Чтение 13–й страницы книги ~Скелет из пробирки~

Не успела стайка щебечущих подростков исчезнуть за поворотом, как я схватила мобильный, набрала номер и, услыхав глухое "да", проорала:

- Через час, в пирожковой, возле твоей работы! Не вздумай опоздать или не прийти!

- Но... - забормотал удивленный Олег, но я уже отсоединилась и скачками понеслась к метро.

Очевидно, Куприн настолько был удивлен моим тоном, что в виде исключения не заставил себя ждать. Обычно, если мы договариваемся о встрече где-нибудь в городе, мне приходится топтаться по полчаса, прежде чем увижу потного, всклокоченного мужа, который наконец-то явился на свидание. И если вы думаете, что первая фраза, которую он произносит, звучит так: "Прости, дорогая, я, как всегда, не рассчитал времени и заставил тебя плясать на морозе", то глубоко ошибаетесь.

С самым недовольным видом Олег заявляет: "Очень трудно прервать служебные дела из-за идиотского похода в магазин!"

При этом учтите, что мы собираемся покупать ему брюки, а в субботу или в воскресенье муженек тоже работает.

- Ты заболела? - с выражением неподдельной заботы на лице поинтересовался Олег и откусил полпирожка.

Я уставилась на оставшийся в его руках остаток с непонятной желтой начинкой, и меня мигом хватил "родимчик".

- Имей в виду! Завтра же я развожусь, а после подаю на тебя в суд!!!

Куприн выронил кусок печива и забубнил:

- Вилка, ну ты че? Белены объелась? И вообще, что случилось?

Но у меня от негодования закончились слова, а те, которые остались, как-то не принято произносить вслух в тесно набитой людьми забегаловке, да и дети тут есть!

- Ну что я сделал? - недоумевал Олег. Потом вдруг его лицо разгладилось, и он хлопнул себя по лбу.

- Прости, я кретин!

- Вспомнил! - прошипела я.

- Извини, дорогая, как только я мог забыть! Сегодня же куплю подарок, а может, хочешь пойти в ресторан? - тряс хвостом супруг.

- Какой подарок? - изумилась я.

- Ну ладно, - заулыбался Олег, - у нас же вчера была годовщина свадьбы. То-то ты весь вечер дулась! Да, я кретин...

У меня просто потемнело в глазах. Кое-как собрав в кучу остатки самообладания, я протянула:

- Тот недобрый день, когда меня никто не остановил от похода в загс, был второго сентября. Сейчас на дворе июнь, а случилось вчера совсем иное, читай!

Олег взял "Сплетник" и через пару секунд растерянно спросил:

- Я сказал такое?

- Да.

- Но я просто пошутил. Глупо, конечно, вышло.

- Глупее не бывает, - я шмыгнула носом, - просто сорвал мне рекламную кампанию. Теперь издательство не захочет печатать мои книги. Федор конкретно сказал: станешь слушаться - все будет в шоколаде. А нет, так и иди на фиг!

- Но, Вилка, - попытался утихомирить меня муж, - успокойся! Во-первых, всем вокруг абсолютно понятно, что это просто шутка, хорошо, идиотская, но шутка. Во-вторых, тебя же невозможно узнать на фото, в-третьих, можешь оттащить свои идиотские книжонки в другое издательство. Вон их сколько, словно грибы после дождя растут.

Я пыталась справиться с подступающими рыданиями, но тут одна из бабенок, быстро поедавших пирожки, обернулась и с криком: "Bay" - кинулась ко мне. В руках она сжимала "Сплетник"!

- Это же вы! - заорала она, тыча мне под нос злополучное издание. - Ну скажите! Вы?!

Пришлось кивнуть. Баба развернулась и, перекрывая мерный гул голосов, завопила на весь зал:

- Надька! Чаво ты убиваешься из-за Ленки! Эка невидаль, посадили девку! Вон глянь скорей сюда! Вот эта, - в мою сторону направился корявый палец с облупившимся ярко-красным лаком, - отсидела свое, за убийство! А теперь писательница, Арина Виолова!

В пирожковой воцарилась тишина. Несколько десятков пар глаз, блестящих от любопытства, принялись шарить по моему лицу. Я не сумела сдержать рыданий, скомкала мерзкую газетенку, швырнула ее в Олега и, чувствуя, как чужие взгляды прожигают на мне дырки, побежала на улицу. Вслед мне понесся негодующий голос Олега:

- Ты офонарела? Какое убийство?! Эта женщина никогда не привлекалась!

У метро я слегка успокоилась и решила принять меры безопасности. Непонятно, каким образом люди опознают меня по фотографии, на которой я сама не могу найти себя. В ближайшем ларьке пришлось приобрести бейсболку и черные очки. Натянув козырек на нос, я спустилась в подземку и попыталась ослабить натянутые, как гитарная струна, нервы. Ладно, собака лает, а караван идет, надо искать убийцу Любы Боярской.

Услыхав, что к ней хочет приехать женщина, пишущая книгу о редких фамилиях, Фаина Семеновна мигом воскликнула:

- Жду с нетерпением!

И не успела я появиться на пороге большой, просторной квартиры, как она заявила:

- Чижик - уникальная фамилия, нас в Москве в свое время имелось только четверо. Я, мой отец, муж и сын.

Услыхав последнюю фразу, я сразу поняла, кто в доме был хозяин, и сообразила, как следует строить беседу. Следующий час мне демонстрировали семейные фотоальбомы и засыпали ненужными сведениями:

- Наш прапрапра.., дед, - на полном серьезе сообщала Фаина Семеновна, - рос вместе с царевичем Дмитрием, ну помните? Еще поговаривают, будто ребенка Борис Годунов приказал убить. Мальчики любили развлекаться такой забавой, как игра в ножички. Ножик по-старорусски - чижик, отсюда и фамилия.

На мой взгляд, глупее истории и не придумать, но попробуйте доказать, что это не правда! Несчастный царевич Дмитрий давно то ли убит, то ли умер от припадка эпилепсии, косточки Бориса Годунова тоже истлели... Но Фаина Семеновна рассказывала о своем предке так, словно совсем недавно пила с ним чай на кухне. Нить ее повествования тянулась ровно, без узелков, - очевидно, пожилая женщина не раз озвучивала историю. В конце концов клубочек докатился до конца.

- Увы, - вздохнула Фаина Семеновна, - на мне род Чижиков угасает.

- Но у вас есть, кажется, наследник, - я приступила к интересующей меня теме, - он женится, родит сына. Впрочем, девочка тоже подойдет, не станет менять фамилию, когда выйдет замуж, и все.

Фаина Семеновна покачала головой:

- Игорь умер.

- Простите.

- Ничего, вы же не знали.

- Но что случилось? Он болел?

Чижик нахмурилась.

- Еще одна наша трагедия. К сожалению, некоторые семьи словно проклял господь. Вот мой прадедушка всегда говорил, что мы до седьмого колена будем несчастливы. Видите ли, в свое время Иван Николаевич Чижик, богатый землевладелец, крепостник, воспользовался правом первой ночи <Право первой ночи - в крепостной России барин имел право лишить невинности невесту своего слуги или крестьянина сразу после ее свадьбы Прогрессивная часть дворянства резко осуждала тех, кто пользовался этой возможностью.>. Слышали про такое?

- Конечно, учила в школе историю России.

- Так вот, девушка наутро утопилась в пруду, но перед смертью она прокляла Ивана Николаевича до седьмого колена, воскликнув: "Пусть старшие сыновья твоих сыновей не доживают до зрелых лет до тех пор, пока их кровь не смоет мою". Вы не поверите, но через год после этого неприятного происшествия скончался его сын Сергей Иванович. И с тех пор рок просто висит над Чижиками. Все старшие мальчики погибали, причем при трагических обстоятельствах. Один пошел купаться в грозу и был убит молнией, другой попал под лошадь... Леонид был убит в восемнадцатом году, Николай погиб на фронте... Игорька же извела жена. Я удивилась:

- Вы уверены?

Фаина Семеновна поджала и без того тонкие губы.

- Я всегда была против этого брака! Очень неприятная семья - что мать, что дочь! Представьте, вдень свадьбы молодая заявила: "Не стану менять фамилию Боярская на Чижик. Не хочу, чтобы надо мной люди смеялись". Вы представляете? Фамилия Чижик ей не подходила! Не прошло и двух месяцев после свадьбы, как Игорька отравили!

- Но из-за чего, ведь не из-за фамилии же!

- Сейчас расскажу все до мельчайших деталей, - кивнула Фаина Семеновна, - а вы, когда станете писать книгу, должны большую часть посвятить истории семьи Чижик, поверьте, в ней есть самые трагичные страницы.

Я постаралась "удержать" лицо. Да уж, некоторым людям настолько хочется прославиться, что это выглядит неприличным.

- В тот ужасный день, - завела Фаина Семеновна, - мать Любы, Мария Григорьевна, решила похвастаться передо мной своей дачей. Мы с мужем всю жизнь честно проработали учителями, отдали себя без остатка чужим детям. Взяток не брали, машин и фазенд не нажили. А Боярские - врачи, сами знаете, без денег к ним соваться нечего, так налечат! Всю жизнь потом будешь не рад. Да еще Мария Григорьевна мещанка, абсолютно бездуховная личность! У нее дом ломился от хрусталя и ковров, но книг не имелось! Ну вот, значит, позвала на дачу...

Фаина Семеновна скрепя сердце, согласилась. Вот ведь как получается в жизни! Сын женится на неприятной девушке, а бедной матери приходится общаться не только с отвратительной невесткой, но и с ее малосимпатичной мамашей.

- Вообще не понимаю, - злилась Фаина Семеновна, - как она смогла переступить порог этой дачи! Во время шашлыков гости изрядно выпили, и один из мужчин рассказал мне, что именно в этом доме задохнулись от дыма ее старшая дочь и зять. Я бы мгновенно продала избу, но Мария Григорьевна как ни в чем не бывало накрыла стол.

Фаина Семеновна, злясь, сидела в углу. Противная сватья, очевидно, очень хотела унизить ее, потому что закатила целый пир. На белоснежной скатерти высились разнокалиберные бутылки, тут же стояли блюда с рыбой и овощами, вазочки с икрой, а на подоконнике размораживался вкусный, но очень дорогой торт немецкого производства.

- Приличные люди не покупают таких продуктов, - злилась сейчас Фаина Семеновна, - они предназначены для воров, взяточников и негодяев. Мария Григорьевна специально потратилась, чтобы уколоть меня. Знала ведь, что живу на крохотную пенсию.

Но больше всего Фаину Семеновну бесил тот факт, что гулянка собралась по поводу дня рождения... Игорька.

Когда гости расселись, Мария Григорьевна, нагло взявшая на себя роль тамады, заявила:

- А сейчас начнем поздравлять Игорька и вручать подарки. Фаиночка, милая, вам слово.

Фаина Семеновна напряглась. В их семье до сих пор было не принято с шиком отмечать праздники, да и не дарили Чижики друг другу ничего. Бывшая учительница откашлялась и вытащила из сумочки дешевую, слегка помятую открыточку.

- Вот, сыночек, послушай материнский наказ. Самое дорогое, что есть у человека, - это мать. Об этом нам писали классики: Пушкин, Бунин, Куприн. Вслушайся в мои слова, произнесенные любящим материнским сердцем, пойми их... Мать - это святое. Никакая другая женщина не может занять ее место, прочитай великих людей...

И так далее, на протяжении десяти минут. Гости, пытаясь сохранить серьезное выражение лиц, тупо смотрели в тарелки. Наконец фонтан напыщенных, ложно многозначительных благоглупостей иссяк.

- А где подарок-то? - поинтересовалась Любочка. Если бы взглядом можно было убивать, Фаина Семеновна вмиг испепелила бы невестку. Но ей пришлось улыбнуться и ответить, протягивая открытку:

- Вот он, материнский наказ.

- А я, Игоречек, - мигом влезла в беседу Мария Григорьевна, - ничего тебе наказывать не стану, сам разберешься в жизни, не маленький. Докумекаешь, кого сильней любить надо: маму, жену или собственного ребенка. Держи, дружочек!

Игорь растерянно посмотрел на связку ключей.

- Это что?

- Дарю тебе "Жигули", - улыбнулась теща, - надеюсь, иногда Любочку покатаешь. А не захочешь - и не надо, машина лично твоя. Завтра оформим в ГАИ, извини, но без твоего присутствия процедуру не совершить!

- Мне бы такую тещу, - заорал ближайший приятель Игоря, Сережа Глотов.

Игорек покраснел, он давно хотел машину, но великолепно понимал, что с его заработками личные колеса так и останутся мечтой.

- Ой, - воскликнул он, - ну нет слов! Любочка кинулась целовать мать, та смеялась.

- Да ладно тебе, сама машина-то дома, во дворе стоит, сюда я только ключи прихватила.

- А какой цвет? - не успокаивалась Люба.

- Серо-голубой, - сообщила Мария Григорьевна - Мой любимый, - не сдержал восхищенного возгласа Игорек.

В общем, подлая Мария Григорьевна добилась своего, перетянула одеяло на себя, а о Фаине Семеновне все забыли. Открыточка, исписанная четким учительским почерком, осталась лежать на столе, молодежь побежала делать шашлыки. Фаине Семеновне ничего не оставалось, как идти вместе со всеми во двор. Правда, пару раз она попыталась выступить, заведя любимую песню о том, как следует уважать родную мать, но Мария Григорьевна, нагло улыбаясь, заявила:

- Абсолютно согласна с вами, милая Фаина, мы, родившие таких замечательных детей, достойны всяческого уважения, но не могут же ваш сын и моя дочь ежесекундно благодарить нас и кланяться?

Фаина Семеновна надулась. Плохо воспитанная сватья посмела оборвать ее, ту, которая может дать совет, объяснить, как себя вести... Следовало демонстративно встать и уйти. Но до железнодорожной станции было десять километров через лес, на дачу Фаину Семеновну привезла на своей машине Мария Григорьевна. Значит, вновь придется унижаться, просить подбросить до станции. Решив ни с кем больше не разговаривать и наказать таким образом присутствующих, Фаина Семеновна демонстративно села посреди сада на скамейку. Пусть подходят к ней, заводят беседу, она ни за что не ответит!

Но уже через полчаса стало ясно: всем наплевать на Фаину Семеновну, никто, даже Игорек, не обратили внимания на старуху, восседавшую в центре участка с демонстративно поджатыми губами. От скуки Фаина Семеновна стала наблюдать за Любой. Невестка не нравилась ей категорически. Слишком самостоятельная, говорливая, привыкшая к хорошим деньгам, начисто лишенная почтения к свекрови, нагло высказывающая свое мнение вместо того, чтобы прислушаться к мудрым советам старших. А еще Любочка хихикала, когда Фаина Семеновна, вздыхая, говорила:

- Обратите внимание, дети, на закат. О чем говорит нам заходящее солнце? Оно напоминает о том, что денек прошел и теперь следует крепко подумать: а как мы его прожили? Не совершили ли ошибок?

Еще ее раздражало, что Игорь буквально смотрел в рот жене. Вот и сейчас сын взял в руки шампур и начал нанизывать мясо.

- Вот черт, - воскликнул он через секунду, - жилистый какой кусок!

- Мясо хорошее, - быстро возразила теща, - шампур тупой.

- Сейчас погляжу, вроде в шкафчике еще один лежит, - подхватилась Любочка и унеслась на кухню.

Через пару минут Игорь взял другой шампур и сказал:

- Во, теперь как по маслу идет, мясо-то и впрямь отличное. Ой, больно-то как!

По руке сына потекла кровь. Но Фаина Семеновна не бросилась к Игорю с перепуганными возгласами. Нет, она, словно статуя скорби и гнева, осталась сидеть на скамейке. Ее душевная рана была намного сильней, чем физическая на ладони парня, и потом, когда сын ранен, мать, естественно, страдает намного сильней и первую помощь и заботу следует оказывать именно ей. Но Мария Григорьевна и другие гости опять проявили удивительную черствость и бросились к Игорю.

- Ничего страшного, - сказала теща, - сейчас обработаем рану. Люба, принеси йод или зеленку, что у нас есть?

Минут через десять, когда суматоха улеглась, а Игорь с перевязанным пальцем вновь занялся шашлыком, Фаина Семеновна увидела, что Люба, озираясь, идет к туалету, стоящему в углу участка. Невестка прятала что-то за спиной. Свекровь пригляделась повнимательней - девушка несла шампур.

Страшно удивленная, свекровь уставилась на захлопнувшуюся дверь клозета. Вот уж странно! Зачем Любе в сортире шампур? Не успела она сделать предположения, как невестка вышла наружу с пустыми руками.

Заинтригованная донельзя, Фаина Семеновна дошла до туалета, сняла висевший на стене фонарик и посветила внутрь ямы. Луч отразился на металлической рукоятке. Любаша выбросила железку в дерьмо.

В глубоком удивлении Фаина Семеновна вернулась назад, получила кусок мяса, но есть его не стала. Все ее внимание теперь было устремлено на Любу. А та, не подозревая, что стала объектом слежки, делала странные вещи. Во-первых, когда Мария Григорьевна ушла в дом, ее дочь мигом размотала бинт на пальце у мужа и стала капать на рану какую-то жидкость красного цвета, совершенно не похожую ни на один известный Фаине Семеновне антисептик.

- Ой, - отбивался Игорь, - хватит, щиплет очень. Уже залили же йодом!

- Мне кажется, что наш йод просрочен, - на полном серьезе заявила девушка.

Фаина Семеновна навострила уши. Йод потерял годность? Ну и глупость говорит невестка, разве такое возможно! Потом Люба приволокла какие-то таблетки и начала всовывать мужу.

- Выпей.

- Ну что ты из-за ерунды трам-тарарам подняла, - улыбался Игорь, - я просто палец поцарапал.

- Немедленно прими!

Молодой муж скривился, а когда жена на секунду отвернулась, швырнул капсулу в костер. Фаина Семеновна мысленно одобрила сына: правильно, нельзя позволять всяким садиться себе на голову.

Когда ночью выяснилось, что у Игоря высокая температура и, скорей всего, началось заражение крови, именно Люба настояла на том, чтобы отвезти его в местную больницу.

- Просто устроила истерику, - с красным от злобы лицом говорила сейчас Фаина Семеновна, - кричала: "Мы не довезем его до Москвы". И каков результат? Игорек скончался от того, что в этом захолустье не было ни лекарств, ни приличных врачей. Она нарочно убила его.

- А через какое время после помещения в больницу скончался Игорь? - тихо спросила я.

- И часа не прошло, - пояснила Фаина Семеновна, - сердце не выдержало, стояла жара, процесс интоксикации организма пошел очень быстро.

- До Москвы было далеко?

- Два с половиной часа на машине. Я вздохнула. Игоря и впрямь бы не успели доставить в столичную клинику, он бы умер в дороге.

- После похорон, - не замечая выражения моего лица, продолжала Фаина Семеновна, - я приехала к Любе и прямо сказала: ты убила моего сына.

- А она что?

Мадам Чижик пожала плечами:

- Весьма спокойно спросила: отчего я сделала подобный вывод?

Свекровь рассказала ей про шампур, красный антисептик, лекарство и подвела итог:

- Ты отравила моего сына. Сначала толкнула его, чтобы он напоролся на острый шампур, а потом обработала рану какой-то дрянью, чтобы она воспалилась. Ну-ка, отвечай, зачем ты вышвырнула железку в сортир? Небось хотела скрыть, что она вся ржавая?

Люба попыталась вразумить свекровь:

- Вы сами не знаете, что говорите. Йод на самом деле имеет срок годности, правда, он не тухнет, как кефир, просто теряет антисептические свойства. Красная жидкость - это фукорцин. Просто удивительно, что вы прожили жизнь, так и не узнав про это лекарство. Таблетка, которую я предлагала Игорю, - антибиотик нового поколения. Если бы вы сказали мне, что Игорек не принял капсулу, а зашвырнул в костер, я бы принесла еще одну, и мой муж, вполне вероятно, остался бы жив. Да, я выкинула шампур, но только по одной причине: испугалась, что кто-нибудь еще поранится, этот шампур самодельный, давно хотела от него избавиться.

Но Фаина Семеновна с возмущением воскликнула:

- Убийца!

Любочка распсиховалась и выгнала старуху. Та несколько месяцев звонила невестке и требовала:

- Иди сама в милицию, а то я отправлюсь туда. Покайся, расскажи о содеянном. Иначе я обращусь в органы.

- Иди куда хочешь, старая дура, - отвечала Люба, - совсем из ума выжила, напридумывала дряни!

Поняв, что бывшая невестка не хочет признаваться, Фаина Семеновна пошла в отделение. Ее вежливо выслушали и выпроводили, не став возбуждать дела.

- Впрочем, господь сам покарал негодяйку, - с плохо скрытой радостью верещала злобная старуха, - Любовь умерла. Так-то вот! Кара всегда падет на голову убийц.

Я с тоской вертела в руках бахрому от скатерти. Эх, совершенно зряшная поездка. Я думала, у Фаины Семеновны и впрямь имеются какие-то доказательства, улики, а тут - кухонная свара, война свекрови с невесткой! Я снова вытащила пустышку! И что теперь делать?

- Только Розочка Шифрина и поняла меня, - внезапно завершила рассказ старуха. - Честно говоря, я не слишком-то раньше привечала девушку, очень уж она вешалась Игорьку на шею, но теперь понимаю. Розочка любила Игоря. Уж лучше бы он женился на ней! Роза, когда узнала о моих предположениях, прямо затряслась вся, посерела и воскликнула:

- Убью ее! Отравлю! Любке Боярской не жить на этом свете.

- Дайте мне, пожалуйста, телефон Розочки, - попросила я.

- Зачем? - проявила старуха бдительность.

- Очень интересная фамилия, - не растерялась я, - подойдет для моей работы, которая, надеюсь, разрастется до книги.

Глава 15

Окончательно отупев от жары, обливаясь потом и чувствуя, как в желудке ворочается противное липко-сладкое мороженое, я приехала домой и влезла под душ. У Розочки Шифриной никто не снимал трубку. Наверное, она сейчас маялась на работе. Но в конце концов она явится в свою квартиру. Холодная вода лилась мне на лицо, вылезать из-под душа не хотелось. Внезапно дверь приоткрылась и всунулась Томочка:

- Вилка!

- Чего тебе? - не раскрывая глаз, поинтересовалась я. - Будь другом, кинь мне сюда бутылочку холодного кваса.

- Тебе придется выйти, - с сожалением сказала Тома.

- Зачем?

- Пришел какой-то странный мужчина, - недоуменно объяснила она, - говорит, ты его знаешь и ждешь на сеанс массажа!

Я потянулась за полотенцем.

- Наверное, ошибся квартирой, я никогда не имела дела с массажистами.

- Может, и зря, - улыбнулась Тамарочка, - вон у Кати Скачковой остеохондроз начался, вызвали некоего Игоря Федоровича - и все, носится Катюха словно заводная.

Я нацепила сарафан и вышла в прихожую. У вешалки, около какой-то странной конструкции, прислоненной к стене, терпеливо ждал Люсик - тот самый дядька, с которым я свела мимолетное знакомство на тусовке у Аси Юдиной. Только на этот раз на нем красовались не фиолетовые шорты из парчи, а совершенно невероятный костюм. Низ - нежно-бежевая юбка, расклешенная от талии, верх - ярко-розовая майка, сделанная из материала, сильно смахивающего на резину.

- Ариночка, - заулыбался Люсик, - а вот и я! Рады?

- Э.., безумно, - пробормотала я, - чай, кофе? Томочка хихикнула и скрылась на кухне.

- Ах, душенька, вы так гостеприимны, - закатил глаза Люсик, - право, это слишком! Но я во время работы никогда не ем! Давайте приступим.

- К чему? - попятилась я. Люсик заломил руки.

- Как?! Вам не передали?

- Что?