Чтение 13–й страницы книги ~Подняться на башню~

Палата была полна - не столько оттого, что служительницы богини славились лекарскими способностями, сколько благодаря дешевизне врачевания. Бедных и увечных монахини лечили бесплатно, исподволь уговаривая принять постриг.

Сестра Минья, принимавшая роды, бережно взяла крошечную девочку на руки и привычным движением перерезала пуповину. Малышка не кричала, только тихонько вздыхала и смотрела по сторонам сияющими глазами. Монахиня опустилась на стул, коснулась пальцами детского лобика и тут же вскочила. Ее вытянутое лицо побелело.

- Чистая, - прошептала она и дрожащими руками завернула Ойну в пеленку.

Потом сорвала с себя заляпанный белый халат и выбежала в коридор.

- Чистая! Чистая! - закричала Минья, поднимая девочку над головой. - Радуйтесь, сестры! Матерь послала нам свое чадо! Позовите настоятельницу!

Захлопали двери, послышались возбужденные голоса, смех. Минью окружили десятки монахинь, к маленькой Ойне потянулось множество рук. Служительницы, прибежавшие позже, становились на цыпочки, чтобы разглядеть личико новорожденной.

- Зорюшка ясная, - с придыханием сказал кто-то.

Сестры согласно заахали.

За спиной Миньи, в лазарете, послышалось сдавленное хихиканье, сменившееся стоном. Никто не обернулся. Ущербная рассудком пьянчужка - мать Ойны - провела ладонями по окровавленному животу, сжалась в комочек, прячась от рвущейся изнутри боли, всхлипнула и умерла.

Воспитывалась Ойна в монастырском приюте, и поначалу ее жизнь ничем не отличалась от жизни брошенных родней сверстниц. Она вставала с зарей, помогала накрыть столы в трапезной, завтракала, вместе со старшими послушницами убирала и мыла посуду. После молитвы начинались уроки: сирот учили грамоте, основам арифметики и географии. Время между обедом и ужином посвящалось уборке, уходу за садом, шитью и вязанию - девочек с самого раннего возраста приучали к труду. Только когда Ойне исполнилось шесть лет, она стала замечать особое к себе отношение. Взрослые монахини смотрели на нее с благоговением, внимательно прислушивались к ее словам. Шалости, за которые других послушниц безжалостно бы выпороли, сходили ей с рук.

Накануне своего седьмого дня рождения разыгравшаяся Ойна уронила старинную вазу керамской работы, подаренную монастырю самим генералом Рубелианом. Ваза с грохотом упала, осколки разлетелись по комнате, и куст синих роз осел в быстро растекавшуюся лужу. Метелочка для смахивания пыли выскользнула из рук, девочка застыла на месте и зажмурилась, надеясь, что ваза каким-то чудом снова окажется целой. Чуда не случилось, и Ойна бросилась к шкафу за тряпкой. На глаза набежали слезы, мешавшие толком рассмотреть сложенные на полках стопки полотенец и простыней.

"Когда Мрийка порвала занавески в приемной, ее посадили в сарай, на хлеб и воду, а Тиру заперли в чулане, в темноте, - думала она. - Только бы никто не зашел! Только бы никто не зашел!"

Вынув из ящика старенькую штопаную скатерть, Ойна насухо протерла пол, и только начала собирать осколки, как краем глаза увидела, что дверь приоткрывается. На пороге стояли настоятельница Самния и ее помощница. Ойна съежилась, желая сделаться совсем маленькой и прозрачной, молясь, чтобы высокие сестры не заметили сжавшуюся в углу воспитанницу.

- Это Чистая, - услышала она. - Надо же, генеральскую вазу разбила.

Мать Самния вздохнула:

- Что ж, пусть пока резвится. Подумаешь - ваза. Не пороть же малышку из-за этого? Пусть играет, милостью Амны.

Сестры тихо прикрыли за собой дверь и удалились.

Ойна опустилась на пол, пытаясь осознать услышанное. Чистая? Святая, отмеченная перстом пресветлой богини? Творящая чудеса, поддерживающая силу в Сердце? Девочка бросила тряпку и подбежала к стоявшему на столике зеркалу. Осколки вазы захрустели у нее под ногами.

- Чистая, - прошептала Ойна, морща облупленный нос. - Не пороть же ее? Не пороть же ее! Не пороть!

Она засмеялась. Чистая! Чистая! Вся навязанная воспитанием сдержанность улетучилась в одно мгновение. Тысяча невидимых иголочек покалывала ее кожу, щекотала ладони и ступни. Ойна подпрыгнула па месте и выскочила в коридор, маленьким смерчем пронеслась по лестнице, выбежала во дворик.

Хохот распирал ее изнутри, когда она собирала в коробочку еще по-весеннему вялых пауков и выкладывала из них узоры на подушках старших послушниц. Беззвучно хихикая, она прокралась на кухню и стянула со стола миску рыбного фарша - кормить уличных котов.

Чередой потянулись веселые дни. Ойна гоняла по коридорам крыс, грызла на уроках маковые сухарики, нарочно путала слова молитв. Вечерами она удирала из общей спальни в сад и подолгу просиживала возле ручейка, перебирая камешки и глядя в неспокойную прозрачную воду.

Все закончилось промозглым осенним утром, когда в монастырь приехала мать Полонна - дама-настоятельница Убарского храма.

***

Дом Нестора Нурра стоял в самом сердце обширного оврага. Перед фасадом тянулся розовый мраморный портик, в нишах второго этажа виднелись статуи. Тщательно расчищенный двор окружала высокая частая ограда. Стоило путникам приблизиться, как послышался лай и из-за угла дома выбежала стая псов. Помахивая пушистыми хвостами, собаки улеглись рядком вдоль забора.

- Богато живет твой гений, - присвистнул Хёльв.

- А чего бы не жить богато, если деньги есть? - ответил Лэррен. - По-твоему, все художники должны жить в мансардах?

- Может, и не в мансардах, но к чему эта кобелиная орава?

- Наверное, чтобы богатства целее были. Небось и ты завел бы себе охрану, если бы жил в таких хоромах?

Они пошли вдаль ограды, разыскивая ворота. Собаки вскочили и бросились следом, предупредительно рыча и скаля зубы.

- Как ты думаешь, это работа самого Нурра? - спросил Хёльв, указывая на припорошенного снегом гипсового дракона.

Эльф кивнул:

- Это макет монумента, установленного в Верховном Дворце Велерии.

- Ну и ну! - восхищенно протянул юноша. - Ничего не скажешь - мастер!

Вычурная чугунная калитка была заперта на висячий замок, но рядом, на вбитом в землю столбике, покачивался колокольчик. Хёльв несколько раз его подергал, не рассчитывая особенно на ответ. Однако несколько минут спустя в окошке над входом в дом загорелся свет, заскрипели засовы и на крыльцо вышел коротко остриженный скуластый мальчишка в потрепанной шубейке.

- Кто-о-о? - протяжно выкрикнул он, взмахнув фонариком.

- Дворецкий госпожи Арбигейлы. С помощником, - сказал Лэррен. - Прибыли подсобить с приготовлениями.

Мальчишка шумно втянул в себя воздух и, успокоив собак, пошел к калитке.

- Уже? - спросил он, возясь с замком.

- Уже, Биви, уже. Отворяй ворота.

Тот замер, разинув рот.

- Откуда вы знаете, как меня зовут?!

- Не зря у волшебницы не первый годок служим. - Эльф со значением понизил голос.

- Мы еще и не на такое способны.

Хёльв сдвинул светлые брови и кивнул.

- Уж больно строга, - пожаловался он. - Только повод и ищет, чтобы с кого-нибудь шкуру спустить.

- А наш хозяин совсем не такой!

- Пока не такой.

В широко распахнутых глазах Биви промелькнул страх.

- Думаете, это заразно?

- Не исключаю. - Лэррен выразительно подышал на озябшие пальцы. - Может, ты нас все-таки впустишь или так и будем на морозе беседовать?

Мальчишка всплеснул руками, суетливо подхватил гостей под локти и повлек в дом.

Внутреннее убранство особняка было куда скромнее внешнего: голые оштукатуренные стены, деревянная мебель, ситцевые занавеси на окнах. Но, несмотря на предельную простоту обстановки - а может, именно благодаря ей, - комнаты обладали каким-то особым, чарующим уютом.

- Светло здесь, - заметил Хёльв. - И пахнет хорошо.

- А как же! К прибытию ее чародейства стараемся. Денно и нощно.

За стеной послышался треск, грохот и давешний густой бас протрубил что-то нечленораздельное.

- Это Подер, - пояснил Биви. - Делает вересковые шалашики. Говорят, в Хан-Хессе принято их ставить возле камина.

- Святая правда, - подтвердил Лэррен. - В последнее время вошло в моду связывать их шелковыми лентами.

- Госпожа предпочитает алые, с вышитыми концами, - вставил Хёльв.

- Пропитанные ароматическими маслами, - добил эльф. Биви захлопал ресницами:

- У нас нет лент, и бежать за ними в Брасьер уже поздно. Что же делать?

Эльф сокрушенно вздохнул;

- Придется обойтись. Все-таки госпожа понимает, что ожидать особого комфорта от развалин в глубине лесов не приходится.

По лицу мальчишки скользнула тень обиды - назвать самое величественное из всех виденных им зданий развалинами? После того как он целый день драил полы к приезду волшебницы? Хорошенькие манеры у этих городских!

- Давайте я вам лучше вашу комнату покажу, - буркнул он. - Воду греть или так спать ляжете?

- А одеяла хорошие? - спросил Лэррен. Биви поджал губы.

- Если одеяла хорошие, то и без горячей ванны можно обойтись, - пояснил эльф.

Мальчик потоптался на месте, исподлобья поглядывая на капризных гостей, и крикнул:

- Эй, Подер, пойди сюда.

- Чего тебе? - пробасили из-за стены.

- Тут к нам прибыли...

В соседней комнате что-то печально хрупнуло, словно сломался в неловких руках вересковый шалашик. По коридору загрохотали шаги, и в прихожую вбежал мужик огромного роста. Его лысая, как яблоко, голова матово поблескивала в свете ламп.

- Здрасьте, - подобострастно проговорил он, распихивая по карманам мотки бечевы.

- Лэррен Эрвалла, - выступил вперед эльф. - Дворецкий ее сиятельства. Это Хёльв, мой юный, но очень способный помощник.

- Подер я, - представился гигант, протягивая костистую лапищу.

Лэррен светски улыбнулся:

- Душевно рад.

- А где же сама госпожа Арбигеила?

- Немного задержалась в пути, - сказал Хёльв, - Послала нас вперед, проверить, все ли здесь готово, помочь в случае нужды.

- Они спрашивают, какие у нас одеяла, - мрачно сообщил Биви.

- Самые что ни на есть теплые. Из лучшей велерской пряжи.

- Да что им велерская пряжа, если и замок наш для них - развалюха, - продолжал ворчать Биви

Хёльв бросил на Лэррена укоризненный взгляд. Тот виновато пожал плечами.

- Хозяйке должно здесь понравиться. Очень уютно.

- Не каждый дом в Хан-Хессе обставлен с таким вкусом, - польстил эльф. - И чисто - как в ратуше перед балом.

Биви чуть оттаял:

- В покои-то пойдем или здесь спать будете?

- Вы, часом, не проголодались в дороге? - участливо спросил Подер.

Тонкие пальцы Лэррена побарабанили по столу. На лице отразилась вялая задумчивость.

- Да не то чтобы... - Он бросил косой взгляд на побагровевшего от возмущения Хёльва и добавил: - Но нам было велено продегустировать все блюда, что вы приготовили для ее сиятельства.

- Ага, - почему-то обрадовался Биви. - Я так и думал.

Он ловко перемахнул через стол и вприпрыжку побежал к двери. Оставшиеся в комнате проводили его взглядом.

- Куда это он? - спросил эльф.

- На кухню, куда ж еще, - охотно объяснил Подер. Весь вечер вокруг кастрюль вертелся, как лиса возле курятника. Надеется, что и ему с вашего стола перепадет.

- Отчего ж нет? - сказал Хёльв. - В компании все как-то веселее.

Подер заметно оживился:

- Полностью с вами согласен, добрый юноша. В хорошем обществе и вино приятнее потребляется, и трубочка веселее раскуривается.

Подмигнув гостям, гигант степенно удалился в соседнюю комнату и вернулся минуту спустя с запечатанным кувшином под мышкой. Лэррен вскинул бровь:

- А хозяин по этому поводу ничего не скажет? Подер только рукой махнул:

Ему не до нас. Сидит в своей норе которую неделю, коса не кажет. Только за едой приходит раз в день. А бывает, и вообще не приходит.

- Идеальный хозяин, - сказал Хёльв, придвигая к себе кувшин.

- Просто мечта, - согласился эльф.

За окном завыла собака - негромко, но жалобно, поскуливающе. Взошла луна, и ночь сразу стала ясной. На синеватый снег легли четкие тени деревьев и замковых башен. Ветер стих, и на Болотистую Овражину дохнуло морозом.

Хёльв спал и видел осень. Поросший лесом овраг золотился опавшими листьями, во мху маячили коричневые шляпки грибов. Пахло хвойной сыростью и дымом далекого костра. Пахло домом.

Над оврагом возвышалась башня. Черные окна-бойницы холодно смотрели на непрошеного визитера, трепетали на ветру глянцевые листья плюща.

Хёльв хотел отвернуться, хотел бежать прочь, но ноги понесли его вперед, к входу, а потом наверх по шатающейся лестнице без перил. На пороге кабинета он остановился. Здесь ничего не изменилось: все тот же беспорядок, раскрытые книги, старинные свитки.

Хозяин башни по-прежнему лежал на полу, сжимая руками торчавшую из груди стрелу.

- Здравствуй, - сказал мертвый колдун, открывая пустые, подернутые пеленой глаза.

- Прости меня, - выдавил Хёльв, цепляясь пальцами за дверной косяк, - Я не хотел, я правда не хотел... Губы убитого сложились в злую улыбку.

- Нет, проговорил он, медленно приподнимаясь. - Нет, нет, это невозможно.

Хлопнуло незакрытое окно, и в комнате повеяло стужей.

- Нам надо поговорить, - сказал колдун. Он уже стоял, держась за угол стола. Из раны на груди сочилась густая, совсем не похожая на кровь жидкость.

- Поговорить, - повторил он, двигаясь к Хёльву. - Поговорить.

Тот попятился было назад, к лестнице, но тут же остановился, с ужасом чувствуя, как кто-то невидимый подобрался к нему. Плеча коснулось что-то мягкое, горячее, царапнуло по обнаженной коже. Хёльв закричал и проснулся.

В окно заглядывала маленькая ослепительная луна, наполняя комнату призрачным светом. Сваленная на стуле одежда казалась огромным многоруким пауком. По потолку бежали блики.

На соседней кровати заворочался Лэррен.

- Кошмары? - невнятно спросил он из-под одеяла.

- Вроде того.

Поправим дрожащими руками подушку, юноша перевернулся на другой бок и попытался расслабиться. Но жуткий сон не шел у него из головы.

- Эй, - тихонько позвал он, - Лэррен! Ты не спишь?

- Теперь уже не сплю, - недовольно отозвался эльф. Хёльв вздохнул.

- Извини, - прошептал он.

- Да чего уж там. Выкладывай.

- Я... Я убийца.

Лэррен приподнялся на локтях и внимательно посмотрел на юношу. Потом встал с кровати и, укутавшись в одеяло, уселся на подоконнике.

- Интересные новости. Душегуб, значит?

- Наверное. - Хёльв опустил светловолосую голову. - Я серьезно, Лэррен.

Эльф молчал, ожидая продолжения.

- Прослышал в одной корчме про колдуна, который всей округе жить мешает, да и вызвался его прикончить. Герой...

- Прикончил?

- Прикончил. Я думал, это как зверя убить бешеного, а он...

- Оказался обычным человеком? Нормальным? Хёльв только кивнул. Он сидел, положив подбородок на колени, и разглядывал трещину в стене. Между лопаток полз противный липкий холодок.

- И теперь тебя мучает совесть? - По тону Лэррена невозможно было понять, насмехается он или говорит серьезно.

- Я как-то забыл об этом... Почти. А теперь вот - сон. На улице залаяла собака, послышался сонный голос Подера, Хёльв поежился, тревожно покосившись на окно.

- Тебе снился он? Убитый тобой человек? - спросил эльф.

- Да.. - Юноша замялся. - Как будто он жив и хочет со мной поговорить, сказать что-то важное. А потом что-то коснулось меня, я очень испугался и проснулся.

Лэррен зевнул и небрежно махнул рукой:

- Ерунда это все. Муки нечистой совести. Не бери в голову. - Он протер запотевшее стекло. - Что это они там расшумелись?

Во дворе продолжала лаять собака. К басу Подера присоединился голосок Биви - тонкий и умоляющий.

- Что там?

- Не вижу, замерзло все. Ристаговы дары! Заклеено!

Встав на подоконник, эльф приоткрыл форточку и выглянул наружу. В комнату ворвалась стайка снежинок. Лэррен переступил с ноги на ногу. Хёльв нетерпеливо подергал его за край рубахи.

- Ну? Кто-то пришел? Не молчи!

- Отстань.

Эльф сперва раздраженно отбрыкивался, потом замер, напряженно вслушиваясь в разговор. Увидеть крыльцо мешал фронтон, Можно было рассмотреть только каменный край лестницы, возле которого стояла незнакомка в темной накидке. Поставив ногу на первую ступеньку, она что-то негромко говорила.

- Я же слышу, там какая-то женщина! - Хёльв подпрыгнул, пытаясь разглядеть происходящее.

- Погоди ты! - замахал рукой Лэррен. - Она... Раздери меня барсук!