Это правда, телефон был у "деда", его за три года до этого депутатом
выбирали в райсовет. Только не нужно ему было знать про мои похождения.

- Он же спит, - говорю.

- Ничего, разбудим. Твоя вина.

- И все я пошутил. Никакой у меня не отход.

- Врал, значит?

- Ага, - я снова пошел к лавке, - давай мне, старшина, комплект, я
спать лягу.

Майор Запылаев все-таки набрал номер. Я так себе и представил, - как в
длинном-длинном коридоре, где сундуки стоят, корыта, холодильники, а на
стенах висят велосипеды, как там звенит, заливается звонок, - пока
кто-нибудь, самый нервный, не выскочит, протирая кулаками очи, не нашарит
выключатель, потом - в другой конец не зашлепает, к телефону. Потом идут
стучать "деду" - тоже подвиг, опять в другой конец беги. Но "деда" нельзя не
позвать, его и ругают, и уважают. И вот "дед" поднимается, кряхтит,
накидывает бушлат, сует ноги в теплые галоши, идет, и вся квартира, конечно,
пристраивает уши к дверям - кому же он понадобился в столь поздний час?
Любопытно, любопытно, "майор Запылаев из милиции", то-то нынче пошатывались,
когда пришли. Нет, с "дедом" все в порядке, матросик из его экипажа
набедокурил, - "в нетрезвом, конечно". Скажите, тысячу рублей размотал, не
помнит где. Хорош экипаж! А "деду" он что - сын, племянник? Ах, этот,
который все к нему ходил, вроде подкидыша. Хорош подкидыш, с таким жить да
радоваться. А старый-то за него просит, унижается, было бы из-за кого.
Господи, и Марь Васильна выбежала, Бог своих не дал, вот и носятся с
прохиндеем великовозрастным, души не чают... Потом идут они двое, между
замочных скважин, и молчат. Запираются в своей комнатешке и друг другу ни
слова.

Майор Запылаев положил трубку, погладил свой "внутренний заем" и
насупился: что же теперь ему с официальным документом делать?

- Оставлю на всякий случай. Жильцы пожалуются. Стекла придется тебе
вставить. Договорились?